больному. 
Подруга ненавидит свою работу. Вечно жалуется, что все наши знакомые в жизни устроились, а у нее сплошная полоса невезения. И я помогала ей, как могла, всегда.
 — А больше нечему завидовать, — злобно кривит губы. — Ты нищая, Лерка. Все принадлежит Роме. Гордо уходишь, — в газах болезненный триумф, — Куда на вокзал? Под мост? Будешь искать, где бомжи обитают?
 — Осторожней, Валь, ядом не подавись, — захлопываю дверь.
 На улице уже темно. Идей в голове нет. Пустота и разъедающая боль. Нельзя сдаваться. Я не имею права прогнуться.
 У нас с мужем много знакомых и друзей. Но я почти уверена, что все они на его стороне. Нет смысла им звонить. Сегодняшний день открыл мне глаза, я быстро усвоила уроки предательства.
 Снова такси. Какое по счету за этот день? Только на этот раз конечного адреса у меня нет. Воздух пропитан безысходностью.
 Когда таксист в очередной раз спрашивает, определилась ли я с адресом. В памяти всплывает медсестра. Как сунула мне в руку клочок бумаги. В прошлой жизни я бы и не подумала позвонить, а сейчас…
 Набираю номер. Стыдно, не по себе.
 — Светлана… — говорю, когда она принимает вызов. И все. Слова заканчиваются.
 — Валерия, вам плохо? — интересуется взволнованно.
 — Нам негде ночевать, — выпаливаю и почему-то краснею.
 — Совсем?
 — Да…
 Тяжело вздыхает.
 — Не думала, что так… Что ж… я вам скину адрес. Приезжайте.
 — Спасибо, — в горле ком.
 — Только… — заминается. Чувствую, хочет что-то сказать, не решается. Кожей ощущаю ее внутреннюю борьбу. Еще одна странность, над которой просто нет сил думать.
 — Что? Вы тоже работаете на моего мужа? Он вам платит? Он вам чем-то помог? — учитывая обстоятельства, только это и приходит на ум.
 — Нет, — твердый, уверенный ответ. — Жду вас.
 Светлана живет на окраине города. Машина останавливается у ветхого общежития. В темноте замечаю ее худенькую фигурку. Переминается с ноги на ногу. Не сразу ко мне подходит.
 — Давайте, малышку возьму. На вечер так похолодало, — протягивает руки к Аришке.
 — Спасибо. Я сама, — повисает неловкая пауза.
 Она почему-то оттягивает момент. Потом все же открывает дверь и пропускает меня внутрь.
 Идем по тускло освещенному коридору. Молчим. Тишина гнетет. В общежитии стоит неприятный запах, из-за дверей доносятся крики, ругань. Вздрагиваю. Жуткое место, депрессивное. Но я и за такой ночлег благодарна.
 Светлана открывает дверь на первом этаже в конце коридора. В нос ударяет запах лекарств, смешанный еще с чем-то. Крохотная прихожая, два человека едва помещаются.
 Замираю на месте. Теряюсь. Не знаю, как себя дальше вести. Еще и медсестра заметно нервничает.
 Дверь в комнату открывается и на пороге возникает старушка в инвалидной коляске. В черном платке, с впалыми выцветшими глазами, сухонькая, сморщенная.
 — Добрый вечер, — здороваюсь. Только бы разрушить гнетущую тишину.
 — Добрый, — отвечает мне мужской голос.
 От неожиданности отступаю и налетаю на Светлану.
 Через мгновение за старушкой появляется мужчина с седыми пожелтевшими волосами, длинной неухоженной бородой, в фартуке заляпанном краской и тоже в инвалидной коляске.
 — Давай знакомиться, Валерия Аркадьевна, — говорит старушка. Оттого как она произносит мое отчество, мороз пробегает по коже. А их взгляды… Почему мне хочется провалиться сквозь землю?
  Глава 9
 — Ты проходи, не стесняйся, — мужчина делает приглашающий жест. У него низкий, очень приятный голос. — Не хоромы, но чем богаты.
 — Давайте помогу вам раздеться, — суетится Светлана. Берет у меня дочь, чтобы я могла снять куртку Вальки.
 Мне отчего-то дико неловко и стыдно.
 Старушка переводит взгляд на Аришку. Закрывает рот ладонью, глаза блестят. Она что плачет?
 Я бы с радостью развернулась и побежала прочь. Атмосфера давит. Только некуда бежать.
 Прохожу в комнату, мимо старушки, которая продолжает жадно разглядывать мою дочь. Ее впалые глаза оживают, молодеют, словно к ней возвращается жизнь.
 Комнатушка крошечная. В правом углу двуспальный диван, весь в латках, видавший виды, скорее всего, намного старше меня. Чуть поодаль деревянная кровать. У другой стены стол, заставленный красками и лекарствами. У окна шкаф, который отгораживает маленькую площадь между окном и комнатой, образуя нечто вроде своеобразного укрытия. Что там за шкафом мне не видно. В углу около стола стоит огромная стопка картин. Сверху вижу полотно с изображением женщины, плавающей в кроваво-красном море, и над ней светит черное солнце. Картина угнетающая, жуткая, но не могу не отметить мастерство художника. Он слишком реалистично передал эмоции, мне даже кажется, что в ушах звучит отчаянный крик этой женщины.
 — Это моя мама Зоя Ивановна, и брат мой Павел, — Светлана стоит рядом со мной. Заметно нервничает.
 В воздухе пахнет красками, лекарствами и горем… Явственный запах, острый, невольно пропитываюсь этой атмосферой. Взгляд падает на прикроватную тумбочку около дивана, там, в красивой, резной рамочке черно-белая фотография, мужчина в строгом костюме обнимает женщину в свадебном простеньком платье. Фотография старая, пожелтевшая… не могу взгляд оторвать от снимка.
 — Что папку не узнала? — подает голос старушка. — Он тут молодой совсем, двадцать годков стукнуло.
 На негнущихся ногах подхожу к снимку. Беру его в руки и вглядываюсь. Мать уничтожила почти все фотографии отца. Но одну я нашла и спрятала. Он там на работе в медицинском университете стоит в окружении коллег. Когда была маленькой, подолгу ее разглядывала, запоминала черты папы. Мне его всегда не хватало. А мама безжалостно уничтожала все, что напоминало про отца. Запрещала даже упоминать его. Заставляла своего Мотю отцом называть.
 Отец на снимке совсем еще молодой, но это определенно он. И не столько узнаю, сколько сердцем чувствую.
 — Светка, ты чего стоишь как вкопанная! — не унимается старушка. — Дай полюбоваться на внучку Аркадия! Нос деда, уже вижу!
 — Не таких родственников ожидала увидеть, да? — мужчина смотрит на меня с такой грустью, что мне завыть хочется.
 — Мне говорили, что первая семья отца после развода в другую страну перебрались. Что его жена замуж второй раз вышла. И… — хотела повторить мамины слова:
 «Живут они счастливо,