«— Нет! — сказал Его Высочество Лиссай, негодующе сверкнув изумрудными очами. — Лучше я! Да не прикоснутся руки смердов к наследию предков моих!»
Эх.
Эта «цитата» мгновенно разрушила статью. Теперь под сомнение попадали и безобидные данные, приведённые выше. Правило жизни: всего одна ошибка уничтожает достоверность. А без достоверности рассыпается все. Ведь на ложь никто не хочет тратить время. Ну, из тех, кто ещё способен её отличить.
Лиссай даже в мыслях не назовёт жителей Метёлочного квартала «смердами». Да и на реставрацию древних портретов принц не посягнет: он все-таки художник-авангардист.
…В общем, тут я и свернула газету. Задним числом прочитала название: «Помыслы и домыслы». Что ж, все честно! Газетёнка полетела в камин: ещё пригодится, пусть и в нежданной роли.
— У-ух? — напомнил Марах из угла.
Мой питомец со значением подвигал бровями, плавно перетекающими в уши, и перевел пронзительно-оранжевые глаза на часы.
— У-ух-одим уже, пора! — согласилась я и выкарабкалась из кровати, где успела поспать после работы.
— Ху? — Марах «сдулся», став вдвое меньше обычного.
— Худший вечер в году? Это вряд ли. Хотя… Аристократки, которые три дня не ели перед банкетом, могут с голодухи принять тебя за деликатес: женщины на диете страшно кровожадны. А таких будет много. Чем богаче публика, тем чаще дамы голодны — парадокс… — я задумалась. — Пожалуй, оставлю тебя дома. Сиди, наслаждайся видом на…эээ… штору.
Я сочувственно посмотрела на филина. Подошла к окну и, дернув за верёвку, раздвинула портьеры. За панорамными окнами тотчас зажегся, как маленькая надежда, сияющий волшебными огнями Мшистый квартал.
— Так лучше? — спросила я Мараха.
— Уху, — согласился филин и вывернул башку на сто восемьдесят градусов — любоваться.
Я же открыла платяной шкаф.
Уже девять вечера. Дворцовый приём начался час назад. Значит, пора двигать на остров-курган.
И пусть обладательница уникального пятьсот первого приглашения (прости, церемониймейстер; я слышала, ты любишь ровные цифры) имеет право на некие вольности, а всё же…
Всё же слишком опаздывать не стоит.
В конце концов, я обожаю фейерверки! К счастью, упавший утром колокол Толстяк Бенджи никого не убил: нет причин сокращать праздничную программу. И, судя по молчанию газет, теневики уже замяли дело. Так что сногсшибательному салюту — быть!
Ибо раньше Сайнор упорно игнорировал День рождения младшего сына. И сына как такового. А теперь наверстывает. Причем масштабно: Его Величество сует Лиссая на передовицы газет, выталкивает с речами на собраниях Совета, презентует на встречах с чужеземной знатью и вообще… Гордится.
А всё потому, что Лиссай заключил политический союз с драконами.
На самом деле, ну какой союз с теми, кто беспробудно спит и чхать хотел на жалкие подрагивания смертных? Но звучит великолепно!
И подтверждено фактами: тем летом столица увидела Лиссая верхом на драконе. Рыжий принц громко объявил, что теперь у нас с ящерами альянс, и дракон его… не сжег. А значит, всё пучком. Достоверность соблюдена!
Кстати, задним числом выяснилось, что идею про "альянс" придумал Полынь. И даже подготовил заранее. Накануне нашего июньского путешествия куратор шепнул королеве, что у Лиссая, дескать, созрел смелый план по поводу драконов — "всё для того, чтобы добиться расположения Сайнора".
"План принца" был сумбурен. Он включал в себя похищение, путешествие на далёкий север и другие дикие повороты сюжета. Задачей королевы, "согласно плану", было никого не пускать в опустевшую комнату принца, верить в успех сынишки и не задумываться, к чему такие сложности. А потом сказать: "Да, я была в курсе, Лиссай молодец!"
Навешай Полынь эту лапшу королю — летела бы голова куратора с плеч. Но Её Величество Аутурни поверила. Сложно не поверить, когда Полынь за компанию со своей сестрой Душицей — старшей фрейлиной — строго нашёптывает тебе в ухо убийственно серьёзные вещи. Её Величество Аутурни ахала, испуганно зажимала пухлый ротик, но… Поддержала "идею сына". И через Полынь благословила его на подвиг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Благо, детей у Её Величества достаточно — если вдруг. И Лис среди них — самый «неудачный». Младший, рыжий, художник, и с головой проблемы: как стукнулся в детстве затылком о камень, так и видит мир не «по-людски»: не предметами, а энергией. Потоками унни. Среди прочего, Лиссай сходу распознает чужие чувства. Что, согласитесь, бывает неприятно. В том числе для молодящейся, самовлюбленной королевы Аутурни.
Но в итоге "план удался", и Лиссай "одержал победу", какую вовсе не ждал. Он был психом, которого держат под домашним арестом. А стал самым популярным принцем королевства.
Таким, кто может, устроив небольшой скандал, выбить приглашение номер пятьсот один для своей подруги Тинави. Пусть у неё и есть проблемы с королем, королевой и королевским завхозом (однажды я разрушила дворцовый храм…).
* * *
Я сидела на мраморной скамье в центре дворцового лабиринта. Можжевеловые стены убегали в стороны, мягко закругляясь и путая тебя со всей деликатностью.
Напротив стоял постамент с гордым шахматным ферзем. Магический фонарь на витом столбе, похожий на светящийся цветок, теплой оранжевой горстью выхватывал ферзя. Лужица света дотягивалась и до меня. Остальное тонуло в набухшей влаге мартовской ночи.
— Как дела? — спросила я у шахматной фигуры.
Ферзь не отвечал, хотя я знала, что он умеет.
— Вам бы хотелось пойти на бал?
Молчание. Я не сдавалась:
— Или вам лучше здесь? Сэр?
Скульптура дёрнулась. Вот оно, значит! Обращения «сэр» не хватало. Все-таки вежливость — мощнейшее заклятье.
Ферзь со скрежетом поднял руку и распрямил два пальца: «второе». Значит, здесь лучше.
— А я вот никак не пойму, — поделилась я. — Вроде и на приём хочется — красиво, здорово, новый опыт. А вроде без приёма легче дышится. Потому что всему нужен смысл. И я не вполне уверена: в чем именно смысл мне шататься по дворцу в числе пяти сотен разряженных гостей? И знаете, что будет самое смешное… сэр?
Ферзь склонил голову, прислушиваясь. За зверской ухмылкой шахматного властелина скрывалось искреннее любопытство. С садовыми фигурами редко кто останавливается поболтать. И зря — от одиночества они сереют.
— Смешно, если окажется, что никто другой из гостей тоже этого не знает. И все мы — лишь сборище лжецов, каждый из которых надеется поскорее оказаться дома.
Звонкий девичий голос перебил мои заговорщицкие признания:
— Ну, это вряд ли! У меня вот есть цель на празднике, например!
Ферзь снова застыл, костяной и холодный. Из сгустившихся лиловых сумерек на пятно света шагнула Кадия, которую я и ждала.
— Какая ты красивая! — я ахнула. — Поделись: кому продать душу, чтобы так выглядеть?
Подруга польщенно зарделась и, прикрыв лицо веером из павлиньего пера, кокетливо подмигнула, поведя плечом. Тренируется, ага. Я схватилась за сердце, изображая поверженного кавалера.
— Никому не надо душу продавать! Нужно просто быть счастливой, — прыснула Кад, выходя из образа. Она захлопнула веер и приветственно шлёпнула своей ладонью о мою.
После этого мы с подругой с одинаковым сомнением посмотрели ей за спину. Длинный шлейф зелено-желтого платья — также в «павлиньем» стиле — убегал в темноту.
— Если ты сюда так и шла, — протянула я, — Предлагаю отрезать подол прямо сейчас. Он же весь в грязи небось. И порванный.
— Еще чего! — возмутилась Кадия. — Мне его зачаровали на анти-грязевой эффект. И анти-топательный. Если кто-то на приеме на него наступит — негодяя шарахнет током. А шлейфу всё нипочем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я знала, что мода безжалостна, но это… — я моргнула.
— Сублимация, что. Людям надо выбрасывать злость — так лучше в платье, чем в пакости ближним.
— Те же пакости, но опосредованно, Кад!
— Ну так мы хитроумная нация.