Читать интересную книгу Львиное логово (СИ) - Чайка Дмитрий

— А-а-ы, — тыкал он в темноту пальцем, потеряв дар речи, и толкая локтем счастливого и пьяного соседа по костру.

Из темноты, под раздавшийся рев труб и барабанный бой шли фигуры с огромными рогами и факелами в руках. Вдруг жуткий демон (ну а что еще это могло быть), остановился и выплюнул изо рта огненную струю. Потом еще один, и еще. Лагерь пришел в движение, и пьяные воины не могли понять, что происходит, и почему с выпученными глазами бегают их друзья.

— Демоны! Спасайтесь!

— На нас напали! К оружию!

Вопли создали в лагере дикую панику. Саки, упившись незнакомым тут напитком под названием ёрш, то видели рогатых демонов, изрыгающих пламя, то врагов, бегущих на них с оружием. В лагере закипели схватки, и никто не понимал, а с кем он, собственно, бьется. К ужасу скифов, демоны стали кидать что-то, и это что-то, падая на землю, вспыхивало от близлежащих костров, поднимая пламя выше человеческого роста. Ополоумевшие от ужаса кони, в гуще которых тоже стали вздыматься языки пламени, начали метаться по лагерю, топча всех подряд, и привели войско в полный хаос. В довершение всего в людей по отвесной дуге полетели стрелы, ранящие и убивающие всех подряд. Тохар, который еле увернулся от обезумевшего коня, в крупе которого отвесно торчала впившаяся стрела, хватал пьяных воинов за грудь и пытался унять ужас, плескавшийся в их глазах, но тщетно. И только утром, бродя по разгромленному лагерю, он плакал, находя изрубленных и затоптанных друзей, с которыми не раз ходил в походы. Его племя из пяти тысяч воинов потеряло пятую часть, и еще столько же имело раны.

Этот поход был несчастлив, видно боги отвернулись от них.

Манна. Через неделю.

Ишпакай слушал гонца и мрачнел на глазах. Пока они гоняли по горам маннейцев, выковыривая тех из пещер и ущелий, их собственные кочевья громят эти отбросы, киммерийцы. Жалкие твари, которых дед Ишпакая и его воины плетями выгнали со своих земель, нанесли удар в спину. Он послал гонцов к вождям, указав им явиться в предгорья немедля, чтобы уничтожить этих жалких трусов. Войско его рода, собирая жалкую добычу, вышло сразу же. Они так и не получили вожделенных коней, царь Улусунну приказал угнать их на юг, в Замуа. Ну ничего, они накажут этих шакалов, и вернутся. И он все припомнит, и отравленных воинов, и непонятных демонов, плюющихся огнем. Он вырежет всю Манну до последнего человека, оставив жизнь только тем, кто умеет делать вино. Это его земля, где он будет жить с дочерью повелителя мира, став на две головы выше этих ничтожных пастухов, вождей племен. Она родит ему много детей. Его старший сын примет царство, и никто не посмеет оспорить это право, потому что он потомок величайшего рода. Так думал царь Ишпакай, ожидая своих воинов, спускающихся с гор Манны. Невеселы возвращались воины из похода, не того они ждали. Никто из них не боялся смерти в бою, но нет чести в том, чтобы умереть, уткнувшись лицом в собственную блевотину, или погибнув от меча своего же собрата, обезумевшего от ужаса и коварного пойла. Семь тысяч всадников потеряли саки, а тысячи не смогут натянуть лук, ослабленные ядом и ранами. Пятая часть бойцов потеряна, или не сможет биться. Но ничего, их все равно куда больше, чем ничтожных трусов, воюющих с женщинами и детьми.

Сорок тысяч бойцов широким фронтом пошли по равнине, стараясь не пропустить момент, когда враг покажется рядом. И вот передовые отряды развернули коней и помчали к вождям, заметив разъезды противника. Войско стало собираться в кулак, отодвинув назад раненых, больных и заводных лошадей. Саки надели панцири и шлемы, у кого они были, и натянули луки, зажав в пальцах левой руки по три стрелы. Мечи были редкостью, все-таки скифы были прославленными лучниками, выигрывавшими бой на дальних дистанциях.

Ишпакай прекрасно знал, что западные киммерийцы смогут выставить не более двадцати тысяч воинов, а потому зрелище, которое он увидел, его неприятно удивило. Впереди стояло чудовищное по размерам войско, и бойцов там было куда больше, чем у него. Судя по одежде воинов, там были мидяне и восточная ветвь киммерийцев, а значит, бой будет очень и очень тяжелым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ну что же, боги определят победителя, и по сигналу трубы саки кинулись вперед, поливая противника ливнем стрел. Те ответили, и равнина превратилась в гигантский кипящий котел, где саки, благодаря своему беспримерному мужеству могли бы победить, но было одно обстоятельство. И это обстоятельство сейчас текло с гор Манны, разливаясь по долине в тылу войска скифов. Впереди в одну шеренгу стала тяжелая кавалерия, растянувшись почти на фарсанг, а сзади выстроились легкие персидские лучники и вся армия Манны на высоких и сильных конях. Пять тысяч тяжелых конников взяли разбег и опрокинули саков, превратив войско в мечущееся стадо. Десять тысяч персов и столько же воинов Улусунну закрыли небо тучей стрел, и саки поняли, что попали в ловушку. Силы всех окрестных народов были собраны сюда волей персидского царя, и сегодня народ саков умрет, как один человек. До ночи шла битва, по масштабам не имевшая себе равных доселе. Никогда такие массы людей не сходились в одном месте, и никогда еще в одной битве не погибал целый народ. Боги смотрели на кипящую степь и ужасались той ожесточенности, с которой бились презренные людишки, не поделившие пастбища для своего скота.

Месяцем позже. Город Арбела. Ассирия. В настоящее время — Эрбиль, Южный Курдистан. Ирак.

Великий царь четырех сторон света со свитой смотрел на ужасающее зрелище. Когда перепуганный наместник провинции прислал гонца с вестью, то Синаххериб подумал, что у того помутился разум. Персидское войско проследовало в двадцати фарсангах от сердца империи, пройдя совсем рядом со священным городом Арбела, где был величайший храм богини Иштар. Жители его, давно забывшие о войнах, с ужасом смотрели на длинную пыльную змею, несущую смерть на своем пути.

Многие тысячи конников спустились с гор Манны, которые персидский царь объявил своими, и прошли насквозь провинцию Киррури, не тронув даже яблока на ветке. Конники перебрались вброд через реку Нижний Заб, за которой начиналась захваченная киммерийцами Аррапха, и ушли на юг. Царь очень долго не мог понять, что значит это безумное поведение, но внезапная догадка привела его в ужас. Не тронув мирные города и села, персы унизили его перед подданными, показав, что это не его, Синаххериба, сила охраняет их, а милость их царя. Да и зачем разорять земли, которые скоро станут принадлежать им. Вот что за сигнал послал Ахемен народу Ассирии, показав всем слабость повелителя мира и свое собственное великодушие. И когда его войско появится тут вновь, то города падут к его ногам, не думая сопротивляться, потому что помимо великодушия персидский царь явил свою силу.

И вот на этот знак силы и смотрел царь со своими вельможами, не в силах унять дрожь. Рядом стояла верховная энту храма Иштар Арбельской, которая тряслась, как осиновый лист. Она лучше всех понимала, что значит для нее и ее сестер приход персов-единобожников. Жуткий зиккурат в семь ярусов был сложен из человеческих голов, скрепленных известью. А на верхнем ярусе стояла голова несостоявшегося зятя ассирийского владыки, украшенная царской тиарой.

— Сколько их здесь? — спросил царь стоявшего рядом Туртана.

— Здесь все, повелитель. Тут лежит весь народ царства Ишкузу, по последнего человека.

Глава 5, где персидский царь находит нового союзника и очередного жениха для дочери

Иерусалим, Иудейское царство. Месяц Абу, год 692 до Р.Х.

Царь Иудеи Езекия был уже немолод. Шутка ли, шестой десяток пошел, а потому он назначил соправителем и наследником сына Манассию, которому сейчас было всего семь лет. Езекия был еще вполне крепок, остр умом и фанатично предан великому богу Яхве. Единобожие тяжело продиралось через дебри самого дремучего язычества, повсеместно еще люди почитают Баала и Иштар, богомерзких демонов. Даи сам Яхве был пока еще не единым богом, а скорее пытался стать старшим из всех богов. И даже это давалось ему пока с огромным трудом. Тексты иудейских пророков, творивших в это самое время, только-только собирались в своды, что позже станут пятикнижием Моисея, а еще позже лягут в основу Ветхого Завета. Даже отец Езекии, царь Ахаз, был ревностным демонопоклонником, и по всей Иудее и Израилю росли священные рощи и стояли храмы финикийского Баала, где приносили в жертву грудных детей. Но, господь, что в бесконечной милости своей долго терпел безумства людские, обрушил на нечестивцев свою кару, и прислал на землю обетованную непобедимое доселе войско царя Синаххериба. Израильское царство рухнуло, земли его были опустошены, а люди убиты или стали рабами. А вот Иудейское царство, где царь Езекия усердно молился великому богу Яхве, выстояло. Страшная болезнь косила ассирийских воинов тысячами, и ушел царь Ашшура к себе, посрамленный. Правда, дочери Езекии оказались в ассирийском плену, да триста талантов серебра и тридцать талантов золота пришлось отдать в виде дани. Даже двери Храма Соломона, отделанные немыслимо богато, пришлось ободрать, чтобы отвести лютую напасть от родной земли. Как после этого не уверовать? И начали по всей Иудее вырубать священные рощи, плавить в печах бронзовых идолов и убивать жрецов-демонопоклонников. Железной рукой Езекия вычищал Иудею от языческой мерзости, и преуспел в этом. Если кто и продолжал верить в старых богов, то делал это тайно, опасаясь доноса. Веровать невозбранно можно было в Яхве, его жен и мелких богов колена Иуды, которые стали как бы ниже, чем главное божество, и ушли на второй план. На востоке, в новоявленном персидском царстве, вроде бы тоже почитали единого бога, только именем другим. Но у величайшего божества имен было несчетное количество, даже ученые коэны не знали всех, хоть и прочитали бездну старых пыльных свитков. Жуткий погром в Сузах и последовавшая за этим казнь жрецов, доставила Езекии истинную радость. Мыслимо ли дело, рядом с Вавилоном, скопищем всех возможных грехов, люди уверовали в единого бога, и он дал им милость свою. Благочестивый персидский царь непобедим в бою, а земля его процветает. Говорят, что его наставляет в вере Пророк Ахурамазды, так это неудивительно. Тут, в Иудее, пророки рождаются часто, как нигде. Исайя, чьи молитвы услышал Господь и поразил ассирийское войско страшной болезнью, разве не величайший пророк? Ведь все города до этого покорились великому царю, кроме одного лишь Иерусалима. И теперь посланник персидского государя стоял перед иудейским правителем, почтительно склонив голову и принеся богатейшие дары.