можно было застать степенно прогуливающимся среди резных колонн и блаженно вдыхающим клубы густого пара с ароматом цветочных масел. Несмотря на годы, хозяин не прочь был пощеголять: он всегда облачался в расшитые всевозможными узорами халаты ярких цветов и небольшую, но искусно украшенную драгоценными камнями феску, непонятно как держащуюся на лысине, обрамлённой завитками серебристых кудрей. Даже здесь, в городке на отшибе, эйра Титу удавалось сохранять столичные манеры, словно он принимал у себя в банях по меньшей мере императорский совет. Потому он выглядел особенно забавно в интерьерах самих бань. Хоть они и были выполнены с претензией на ноттскую роскошь, дешёвая плитка со временем оказалась усеяна сколами и трещинами, плесень под потолком каждый раз одерживала победу над уборщиками, а мозаики и фрески на стенах явно были выполнены человеком, для которого слово «искусство» – ругательное.
Внизу же, под всем этим великолепием, находилось ещё более прозаичное место – котельная. Попав туда, рядовой аструмец мог бы подумать, что умер и ему открылись врата в саму Долину Тени. Пузатые трубы, подёрнутые ржавчиной, тянулись от пола до потолка, усеянные сотнями заплаток и вентилей всех форм и размеров. Духота стояла такая, что порой становилось невозможно вдохнуть, а перед глазами начинали плясать цветные пятна. В центральном котле, вокруг которого змеились трубы, бился золотистый свет – аура, – неиссякаемый источник тепла и света попадал сюда из преобразователей на крыше. Энергия небесных светил грела куда лучше огня, и её тёплые отсветы пробивались даже сквозь толстые железные стенки. Работа в котельной – трудная и опасная, а потому попадали туда лишь самые отчаянные ребята. Работяги, готовые на всё, лишь бы прокормить семью. Бывшие преступники, искупающие свою вину тяжёлым трудом. Или, например, мальчишка, не хватающий звёзд с неба, вопреки отцовскому желанию сделать из него великого человека. Тори всегда любил работать руками, и у него это отлично получалось. Разумеется, если позволить допустить кощунственное сочетание слов «любовь» и «работа». Едва ли Тори смог бы решить хоть одну простую задачу на вступительном экзамене в Университете Ищущей, зато ему с лёгкостью удалось бы сколотить из пары досок крепкий стул и выстругать на спинке узор невиданной красоты с помощью одного лишь туповатого карманного ножа. Тэо Рэсис часто, как никто, повторял фразу «Каждому своё» и в то же время не переставал мечтать об образованном ребёнке, который будет портить зрение в библиотеке, а не срывать спину на «грязной» работе. Но вышло как вышло.
Закончив смену, Тори возвращался домой и падал без сил на свою импровизированную лежанку из пары шерстяных одеял. Абео к этому моменту уже спал, аккуратно сложив идеально чистую одежду на стуле. Северянин не храпел и не ворочался, а на одеяле не было ни единой складочки, как будто он вообще не двигался. Иногда Тори даже начинал беспокоиться, жив ли его новоявленный сосед, но проверять не спешил. Не хотелось разочаровываться, если тот и вправду окажется просто спящим.
И только в те короткие моменты, когда дом смиренно затихал в ночной темноте, а скопившаяся за день усталость ещё не успевала полностью завладеть Тори, на несколько коротких мгновений он осознавал, что уже через пару дней ему придётся навсегда попрощаться с отцом. Иногда, когда кто-то резко исчезает из твоей жизни, ты вдруг понимаешь, что на самом деле потерял его гораздо раньше. Когда забываешь запах табака из его трубки. Когда он ошибается в письме и поздравляет тебя с восемнадцатилетием, а тебе уже девятнадцать. Когда мама наконец перестаёт по привычке ставить на стол три тарелки вместо двух. В последние два года папы почти не было в их жизни, и всё, что от него осталось, – это смазанные воспоминания о тех днях, когда они всей семьёй собирались у камина и читали вслух. Или и вовсе призрачные образы детских лет, когда небо казалось огромным, а отец приволок из столицы настоящий телескоп, в который можно было запросто разглядеть Путь Скитальцев. Теперь Тори нужно было смириться с мыслью, что того человека больше нет. Даже где-то там, за сотни миль отсюда, в городе с высокими потолками и золотыми звёздами в кронах деревьев. В эти минуты к горлу подступал противный ком, и Тори упрямо переворачивался на другой бок и встряхивал головой, отгоняя секундную слабость. К этому времени дрема уже нагоняла его, пробираясь под одеяло и хватая за холодные пятки, и он проваливался в забытье, не видя снов.
Люция Рамио несколько раз заходила проведать эйри Рэсис и по-дружески выразить свои глубочайшие соболезнования. Мать Тори удивлялась, насколько соседка тонко чувствует её боль и вовлекается в трагедию их семьи. Она и не подозревала, что в подавленности Люции виновата совсем не смерть Тэо Рэсиса, а состояние её собственного сына, так и не проснувшегося с того рокового дня.
– Дайте мне немного времени, – нахмурился Тори, позволяя Люции подлить кипятка в свою кружку. Им впервые удалось встретиться и снова поговорить о состоянии Декси за день до церемонии. Улучшений не было, а единственный человек, которого они могли попросить о помощи, обратился в прах. Люция с таким рвением плеснула себе в чашку ликёра с белым мёдом, что места для чая почти не осталось. Поймав на себе взгляд Тори, она проделала то же самое и с его напитком, после чего подпалила сигарету, сделав воздух в комнате ещё более вязким. Тори отчаянно старался придумать другой выход из ситуации, но из-за предпохоронной суеты голова совсем не варила.
– А что этот парень? Который у вас живёт. Разве он не работал с твоим отцом? – спросила Люция.
– Вроде того. Доставлял ему лекарства, – помрачнел Тори.
– Может, он сможет нам помочь?
– Я его не знаю. Не думаю, что ему можно доверять.
– Но что нам остаётся? – Голос Люции стал хриплым, а лицо осунулось. По ней легко можно было понять, что она часто и подолгу плачет. – Сколько он так протянет?
– Не знаю, – пожал плечами Тори.
– Так узнай! – вдруг сорвалась она, вскочив с места. – Пока его не нашли и не забрали!
– Эй, полегче! – Тори наморщил веснушчатый нос, и Люция притихла, устыдившись своего порыва.
– Прости, Виатор. – Она упала обратно на стул и принялась тереть пальцами виски. – Я просто… не знаю, что делать. Я боюсь за него. И мне не к кому больше пойти.
Тори не ответил и опустил взгляд в чашку. На поверхности образовалась белёсая плёнка, под которой виднелось отражение его лица. Глупая и растерянная мина смотрела на Тори со дна чайного моря. Может, где-то там есть чайный Храмовый