Читать интересную книгу Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По - Гарольд Шехтер

— Извините, мистер По, но, судя по выговору, по интонациям, вы южанин. Я не ошибся?

Такого вопроса я, разумеется, не ожидал, но трудностей он у меня не вызвал.

— Я южанин по воспитанию, хотя родился в Бостоне. После смерти матери, известной актрисы Элизабет По, меня в весьма раннем возрасте перевезли на Юг, где я и вырос в одном из уважаемых домов Ричмонда, в Вирджинии.

— Как странно, — задумчиво проговорил Уайэт. — Моя жизнь — зеркальное отражение вашей. Я родился в Вирджинии, а вырос в Бостоне. Нас с вами связывают какие-то нити, мистер По. И долго вы прожили в Ричмонде?

— Детство и юность, за исключением нескольких лет, проведенных в Англии. Затем некоторое время учился в университете Вирджинии, после чего покинул Юг. Вас это интересует в связи с чем-то конкретным?

— Нет-нет, всего лишь праздное любопытство, — пожал плечами Уайэт. — Хм, университет штата Вирджиния… Вы застали в живых его великого отца-основателя?

Под великим отцом-основателем, как, вне всякого сомнения, известно читателю, подразумевался Томас Джефферсон, который не только был инициатором создания университета, но и исполнял обязанности его первого ректора. Джефферсон умер как раз во время краткого моего пребывания в стенах этой школы, но я успел увидеть его несколько раз при посещении библиотеки. Этот хрупкий, но все еще внушительный старец восьмидесяти с лишком лет оставался регулярным посетителем университетского книгохранилища до последних дней жизни. Об этом я поведал Уайэту, брови которого тут же поползли кверху.

— На девятом десятке лет в библиотеку! Вот это интеллект! А какой широкий круг интересов! Знаете, что он и альбиносам внимание уделил?

Я признался в своем невежестве в этом вопросе.

— В его «Виргинских заметках» есть страницы, посвященные альбиносам. Вы, без сомнения, знакомы с этим трудом.

— Да, я штудировал эту книгу в юности. Моя приемная мать, миссис Аллан, подарила мне ее к двадцатилетию. Она и сейчас с почетом хранится в моем доме. В руки я ее, правда, уже много лет не брал.

— Позвольте, я освежу вашу память. Мистер Джефферсон подробно описал известных ему альбиносов, исключительно негров-рабов его знакомых плантаторов. Вы, конечно, знаете, что негры тоже бывают альбиносами. Представьте себе: белее самого белого плантатора, а обречен оставаться в рабстве как негр.

Тут Уайэт спохватился.

— Ох, извините меня, мистер По. Я вас задерживаю своей болтовней о неграх-альбиносах, как будто вам нечем более заняться! Итак, до завтрашнего вечера. — Он приподнял шляпу и зашагал по нашей мрачной лестнице, исчезая в ее колодце, как бледный призрак, погружающийся в темные бездны преисподней.

Мне, конечно, не терпелось поделиться с близкими мыслями о визите Уайэта, но он настолько возбудил мое любопытство последними словами, что я направился не в столовую, а в кабинет. Взяв с полки «Виргинские заметки», я присел к столу и очень быстро обнаружил в книге упомянутое моим посетителем место. Довольно многословно Джефферсон описал порядка семи негров-альбиносов — на основе собственных наблюдений либо на базе «данных из заслуживающих доверия источников».

Вот что он пишет:

Характеристики, в которых все наблюдатели едины, таковы:

бледны они трупною белизною, безо всякой примеси красного либо иного цвета пятен и прожилок; волосы их тоже белы, но коротки, курчавы, грубы, как и у иных негров; сложения они доброго, сильны и здоровы; чувства развиты, кроме как зрение; а рождены от родителей безо всякой примеси белой крови.

Описывает он трех сестер, «собственность полковника Скипворта из Камберленда». Еще двое — взрослая особа женского пола и ее ребенок, «собственность полковника Картера из Албемарла». Шестая — женщина, принадлежавшая «мистеру Батлеру под Питерсбергом». Наконец, мужчина, «единственный из мужчин-альбиносов, о котором у меня имеются сведения», принадлежал некоему мистеру Ли из Камберленда.

Джефферсон добавил сюда же описание еще одного «негра, рожденного черным и от черных же родителей, на подбородке коего в детстве появилось белое пятно. Каковое пятно увеличивалось в размерах по мере роста негра, а к взрослому возрасту простерлось на весь подбородок, губы, челюсть нижнюю и шею под нею. Все пятно одинаково белое и несколько лет уже в цвете и размере не меняется».

Прочитав эти строки, я внезапно вспомнил свои детские переживания. Этот белый подбородок был кошмаром детских лет. Прочитав это описание еще мальчиком, я, как всякий нервный и чувствительный ребенок, испугался за собственный подбородок. Каждое утро, проснувшись, я несся к зеркалу, боясь обнаружить под нижней губой белое пятно, которое вырастет и превратит меня в какое-то страшилище.

Ребенком я, разумеется, не заметил еще одного аспекта джефферсоновского описания. А если и заметил, то не придал значения. Тем сильнее поразил он меня сейчас. Ошеломил меня контекст, в котором автор, поборник свободы, демократии и равенства, рассматривает негров-альбиносов. Эти капризы матушки-природы описаны не в главах, посвященных населению благословенной Богом Вирджинии, а там, где автор рассматривает птиц и всяческих букашек-таракашек региона.

Глава четвертая

Милые дамы семейства моего так же жаждали услышать рассказ о покинувшем дом госте, как я стремился о нем рассказать. Оказалось, что Сестричка украдкой бросила взгляд на альбиноса, когда мы с ним, поглощенные беседой, прощались перед входной дверью. На нее тоже произвела неизгладимое впечатление диковинная внешность Уайэта. Она сразу же приписала бледнокожему посетителю роль некоего вестника судьбы, доброго или недоброго — этого Сестричка не могла понять, как ни силилась.

— На этот вопрос у меня уже готов ответ, — заверил я ее с улыбкой. — В отношении финансовой ситуации нежданный гость явный вестник благополучия. — И я сообщил о щедром предложении посетителя.

— Сто долларов! — всплеснула руками Путаница.

— Не может быть! — ахнула Сестричка.

Я заверил ее, что может. Тут же послышался оживленный щебет о том, что они смогут себе позволить. Новое платье и шляпка для Сестрички, давно назревшая покупка башмаков для ее матери. Я спокойно сидел, наслаждаясь их реакцией. За годы борьбы и лишений мне еще ни разу не выпадала такая удача. Вскоре подошло время отправить Сестричку в постель, и Путаница, опасаясь, что возбуждение не позволит дочери заснуть, подогрела стакан молока. Выпив молоко, жена моя пожелала нам обоим спокойной ночи и, нежно поцеловав меня и матушку, направилась в спальню.

Ретировавшись в кабинет, я занялся сочинением мистера Паркера, просматривая текст и расставляя пометки на полях, готовясь к завтрашнему труду в редакции. Просидев над книгою до полуночи, я пролистал ее до конца, затем совершил все положенные санитарно-гигиенические процедуры и, переодевшись на ночь, улегся в постель. Заснул я мгновенно.

В высшей степени странный сон приснился мне той ночью. Как будто я попал в старую арабскую сказку. Улицы какого-то восточного города, длинные, извилистые и узкие. Множество людей снует по этим улицам, людей совершенно обычных, если не считать цвета кожи. Некоторые зеленоликие, встречаются ярко-оранжевые и вовсе пестрые. Но вот из толпы прохожих выделилась фигура гиганта, закутанного в плащ. Он превосходил ростом всех встреченных мною ранее. И цвет лица его, виднеющегося из-под бледного плаща, поражал снежной белизной.

На следующее утро после завтрака я отправился в редакцию, захватив книгу мистера Паркера и свою рукопись, едкую и остроумную сатиру на макулатурную мазню К. А. Картрайта. Мне так не терпелось выставить этого Картрайта на всеобщее осмеяние, что я решился опубликовать свой памфлет не в «Бродвейских ведомостях», следующего номера которого пришлось бы дожидаться еще не один месяц, а в «Дейли миррор». Эта ежедневная газета печатала меня и раньше, а ее редактор, мистер Моррис, неоднократно давал понять, что внимательно рассмотрит любые мои предложения. Редакцию «Дейли миррор» я собирался посетить утром, по пути в свои «Ведомости».

Нельзя сказать, однако, что месть Картрайту полностью занимала мое воображение. Господствовала в голове мысль о странном вчерашнем альбиносе и его таинственном документе. Я настолько погрузился в размышления о предстоящей стодолларовой работе, что начисто забыл о трагическом происшествии, занимавшем громадный город.

И город тут же напомнил мне о своих заботах. Лишь только я отошел от порога дома, как ухо резанул вопль мальчишки-газетчика.

— Экстренный выпуск! Последние подробности! — надрывался малолетний торговец новостями. — Убийца девочек все еще на свободе! Полиция допрашивает индейцев Барнума! Разъяренная толпа атакует музей!