– Мы уже кормили его сегодня утром, – сказал он, с укором глядя на Уэлча, а потом искоса посмотрел на Алекс такими же ярко-голубыми глазами, как и у отца. – Человек, у которого папа его купил, клянется, что с лошадью все в порядке. Будто бы она такая от рождения.
Жеребец потянулся за лакомством. Насмешливо глядя на Алекс, Уэлч дал коню леденец и похлопал животное по тощей шее. Раздался хруст, и в воздухе запахло мятой. Он что, издевается? Алекс бросила на него гневный взгляд, но Уэлч не то не заметил его, не то не обратил внимания, сколь он гневен.
– Джо, не могу поверить, что Кари уговорил тебя отдать за эту скотину тридцать тысяч долларов, – вступил в разговор высокий мужчина в кожаной куртке. Лицо его было скорее некрасивым. Зато каштановые волосы, зачесанные назад, искристые карие глаза и нос картошкой очень подходили к его плотной фигуре. Остальные с интересом прислушивались к разговору. Сейчас все смотрели на жеребца.
– Как его зовут? Виктори Данс[5]? Думаю, что вы и впрямь будете плясать от радости, если он хоть когда-нибудь сумеет победить. – Взгляд говорящего встретился с взглядом Алекс, и вдруг кареглазый незнакомец улыбнулся.
– Ну что, дорогуша? Ты так и будешь стоять здесь до конца жизни?
Алекс попятилась и широко открыла глаза. Стоявший рядом мужчина – тот, что в комбинезоне, скорчил гримасу и отошел в сторону, не желая принимать участия в беседе. Лошадь фыркнула, вскинула голову, вновь опустила ее и ткнулась носом в руку Уэлча, выпрашивая еще один леденец.
– Этот глупый болтун – Том Кинкайд, наш местный шериф, – резко сказал Уэлч Алекс. Он снова полез в карман, достал леденец и начал его разворачивать. – Ничего не поделаешь, таким уж он уродился, но я надеюсь, что вы его простите. Томми, это Александра Хейвуд. Дочь Чарльза Хейвуда.
– Тьфу! – У шерифа вытянулось лицо. Виктори Данс захрустел новым леденцом, и запах мяты усилился. – Мне очень жаль вашего отца, мисс Хейвуд.
Алекс кивнула и протянула ему руку. Шериф Кинкайд пожал ее. Но вместо того, чтобы тут же отпустить, задержал в своей ладони и снова улыбнулся.
– Поскольку вы меня еще не убили, то приглашаю вас сегодня на обед.
– Спасибо, не могу, – решительно ответила Алекс, высвобождая руку. Она посмотрела на Уэлча. Пора попросить его уделить ей несколько минут. Они поговорят с глазу на глаз, она скажет ему, зачем прибыла, и дело будет сделано. Но Уэлч опередил ее.
– Сначала закончим с формальностями. Вон там стоит Бен Райдер, наш местный зубной врач. А это, – он положил руку на плечо мальчика, – мой сын Джош.
Последовали рукопожатия и обмен несколькими словами.
– Папа, можно мне уйти? – нетерпеливо спросил Джош, как только знакомство состоялось. Уэлч мрачно взглянул на сына.
– Все стойла вычистил?
– Ага.
– А кормушки?
– Тоже.
– Теперь ты знаешь, что будет, если я снова увижу тебя с сигаретой? – Тон и лицо Уэлча были такими грозными и суровыми, что Алекс невольно поежилась. Не хотела бы она быть на месте этого парнишки.
– Да, сэр.
– Надеюсь. Отведешь Виктори Данса, потом вернешься домой и поможешь Дженни писать доклад. – Джош остолбенел, но только на мгновение.
– Папа! – воскликнул он. – Я работал всю неделю как проклятый! Делал все, что ты велел! Честное слово, я больше не буду курить! Пожалуйста, отпусти меня!
Уэлч нахмурился, немного подумал и кивнул.
– Ладно. Отведи Виктори Данса и можешь быть свободен. Скажешь Али, что я разрешил подкинуть тебя к Беркам по пути на тренировку.
– Да! – Джош вскинул кулак и пошел отвязывать Виктори Данса. На прощание Алекс снова потрепала большого рыжего жеребца по шее.
– Здесь есть место, где мы могли бы поговорить? – негромко, но решительно спросила Алекс, прежде чем Уэлч успел присоединиться к двум мужчинам, обсуждавшим достоинства – вернее, отсутствие таковых – уведенного жеребца.
– Конечно. Пойдемте в мой кабинет. – Он кивнул на закрытую дверь напротив. – Если его можно так назвать.
– Должно быть, Кари был пьян, как скунс! В жизни не видел такой дохлятины! – сказал шериф зубному врачу, уныло и недоверчиво покачав головой.
– Томми, будь добр, помолчи, пожалуйста. – Джо Уэлч так зловеще глянул на болтуна, что Алекс вновь ощутила грозную силу этого человека.
– Извини, Джо. – Голос шерифа звучал скорее смущенно, чем испуганно. Когда Уэлч сверху вниз посмотрел на Алекс, выражение его лица ничуть не смягчилось.
– Туда, – сказал он, еще раз кивнув на дверь.
Алекс пошла в указанном направлении. Ее ботинки были совершенно не приспособлены к здешним сюрпризам. Теперь они тонули в опилках. Уэлч открыл дверь, отошел в сторону и пропустил женщину.
Комната была совсем маленькая и незамысловатая. Деревянные стены, выкрашенные белой краской, серый линолеум на полу, навесной потолок, перехваченный алюминиевыми полосками, которые удерживали его на месте. Сквозь стеклянную панель в потолке пробивался яркий свет. В центре комнаты стоял металлический письменный стол с фанерной столешницей, на котором в беспорядке лежали бумаги. Рядом – стул из черной пластмассы и у задней стены еще один стол с компьютером и телефоном. На висевших слева самодельных полках красовалась пестрая коллекция призов, фотографий и книг. Здесь же громоздилось с полдюжины несгораемых ящиков. Перед письменным столом стояли еще два неказистых стула. В общем, обстановка роскошью не поражала.
– Садитесь. – Уэлч жестом показал на два стула для посетителей, расстегнул куртку, не снимая ее, обошел стол, поправил черный пластмассовый стул и сделал паузу, явно желая, чтобы Алекс села первой. Южане славятся своей учтивостью, но Алекс не ожидала такого пунктуального соблюдения правил этикета. Она села; Уэлч придвинул стул к столу, сел, положил руки на столешницу и спокойно посмотрел на Алекс.
– Выкладывайте, – велел он.
Раздосадованная собственным смущением, Алекс решила выиграть время. Она закинула ногу на ногу, положила руки на колено и только потом встретила его взгляд.
– Я должна сообщить вам неприятную новость.
Брови Уэлча поползли вверх.
После похорон она делала это уже сотню раз, но так и не привыкла. Прислуга четырех домов была уволена, а сами дома выставлены на продажу. Экипажам яхты и личных самолетов отца было велено искать себе места; яхта и самолеты также ждали новых владельцев. В сопровождении шеренги адвокатов она обращалась к служащим каждой больницы, каждого пансионата, каждого дома для престарелых, сообщая, что их учреждение будет продано или закрыто. Конечно, адвокаты могли бы сделать это сами, не нуждаясь в ее присутствии. Однако, поскольку Алекс была не только единственной исполнительницей воли покойного отца, но и его старшей дочерью, она чувствовала себя обязанной лично сказать то, что не смог сказать отец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});