Читать интересную книгу Враг генерала Демидова. Роман - Игорь Костюченко

– Ну, вот! А как прикажете мне исполнять концерт без тромбона! – простонал дирижер, будто военврач только вонзил ему в спину рапиру, – Кто-нибудь его видел, я спрашиваю?

Женственный юноша-альтист, тараканьи усики в ниточку, привстал со своего места, неуверенно ткнул смычком в сторону чахоточного старика с контрабасом, пропел фальцетом.

– Контрабас с ним ехал…

– И… что? – затаив дыхание, с надеждой спросил дирижер старика под контрабасом.

Старик вытер подбородок клетчатым платком, икнул и пробормотал – язык у него заплетался на морской узел.

– Так… он это… Я в буфете посмотрю…

Если бы старик с контрабасом был сделан из смолистой сухой сосны, он непременно вспыхнул бы ярким пламенем – взгляд дирижера прожигал насквозь.

– Набирают в оркестр неизвестно кого! – заломил руки над головой маэстро.

Старик пошатнулся, держась за стенку, пополз вон из оркестровой ямы.

Дирижер постучал палочкой по пюпитру, требуя внимания и тишины в оркестре.

Но из третьего ряда, где располагались арфа и флейта, раздалось совершенно неприличное, заливистое хихиканье. Дирижер заметил за спиной дородной дамы с треугольником стройного офицера с капитанскими погонами – Евгения Конина. Он нашептывал что-то отчаянно веселое молоденькой девушке с флейтой и ее коллеге с арфой.

– Девочки! Почему у нас… посторонние?! – просипел маэстро.

Неопределенных лет пышногрудая арфистка и юное создание с флейтой – с неудовольствием оборвали беседу с капитаном Кониным. Капитан, пристально посмотрев в сторону, поднял обе руки и приложил их к сердцу, принося таким жестом свои извинения дирижеру за грубое вторжение в мир музыки.

Старик-контрабасист, спотыкаясь, выбрался из оркестровой ямы, и у самого выхода, словно почувствовав спиной взгляд Конина, обернулся.

Но капитан, только что стоявший рядом с «девочками», исчез.

– Шнапс не водка – много не выпьешь… Но скоро все исправим, будьте уверены, товарищ полковник. В нашем Военторге уж так заведено. Как тылы подтянут – сразу все довольствие нормализуем, – буфетчик за словом в карман не лез. Полнолицый, румяный, он хлопотал у стойки, переставлял стаканы, и болтал, болтал…

– А что ж вы не пьете? Ничего, я пробовал, шнапс приличный, вроде нашей самогонки, – кивнул буфетчик на рюмку, зажатую в сухих полковничьих пальцах.

– Трепач ты, Казимир, – Сабатеев устал слушать говорливого буфетчика. Да и шнапс полковник на дух не переносил. Но служба службой. Вздумалось генералу Демидов у буфет посетить – дело Сабатеева обеспечить безопасность. Майся Сабатеев у стойки, грей в ладонях рюмку с трижды проклятым фашистским шнапсом. Да посматривай. Собачья доля. Сабатеев скрипнул зубами, в который раз медленно огляделся по сторонам – вроде бы ничего подозрительного.

За столиками соседнего с буфетной зала было немноголюдно. Сабатеев наблюдал за тем, как проплывали мимо лично им проверенные официантки, штабные офицеры угощали местных женщин вином и шоколадом.

Сабатеев покосился на угол, в котором за столиком расположился Демидов вместе со своей спутницей. Буфетчик Казимир принес вазу с пирожными, а белокурая официантка – серебряный поднос с кофейником и чашками. Демидов торопливо разливал по чашкам дымящийся кофе, улыбался, рассказывал, очевидно, что-то веселое.

– Обнаглела, стерва… ишь, как хвостом, генералом крутит, – вздохнул Сабатеев, поморщился и вылил рюмку шнапса в горшок, в котором красовался куст бегонии, выставленный буфетчиком на стойку для интерьера.

Конин стоял у колоннады, у самого входа в буфет, опираясь на трость. Возможно, если бы трости, этой прочной, тяжелой, отделанной серебром палки, не оказалось под рукой, он рухнул бы на вощеный паркет. Сердце непривычно часто, чугунно загрохотало в груди, он почувствовал внезапный приступ дурноты, когда…

…в десяти шагах от себя увидел ее – Джан. Да это была она, очень похудевшая, тонкая, но ставшая еще прекраснее той прежней Джан, которую он провожал через парк летом сорок первого к дому ее отца, профессора-германиста.

Глубоко вздохнув, он выждал, когда ослабели гулкие удары в груди и висках. Затем достал пачку папирос, и, по-прежнему не спуская глаз с Джан, размял розоватый мундштук.

– Герцеговина Флор! Московские?! – уважительно сказал уже знакомый Конину лейтенант, так придирчиво проверявший его документы на театральной площади.

– А я вижу, вы тут больше к немецкому привыкли, – капитан Конин кивнул на ближайший стол. На нем пестрели этикетками, расписанными готическими буквами, пузатые бутылки.

– Курить в районе буфета запрещено, – заявил лейтенант.

Конин невозмутимо перетер зубами папироску, щелкнул зажигалкой, прикурил, спрятал пачку папирос в карман и прищурился – прямо на него семенила статная блондинка в крахмальной наколке. Держа поднос на отлете, эффектно покачивала тугими бедрами.

– У нас, правда, не курят, товарищ капитан, – кротко улыбнулась Конину официантка

Конин смял пальцами папиросу, усмехнулся официантке в ответ…

– Строго тут у вас…

Девушка остановилась, окинув Конина с головы до ног многозначительным взглядом.

– Как сказать… А я свободна… сегодня… после концерта…

– Намек понял, – кивнул Конин, старательно не заметив, как вспыхнул недоброй завистью правый глаз дотошного лейтенанта.

– Вы на работе, товарищ официант, – сухо процедил лейтенант. – Следуйте далее…

– Иду, иду, товарищ Шилов, – пропела блондинка, и, уходя, обернулась к Конину:

– У нас вино есть грузинское… Захотите поухаживать – прихвачу бутылочку…

– Шагай, шагай, шалава, – не выдержал Шилов.

– Хам, – хмыкнула лейтенанту официантка и удалилась, лавируя между столиками.

– Отцы нам дали. Напареули и цинандали, – нравоучительно сказал прямо в лицо опешившему Шилову Конин.

– Вы… – Шилов хотел тут же поставить капитана на место, но банкетный зал внезапно наполнили грохот каблуков, подбитых гвоздями, отодвигаемых стульев, гортанная заморская речь. Веселые, ловкие брюнеты ворвалась в помещение. Вместо гимнастерок они все, как один, были одеты в ладно скроенные заграничные френчи, украшенные крестами, медалями, среди которых иногда попадались и советские боевые награды.

– Французы. Этих еще не хватало, – с глубокой сокрушительной горечью выдавил из себя Шилов, улыбаясь гостям. Он повернулся к Конину, но капитана рядом с собой не нашел.

– Погоди, вальдшнеп, узнаем какие у тебя перья, – присвистнул лейтенант и огляделся. Капитана точно нигде поблизости не было. Пропал.

– Здравствуйте, товарищ Инин, здравствуйте… А мне уже звонили из Главпура, сообщили о вашем приезде. Сколько же это не видались? – генерал Демидов долго тряс руку Инина. Обычно сдержанный и скупой на эмоции, генерал на этот раз не собирался скрывать радости. Военкор даже расчувствовался.

– Полгода, – сверкнул толстыми линзами очков Инин.

– Хорошо, что к нам собрались… Тут такие дела творим! Нам есть о чем рассказать, а вам написать… Для истории! – генерал Демидов тряс руку военкора

– Да я в дороге подсобрал малость материала, но ваше мнение о ходе операции вашей армии, товарищ командующий, для меня будет особенно ценным.

– Где побывали? В каких частях?

– Вот у летчиков в эскадрилье «Нормандия-Неман». Встретил там старого знакомого. Еще по Парижу.

Инин указал на стоявшего рядом с ним летчика – на его парадном мундире красовался орден Боевого Красного знамени, через левое плечо была перекинута портупея, а к ней прицеплена сверкающая алжирская сабля с темляком, свитым из золоченых нитей.

– А, товарищ барон, – улыбнулся французу Демидов, слегка пожурил его, – снова личное оружие не по уставу… Мы же договаривались…

Француз нахмурился.

– Если вы о сабле, мой генерал, то… Это фамильное оружие баронов де Луазонов. И, сражаясь с бошами, я, как представитель древнего гасконского рода…

– Не обижайтесь, Бертран. Но устав есть устав. Вон у комэска Шаповаленко отец тоже у Буденного служил, так он же на вылеты без шашки летает. А в пятой эскадрилье? Так там каждый второй из кубанцев. Этим что, тоже с саблями на асов Геринга бросаться? Запорожская Сечь получится…

– Кажется, фамильная сабля нашему барону в бою не помеха, Серж, – сказала певучим голосом девушка с грустными глазами, прикоснувшись к руке генерала и этим умиротворяющим жестом как бы призывая командарма сменить тему разговора, не мелочиться.

– Да, я не о том, Джан… – сразу стушевался Демидов, – Конечно, товарищ Луазон – лучший ас эскадрильи «Нормандия Неман»…

– Бертран сбил два мессера… Сегодня, под Ковно, – с гордостью ввернул Инин, – Я уже дал информацию в «Красную звезду»…

– Поздравляю вас, Бертран. О чистого сердца. – сказала Джан и протянула французу руку.