Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Он не ожидал моего появления, — подумал Бато, — и растерялся, когда увидел меня. И я растерялся, потому что меньше всего ожидал застать его за этим занятием». Бато вспомнил, как Андрей клекочуще рассмеялся, а он с полной серьезностью осмотрел кусок, который успел связать старый рыбак, и показал большой палец: отличная, мол, работа. Андрей снова рассмеялся и согласно закивал головой. Уж он-то знает, что ни в Элге, ни в Мунгуму никто не сможет лучше связать сеть.
Бато так и не сказал Андрею, зачем пришел к нему, не стал отрывать его от дела.
Андрей зашел к нему сам и после долгих кружных разговоров кивнул на плиту пенопласта, из которого Бато до его прихода как раз вырезал поплавок для удочки.
— Много у тебя такой штуки? — опросил он.
— Есть… есть.
— Ты бы дал мне кусок.
У него, наверное, балберок не хватало на сети и запас вышел. Бато отдал всю свою плиту, и Андрей, довольный, удалился. Потом Бато на подоконнике у него видел несколько свеженьких балберок. А однажды видел, как Андрей резал на узкие полоски лист тонкого свинца и полосы скатывал в рулон. Нетрудно было догадаться, зачем ему нужны были эти полоски свинца.
Элга готовилась к путине со всей тщательностью и деловитостью, как готовилась к ней испокон веков.
Несколько раз за лето Бато тайком от жены пробирался в кладовую, в ее дальний угол, и ощупывал мешок. И лодку он свою просмолил.
Бато поднялся с постели перед рассветом. Он сходил в кладовую, принес свое рыбацкое одеяние — старенькие прорезиненные штаны и куртку, сапоги с высокими голенищами, не спеша, тщательно оделся, приготовил все необходимое, что он всегда брал с собой на тоню. Сидя на табуретке спиной к посеревшему окну, выкурил папиросу, взвалил на плечи мешок с сетью и спустился к лодке. Сеть он тотчас же аккуратно, чтобы не занимать время на воде, переложил из мешка на корму. На один ее конец привязал наплав-гребок, другой закрепил за перекладину в лодке. Вставил в уключины весла. Оставалось столкнуть лодку на воду. Бато решил выкурить папиросу, прежде чем пуститься в путь. Присел на кромку борта и закурил. Огонек папиросы ярко вспыхнул в темноте, так ярко, что Бато испугался и инстинктивным движением зажал папиросу в кулаке, обжигая пальцы и ладонь. Огляделся по сторонам — ничего подозрительного, остановил взгляд на взгорке, на домиках, сбегающих ступенями к воде. Там тоже все тихо и неподвижно. Он даже не потревожил чуткого сна собак. Старик успокоился, подошел к воде и остановился так близко, что набежавшая волна ударила в его сапоги. Его взгляд лег на Амур, беспредельно широкий в ночи.
На Амуре было тихо и пустынно. Река словно отдыхала от дневной суеты. Мелкие поднятые легким верховиком волны чередой набегали на берег, шевелили гальку у ног Бато, доверчиво льнули к его грубым и тяжелым рыбацким сапогам. Бато постоял в раздумье с минуту и быстро прошел к норме, схватил мешок и начал споро укладывать в него сеть. Все.
Мешок он взвалил на плечи и решительно пошел к дому. Положил мешок на прежнее место в кладовую, стянул с себя рыбацкий костюм, и, когда снова вышел на крыльцо покурить, на губах его дрожала усмешка.
Чамбедка помогла Бато освободиться от одежды, поставила на стол кружку кипятку, настоянного на чаге. Они не обмолвились ни словом, прожили вместе долгую жизнь и научились понимать друг друга по взгляду, по выражению лица, по одному жесту, ничего не говорящему постороннему.
Когда муж вошел, Чамбедка, глянув на него, подумала, что он уже давно не возвращался домой таким просветленным. Могло показаться, что в коридоре он оставил редкостную добычу, которая далась ему с большим трудом, и сейчас же выйдет, чтобы занести ее в дом. С ним давно такого не случалось.
Она принесла сахарницу и чайную ложечку и все это поставила перед ним. И сама примостилась на лавке у окна, но так, чтобы хорошо видеть его лицо.
За час до полуночи, выйдя на круг, который им предстояло сделать по тоням, они к рассвету заканчивали его. С минуту на минуту из-за мыса должны были открыться огни Мунгуму.
Семен Домрачев спокойно вел катер, откинувшись всем корпусом на спинку сиденья. Поламывало с устатку поясницу. Ночь прошла без ЧП, браконьеры замечены не были, и настроение у Домрачева было неплохое.
«Только дурак будет рубить сук, на котором сидит», — размышлял Домрачев, вглядываясь вперед через ветровое стекло. Приближалась оконечность мыса, и нужно было вовремя прижаться к фарватеру, чтобы не налететь на подводные камни, которыми во множестве уставлено дно вокруг мыса. Домрачев положил руль вправо, и катер послушно отклонился от прежнего курса. Из-за каменного уступа, словно нанизанные на нитку, потянулись желтые шарики далеких огней рыбацкого поселка, и лодка нацелилась прямо на них. Через четверть часа круг замкнется, лодка тихо ткнется в песок берега, ровно посредине цепочки огней.
«Вот так, товарищ лейтенант, — мысленно обратился Домрачев к лейтенанту милиции, сидящему справа от него и неотрывно смотревшему в ветровое стекло, по которому сбегали вниз золотистые точки отраженных огней. — Никаких приключений для вас не случилось и на сей раз».
Мыс остался позади. Домрачев повернул катер под берег, где течение слабее. Катер шел так близко к берегу, что без труда можно было разглядеть высокие крыши поселка Элга.
«Дураков нет рубить сук под собой, — вернулся Домрачев к своей (Прерванной мысли. — Люди себе не врага. Но всякое еще будет… Только войдет в силу ход. Всякое…»
Шлепок по плечу оборвал мысли рыбоинспектора.
— Видите, на берегу костер! — перекрикивая гул мотора, сообщил лейтенант.
На верхней границе поселка красно теплился небольшой костерок. Лейтенант вскинул к глазам тяжелый бинокль Домрачева.
— Правь к берегу, — тут же приказал он, вытягиваясь в струну и налегая грудью на ветровое стекло. — Двое с лодкой. Совершенно определенно — браконьеры. Мы их накроем, — он аж дрожал в предвкушении схватки и возмездия. Был начеку и пистолет в руку взял.
Но Домрачев и не подумал сходить с курса. Его руки плотно лежали на штурвале и держали катер строго на желтый глазок-створ. Красная точка костерка осталась позади, катер несся вперед в полную скорость.
— Почему вы проехали мимо? — закричал лейтенант в самое ухо рыбоинспектора.
Домрачев указал на мотор и на уши — предлагал отложить разговор. Но лейтенант остро и зло смотрел на него, требовал ответа. Домрачев повернул ключ зажигания в гнезде, заглушая мотор, и, когда наступила тишина, спросил, будто бы и не замечал пасмурности лейтенанта:
— Чего хотел, Виталий Петрович?
— А кто, по-вашему, костер на берегу жжет? — спросил лейтенант.
— По-моему… по-моему, нельзя каждого останавливать и проводить обыск.
— Боитесь? — усмешка послышалась в голосе лейтенанта.
Домрачев вместо ответа включил зажигание и нажал на стартер. Двигатель взревел; задирая вверх нос, подминая под себя волны, катер рванулся вперед и лег на прежний курс. Лейтенант опустился на свое сиденье и демонстративно отвернулся от рыбоинспектора.
И Домрачев молчал и смотрел вперед, где из-за контура приближающейся горы снова появились огни Мунгуму, теперь уже близкие и большие. И как только огонек-створ проскользнул вдоль борта на корму, Домрачев повернул катер к берегу.
Лейтенант все еще губы дул.
Домрачев, всматриваясь в темный надвигающийся берег, держал штурвал правой рукой, левой газ придерживал и думал: «Разве поймет он обстановку, как нужно понять? Справедливость решил устанавливать, как же! Если всех, кто на тоню выйдет, под одну гребенку расчесывать — это справедливо? Справедливость, она, дорогой мой человек, не на поверхности лежит, она поглубже, и не любому дано ее видеть».
Поддав газу, чтобы потом, выключив двигатель, плавно пристать, Домрачев держал прямо на свой дом, в правый его угол. Он знал, что из окна его уже увидела жена Катерина и засуетилась, готовясь кормить мужиков завтраком.
«Хорошая у меня баба», — подумал Домрачев и, сдерживая наплывающую улыбку, сбросил газ, заглушил двигатель, отметил, как сразу осела лодка, зашумела, нагоняя ее, отвальная волна, побежала к берегу, где близко друг к другу стояли рыбацкие лодки — крашеные и некрашеные, в мазуте, с металлическими заплатами по бортам. На берегу было пустынно в этот ранний час, и только какой-то черный лохматый пес, принюхиваясь, низко опустив голову и хвост, бежал вдоль линии припоя.
Лодка мягко разрезала форштевнем прибитый волной песок. Семен, а за ним и Кудрявцев выбрались на сухое место. Кудрявцев, разминаясь, плечами передернул, несколько полуприсядок сделал, напружинивая ноги.
Солнце красным шаром взмыло над горами и, набирая силу, устремилось ввысь. Рассеивался над островами туман, и весь простор Амура, от края и до края, уже не таил неожиданностей. Тихо было, пустынно — ни одной моторки, ни катера, только пронеслась вверх рейсовая «Ракета» и скрылась вдали, когда отвальная волна от нее до берега еще не дотянулась. И снова тишина и безлюдье.
- Льды уходят в океан - Пётр Лебеденко - Советская классическая проза
- Берег - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович - Советская классическая проза
- Поездка в горы и обратно - Миколас Слуцкис - Советская классическая проза
- Матрос Капитолина - Сусанна Михайловна Георгиевская - Прочая детская литература / О войне / Советская классическая проза