Читать интересную книгу Заезд на выживание - Дик Фрэнсис

— Извините, Артур, — сказал я. И, как мог, изобразил раскаяние. — Есть что-нибудь для меня?

— Все было в почтовом ящике, — ответил он и кивком указал на бумаги у меня в руке. К счастью для меня, как раз в этот момент на столе у него зазвонил телефон, и я, как мышка, проскользнул в коридор и направился к себе.» Все же странно, продолжал размышлять я, почему в присутствии Артура я всегда чувствую себя нашкодившим школяром? Может, потому, что тот чисто инстинктивно догадывался, что нахожусь я не там, где положено в тот или иной отрезок времени. К примеру, на скачках, где я получал куда больше удовольствия, чем сидя здесь, в конторе. И это он тоже знал.

Очевидно, нервозность моя происходила из чувства вины. Не раз в самом начале службы здесь мне приходилось сидеть и выслушивать Артура, все его замечания и предупреждения о своем недостойном поведении, что принижало меня в глазах старших коллег. И несмотря на то, что нанимались мы на работу добровольно, положение наше напрямую зависело от того, как гладко крутятся колесики и винтики конторы, где ни за что не стали бы и дальше держать «пассажира», чьи доходы были ниже номинала. Мне еще сильно повезло. Несмотря на частые отлучки на скачки, заказы и деньги я получал хорошие, и никто из коллег не посмел бы упрекнуть меня за несоответствие своей весовой категории.

Я сидел за столом и смотрел в окно на сады Грейз-Инн, этот оазис тишины и покоя в гигантском бурлящем мегаполисе под названием Лондон. Летом в тени огромных платанов находили приют сотни офисных клерков, вышедших в обеденный перерыв съесть свой сандвич. Теперь же все деревья стояли без листвы и жалобно тянули к небу свои одинокие голые ветви.

Что вполне соответствовало моему настроению. Если наша система правосудия не в силах засадить за решетку таких опасных типов, как Джулиан Трент, по той причине, что ему удалось запугать людей, знающих правду, все мы в опасности.

В двадцатые годы в Чикаго у полиции тоже никак не получалось посадить в тюрьму Аль Капоне. Не находилось свидетелей его многочисленных преступлений, убийств и грабежей, которые осмелились бы дать показания против него в суде. Если б это случилось, смертный приговор был бы обеспечен. И Капоне настолько обнаглел, что открыто появлялся на людях, делал заявления для прессы и стал даже своего рода знаменитостью в городе — настолько был уверен, что никто не посмеет дать против него показаний. Но его все же удалось засадить за решетку. Суду была предъявлена неопровержимая улика — гроссбух, где все цифры и надписи были сделаны его почерком. Улика доказывала, что у мафиози имеются огромные незаконные доходы, а нашли этот гроссбух в ящике стола во время рутинного полицейского рейда на склад, где хранилось незаконное спиртное. Согласно законам США, со всех доходов полагалось платить федеральный налог в казну, и вот Аль Капоне был признан виновным, но не в убийствах и грабежах, а в неуплате налогов. Вторым именем Капоне было Габриэль, но уж определенно он был далеко не ангелом. В день вынесения приговора состав присяжных изменили кардинально, и все отчаянные попытки подкупить или запугать хоть кого-то из членов жюри провалились. Впрочем, все равно Аль Капоне признали виновным лишь по пяти из двадцати двух предъявленных ему пунктов обвинения. Но и этого оказалось достаточно. Храбрый судья отклонил представление об обжаловании приговора и приговорил главного врага американского народа к одиннадцати годам заключения. Правосудие восторжествовало над угрозами.

Как сказал сэр Джеймс Хорли, это просто стыд и позор, что того же самого не было сделано в деле Трента.

Я откинулся на спинку стула и зевнул. Что бы там ни думал себе Артур, но опоздал я совсем по другой причине. Не потому что разленился, нет. До пяти утра сидел и читал материалы по делу, которое сейчас вел, причем выступал в нем на стороне обвинения. Сегодня, в понедельник, слушаний не было, а потому я мог хоть целый день проваляться в постели, если б мне не надо было заглянуть в библиотеку.

В качестве ответчиков фигурировали два брата, они обвинялись в преступном сговоре. Такие преступления всегда труднодоказуемы. Разве мечту или помыслы об ограблении банка можно признать преступным сговором? Только после того, как ограбление состоялось. Братьев обвиняли в намерении обмануть страховую компанию путем нахождения лазеек и неувязок в составленном ею договоре. Их вызвали в суд, где оба под присягой показали, что они всего лишь навсего решили, что такой ход возможен, а потом собрались указать компании на эти неувязки, с тем чтоб укрепить ее безопасность. Братья в голос твердили, что вовсе не намеревались воплотить свои преступные замыслы в жизнь и получить незаконные выплаты.

И в это можно было бы поверить, если б не одно обстоятельство. Оказывается, братья уже дважды были судимы за мошенничество и подозревались it еще в нескольких подобных преступлениях. Вот почему я так засиделся за чтением материалов, вот почему мне нужно было зайти в нашу библиотеку, посмотреть подробные записи тех двух заседаний, чтоб уже затем решить, можно ли использовать эти факты в суде. Британское правосудие зиждется на системе прецедентов, и мне надо было знать, имелись ли такие случаи раньше. Если да, если подобное случалось и прежде, то я мог использовать материалы в суде. Если ничего подобного в прошлом не наблюдалось, тогда следовало обратиться с запросом в палату лордов, которая вынесла бы решение. И уже только после этого решение принимал судья, но прежде сторона обвинения должна была представить веские аргументы. В данном случае я выступал в качестве обвинителя, и мне нужно было подобрать аналогичные по обстоятельствам судебные материалы из прошлого, которые укрепили бы мою позицию. И я смог бы доказать присяжным, что раз братья осуждались за аналогичные преступления прежде, то и модель их поведения осталась прежней, а это служило доказательством их вины.

Заметьте, работа барристера на деле выглядит куда менее впечатляюще, чем показывают в кино или телесериалах. И вот весь остаток дня я провел, уткнувшись носом в толстые, переплетенные в кожу тома судебных записей, а после этого еще торчал перед компьютером и вел поиск в Интернете. Здесь поиск мой не занял много времени. До 2004 года свидетельства и улики по предшествующим приговорам исключались из рассмотрения полностью, за редкими случаями, связанными с особыми обстоятельствами.

Тот факт, что некто совершал прежде преступление или не совершал, сам по себе еще не являлся доказательством того, что ответчик мог совершить аналогичное преступление снова. Во многих случаях, и это вполне справедливо, прежние неблаговидные поступки не должны влиять на мнение присяжных, а они, в свою очередь, непременно вынести обвинительный вердикт. Каждое дело должно опираться на новые, относящиеся только к нему факты, а не на инциденты прошлого. Даже самые суровые судьи зачастую придерживаются мнения, что нельзя позволять прежним обвинительным вердиктам влиять на решение жюри, иначе разбирательство будет носить несправедливый характер, а это, в свою очередь, явится условием для пересмотра дела в пользу ответчика. Нет ничего хуже для самолюбия барристера, как добиться обвинительного приговора в суде лишь затем, чтоб после защита имела основания подать на пересмотр. Все эти долгие ночи просиживания за бумагами, пропущенные свидания, вечеринки, развлечения, все эти неимоверные усилия — и ради чего?

Нет, денежный фактор тоже играл свою роль, но здесь для меня, как и в скачках, победа была куда важнее денег.

К половине восьмого я изрядно подустал от перебирания всех этих бумаг, зато мне удалось составить хоть и короткий, но вполне убедительный список прецедентов в пользу своих аргументаций. Я собрал все необходимое, сложил в коробку до утра и вышел на улицу, в темноту.

Я жил в Барнсе, к югу от Темзы, в западной части Лондона, где нам с женой Анжелой удалось купить полдома начала Эдвардианской эпохи на Рейн-ло-авеню с видом на лужайки Барнса. То был типичный для своего времени дом с низким первым этажом с высокими окнами, там полагалось жить прислуге, которая занималась бы стиркой, готовкой и обслуживанием семьи, проживающей наверху. Но строение модернизировали и превратили в две отдельные квартиры. Мы с Анжелой занимали половину, два верхних этажа, откуда, из окон спален, были видны верхушки деревьев. Соседи под нами занимали низкий первый этаж дома с прсторными комнатами и отведенными для бывшей прислуги помещениями.

Мы с Анжелой любили свой дом. Ведь он был первым нашим совместным обиталищем, и мы вложили немало сил и средств, чтоб обустроить и украсить его и подготовиться к рождению нашего первенца, сына, который должен был появиться на свет через полгода после переезда. Было это семь лет назад.

Как обычно, я шел домой через лужайку, от станции Барнс. Уже давно стемнело, и дорогу мне освещали лишь тонкие лучи света отдаленных уличных фонарей, просачивающиеся через голые ветви деревьев. Правда, я знал здесь каждый камешек, каждую выбоину. И вот, пройдя примерно половину пути, я вдруг вспомнил о Джулиане Тренте и его бейсбольной бите. Наверное, не слишком удачная идея топать от станции пешком через лужайки в почти полной темноте. Впрочем, я всегда чувствовал себя уязвимым на улицах со скудным освещением. Я остановился и прислушался, не идет ли кто следом, несколько раз оборачивался проверить, однако дотопал до дверей дома без всяких приключений.