Три разряда.
– Все, – сказал я, снимая маску. – Хватит.
И только теперь вспомнил, откуда мне знаком такой характерный рисунок поверхности печени. Бывает же – в пылу операции все ненужное уходит куда-то в дебри памяти, как будто сознание само решает, что важно в данный момент, а что нет. Хотя даже пойми я это сразу, не факт, что помогло бы, что спасла бы догадка умершую девушку.
Я вышел из операционной через пять минут, прямо в заляпанном кровью фартуке. Не люблю выглядеть хирургом-маньяком – всегда стараюсь поаккуратнее работать. Но, видимо, сегодня день такой, что все через задницу получается. Настроение было соответствующим – хотелось кого-то убить. Желательно в первую очередь новых знакомых с короткостволами по карманам.
Бугаи сидели, как школьники, – смирно и тихо. Подскочили, только меня увидели.
– Ну?! – открыл было рот Бычара.
– На чем она сидела? – сразу наехал на него я.
– Чо?
– Не «чо», а на чем она сидела?
Удивительно, но этот вполне себе простой вопрос сбавил градус нахальства у моих новых знакомых.
Лысый угрюмо спросил:
– Тебе-то что?
– А сказать не могли, идиоты? – Меня несло, и останавливаться я не собирался. – Предупредить нужно было, что ваша подопечная – конченая наркоманка, а не пушкой махать.
– Да ты знаешь, кто она? – рявкнул Бычара. – Она дочь Коломийского. Вякнешь кому-то, я тебе голову в жопу засуну.
– Не вякну. – Мне резко стало на все плевать. – И никому это уже интересно не будет.
– В смысле? – испуганно спросил Лысый.
– Девушка умерла. Сильная потеря крови. При частом употреблении кодеинсодержащих препаратов нарушаются механизмы свертываемости – даже специальные инфузии, что я в нее влил, дела исправить не смогли. Да и от героина такое бывает. Потому и спрашиваю… Сказали б, что ваша подопечная – прожженная наркоманка, может, и вытянули бы.
– П…ц тебе! – заорал Бычара, хватаясь за пистолет.
Но Лысый удержал его за руку.
– Стой, Вадим. Если грохнешь доктора, то кто подтвердит хозяину, что мы ни при делах? Он же нас следом порешит. Мы еще хирургу позавидуем.
Удивительно, но столь проникновенная тирада товарища возымела действие. Бычара неловко убрал руку. И хмуро поглядел на меня:
– Еще увидимся, доктор. Хозяин захочет с тобой поговорить.
– Не думаю. – Я, нагло развернувшись к ним спиной, пошел снимать окровавленный костюм. Дико хотелось в душ и чего-нибудь алкогольно-высокооктанового. Но еще сильнее хотелось, чтобы этот ненормальный день побыстрее закончился. Или хотя бы не приносил больше сюрпризов.
Эти два брата-акробата крепко меня разозлили. Что ж за мода такая пошла – крайними врачей делать. Должны спасти, должны вылечить, должны сделать невозможное – и никакой исход, кроме благополучного, не подразумевается. Жаль, что никто, кроме нас, не знает, сколько болезней в сухих строчках инструкций дополняются фразой «при адекватном лечении смертность не более такого-то количества процентов». Мы порой вытягиваем с того света, когда сами не верим в благополучный исход, но никто этого не замечает, не хочет замечать. А не получается – общественное мнение с радостью хавает объяснение, кто виноват от и до.
Да и не стоит обывателям всего этого знать – а то еще повесятся с перепугу, как поймут, насколько она хрупкая – эта жизнь. Нет, мы точно не герои, побеждающие смерть инъекцией да таблеткой. Мы шулера, которые раз за разом обманывают старуху с косой, выставляя ее за дверь больничной палаты.
Вернувшись в отделение, я услышал, как визжит старшая медсестра. Следом донесся крик:
– Кто-нибудь! Сюда! Он встал!
В конце коридора из палаты выскочила Валентина Матвеевна, причем с такой скоростью, как будто за ней гнались ромеровские зомби, подвывая: «Мозги! Мозги!»
– Кто встал? – не сдерживаясь, заорал я на весь коридор. – Что еще случилось?
– Иван Игоревич! Иван Игоревич! – Истерические нотки никуда не делись, Валентина Матвеевна подбежала ко мне, вцепилась в плечо. И тут я с удивлением понял, что медсестра от страха еле на ногах держится.
– Кто встал? – уже тише и спокойнее повторил я.
– Труп! – то ли всхлипнула, то ли взвизгнула старшая.
– Пойдемте глянем. – И почти что галантно подхватив ее под ручку, потащил к дальней палате. Насколько я понял, именно туда снесли все трупы, пока работники морга за ними не придут. – Валентина Матвеевна, может, вы просто ошиблись?
– Не-ет, – всхлипнула женщина, – я туда зашла окна проверить. И тут он приподнимается и простыню с себя снимает.
– Может, вы слишком поспешно его в трупы записали?
– Вы что? – обиделась медсестра. – Как тут ошибешься? Я же сама с Сергеем Валентиновичем его реанимировала. Разряд давали, адреналин ввели – сердце даже не дернулось.
– Извините, Валентина Матвеевна, – повинился я. И вправду, уж кому-кому, а старшей медсестре стоило в этом доверять – с ее-то опытом. Мертвого от живого точно бы отличила. Ну, разве что кроме какого-нибудь экзотического случая, вроде летаргической комы. Да и Луканов бы такой глупой ошибки не совершил – педантичная сволочь, не позволяет себе ошибаться. Два опытных человека – и вдруг приняли живого за мертвого? Странно.
Дверь палаты неожиданно открылась нам навстречу, на пороге показался светловолосый мужчина, завернутый в простыню, как римлянин в тогу. На ногах у него были синие в зеленую полосочку носки, из-под импровизированной накидки выглядывала синяя майка спортивного кроя. Глаза сверкали странным лихорадочным возбуждением.
– Иван Игоревич, доброго дня, – важно поздоровался пациент.
– И вам доброго, Михаил.
Тут медсестра не выдержала и с глубоким вздохом потеряла сознание. Я еле успел ее подхватить, чтобы не ударилась, и аккуратно уложил на пол.
– Ирина! Аня! Сюда! – рявкнул я на все отделение. – Валентине Матвеевне плохо!
Еще раз внимательно оглядел Михаила Тимошенко – он лежал в моем отделении после операции, четыре дня прошло, динамика была отличная. Да и сейчас выглядит хоть куда. Трупных пятен нет, наоборот, румянец на щеках, да и движения резкие, бодрые. На свежий труп никак не похож, как и на классического зомби.
– Что же вы так, Михаил? Зачем Валентину Матвеевну пугаете?
Тот виновато пожал плечами. Помог мне перетащить женщину на диванчик около поста. Рядом захлопотали две медсестрички. Впрочем, Валентина Матвеевна быстро пришла в себя, пересела за стол, стараясь держаться подальше от Михаила.
– Позволите? – Я взял его запястье, нащупывая пульс. Ровный, как у абсолютно здорового человека, ударов семьдесят. Даже слишком ровный для человека, который только что очнулся среди покойников. – Михаил, как вы себя чувствуете? – поинтересовался для успокоения совести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});