Как-то раз, несколько месяцев назад, они мирно пили чай в коттедже Эммы на территории школы, и откровения Франчески касательно своего весьма непростого и мучительного вхождения в зрелость побудили Эмму открыть подруге некоторые детали своего прошлого. Франческа уже успела понять, как сильно Эмма любила школу, единственный дом, который у нее когда-либо был. Девочка росла в чисто женском мирке, и это определило ее дальнейшие отношения с мужчинами. Даже когда она поступила в университет, положение не слишком изменилось. После смерти матери она осталась без единого пенни и была вынуждена трудиться с утра до ночи. Занятия и работа не оставляли времени на развлечения, а мужчины, которых она находила интересными, шарахались от той, кого считали занудой и синим чулком. Похоже, им нравились более женственные особы, менее склонные командовать и давать указания.
Эмма достаточно ясно сознавала, что было бы куда разумнее после окончания университета найти место преподавателя в Лондоне, но «Святая Гертруда» была единственным дорогим ей местом, и ее как магнитом тянуло назад. К сожалению, выбор потенциальных женихов в маленьком городишке Лоуэр-Тилби был весьма ограничен, и, кроме того, как выяснилось позже, Эмма обладала не совсем приятным свойством возбуждать в мужчинах скорее уважение, чем страсть.
Постепенно она начала свыкаться с мыслью об одиноком существовании, когда место преподавателя истории, освободившееся после назначения ее директрисой, занял Джереми Фокc. Не прошло и нескольких месяцев, как она влюбилась в него по уши. Джереми оказался человеком добрым и по-своему привлекательным — этакий рассеянный ученый, — а это всегда ей импонировало. Беда в том, что он являлся также ее подчиненным, но у них было столько общего, что дружба завязалась довольно быстро.
И Эмма позволяла себе довольствоваться этим… до того несчастного серого ноябрьского денька, который провела, баюкая шестилетнюю малышку, свернувшуюся клубочком у нее на коленях. Мерзкая погода вместе с мыслями о надвигающемся тридцатилетии и невыразимо сладким запахом детской кожи затуманили ее здравый смысл и поставили в ужасное положение. Она совершила роковую ошибку, поднявшись в комнату Джереми и признавшись, что ее чувства не имеют ничего общего с дружескими.
Одного-единственного взгляда на его потрясенное лицо оказалось достаточно, чтобы осознать горькую истину. Он был невероятно участлив, но без обиняков дал понять, что относится к ней как к хорошей приятельнице, но не больше.
— Ты такая сильная, Эмма! Настоящий лидер! И всегда будешь ведущей.
У нее хватило ума сообразить, что это отнюдь не комплимент, а некоторое время спустя пришлось вымученно улыбаться на свадьбе Джереми с молоденькой продавщицей, не способной отличить Хартию вольностей от Линии Мажино.
Эмма припомнила, с каким сочувствием восприняла Франческа ее исповедь.
— Так, значит, ты еще девушка, — коротко бросила она, сокрушенно покачав головой. Эмма вспыхнула от стыда.
— Ну… я, конечно, встречалась с мужчинами… и несколько раз… о, что тут скрывать! Да. Так и есть. Какой позор, верно?
— Вовсе нет. Ты просто слишком разборчива.
Но несмотря на утешения, Эмма чувствовала себя кем-то вроде ярмарочного урода. Однако до сих пор ей в голову не приходило покупать мужчин. Ах, если бы не Хью Холройд, герцог Беддингтон! Кто бы мог подумать, что решение настолько простое? Простое? Или невыносимо сложное?
Нет, необходимо узнать побольше.
— Ваши сексуальные услуги… — Она неловко откашлялась. — Что они включают?
Пивная бутылка замерла на полпути ко рту Кенни, а легкая улыбочка, игравшая на губах, мигом поблекла. Он долго глазел на нее, потом открыл было рот, очевидно, желая высказаться. Но тут же закрыл. Снова открыл. Хлебнул пивка.
Эмма пристально наблюдала за ним. Она почти читала мысли этого жеребчика. Воображает, будто она такая замшелая старая дева, что не позволит себе ничего лишнего. Наверное, пожалел, что так быстро снизил цену.
Он поставил бутылку на мостик.
— Э-э, все, что угодно клиентке.
Перед мысленным взором Эммы предстали одна за другой такие откровенно эротические картины, что ей пришлось одернуть себя. Где ее хладнокровие? Никаких эмоций! Нужно подходить к этому делу спокойно. Логика и расчет — вот что требуется. И кроме того, не мешает подумать и о практической стороне дела.
— А как насчет… болезней…
Посмотреть ему в глаза не было сил, поэтому она притворилась, что любуется пузырьками.
На мгновение ей показалось, что он не собирается отвечать, но Кенни все же выдавил голосом, звучавшим так, словно пиво попало не в то горло:
— Гарантирую стопроцентно безопасный секс.
— Такого не бывает.
— Девяносто пять процентов. Как говорит Тори, «жизнь есть риск». Но если желаете знать, я абсолютно здоров. А как насчет вас?
— Меня? — ахнула она, вскинув голову. — Я, разумеется, тоже.
Она снова опустила глаза, заметила, как мокрая кожа просвечивает сквозь пузырьки, и задалась вопросом, много ли ему удалось увидеть.
— Все это чистая коммерция? И вы достаточно профессиональны… гм… в этом вопросе?
— Если клиентка недовольна, деньги возвращаются.
— И… клиентка определяет, как должна пройти… встреча?
Кенни надолго задумался, потом ответил:
— В общих чертах. Я забочусь о деталях. Например, если у леди имеются какие-то особенные пристрастия…
— О нет. Никаких.
Единственная мечта Эммы — заняться любовью с человеком, который бы любил ее. А этого Кенни Тревелер ей не даст. Придется довольствоваться чистым сексом.
— …Или, например, если клиентка говорит что-то вроде: «Кенни, котик, я хочу, чтобы ты врезал мне хорошенько…»
Эмма встрепенулась.
— …В таком случае я готов угодить ей, потому что это общие указания. Но оставляю за собой право действовать по-своему, после того как просьба удовлетворена.
— Я-ясно…
Щеки накалились так, словно вот-вот вспыхнут огнем. Она, похоже, просто сошла с ума! Неужели всерьез отважится на такое? Позволить Кенни Тревелеру взять ее девственность — это похлеще любой татуировки. К тому же он, как на грех, изумительно подходит для задуманного: неотразим физически, хотя несколько чужд ее идеалу родственной души. Зато никаких обязательств, и на душе после всего случившегося не останется невидимых миру шрамов. Да, пожалуй, так лучше всего. Поскорее покончить с этим и забыть.
— Обязан упомянуть также, что не имею пристрастия носить женское белье или пускать в ход кнут. Дамы обычно обожают некоторое время почувствовать себя рабыней, так что с этим проблем не будет. Поймите. Я давно остался бы без дел, если бы не соглашался на те оплеухи, о которых говорил, так что буду более чем счастлив сделать одолжение.