Читать интересную книгу Сорок из Северного Далласа - Питер Гент

Б. А., стоя спиной к двери, писал что-то на доске. Услышав мои шаги, он повернулся, задёрнул шторки, отряхнул руки от мела и показал мне на стул.

У него были холодные глаза с наполовину опущенными веками, тёмное от загара, ничего не выражающее лицо. Бывший полузащитник, Б. А. поддерживал своё большое тело в великолепной форме и гордился тем, что, несмотря ни на что, ежедневно делает гимнастику. Живот был едва заметен под рубашкой с короткими рукавами, плотно облегающей торс. На левой стороне было вышито: «Тренерский состав Далласа».

Б. А. начал перебирать стопку «Характеристик игровых качеств футболистов». Помощники тренера просматривали видеозаписи каждой игры, оценивали действия игроков и выставляли им оценки. Полученные данные накапливались в памяти компьютера. В любой момент тренер мог затребовать и немедленно получить печатные данные на каждого игрока, характеризующие его действия в любом матче, серии матчей или отдельном игровом эпизоде. Не могла ускользнуть ни одна, даже малейшая деталь. Тренер взял мою характеристику и внимательно прочитал её.

— Ну, Фил, — сказал он, не отрываясь от листа, — как настроение? — Он поднял глаза, облокотился на стол и улыбнулся.

— Б. А., — начал я, — что я могу сказать? Мне не нравится сидеть на скамье запасных. Я считаю, что моё место на поле. Но вы думаете по-другому. Так что, — я выразительно пожал плечами, — буду ждать своей очереди.

— Фил, я знаю, что тебе не нравится сидеть на скамье. — Он прищурил глаза. — И мне не нужны игроки, которым это нравится. — Тренер замолчал на мгновение. — Однако нужно уметь терпеть и приспосабливаться. В таком положении немало игроков. Посмотри, например, на Ларри Костелло. — Он ткнул пальцем налево, в пустоту. — Ему тоже не хотелось сперва сидеть на скамье. Как и тебе. Но, когда я объяснил, что это для пользы нашего общего дела, на благо команды, он понял. И знаешь, мне даже кажется, что теперь ему нравится сидеть на скамейке запасных.

— Вряд ли мне когда-нибудь понравится сидеть на скамейке, — медленно произнёс я. — Но я готов примириться с этим и ждать своего часа.

— Запомни, — тренер выразительно поднял указательный палец, — не всем быть звёздами. Я знаю, ты считаешь себя чем-то особенным, но уверяю тебя… — Он помолчал. — Уверяю тебя — напрасно.

Б. А. попытался заглянуть мне в глаза, это ему не удалось, его взгляд рикошетом отлетел от моей скулы.

— Ты молишься когда-нибудь? — спросил он.

— Редко. — Не понимая, куда он клонит, я нахмурился и потряс головой.

— Я часто нахожу ответы на мои многочисленные вопросы в священном писании. — Он снова попытался взглянуть на меня добрыми глазами, но я наклонился, и взгляд его отскочил от моего лба. — Ты католик?

— Нет, но моя жена была католичкой. А меня выгнали из шестого класса воскресной школы. — Не понимаю, зачем я сказал ему это.

Его лицо вдруг покраснело.

— Хорошо, карты на стол. О’кей?

— О’кей, — согласился я, вспомнив, как Максвелл постоянно сравнивает, соизмеряет жизнь с карточной игрой.

— Итак, Фил. — Знаю, у тебя было немало трудностей. Твоя жена… развод. Я не считаю тебя виноватым, нет. Мы закаляемся в жизненной борьбе. Она делает нас сильней. И умней. Однако на прошлой неделе мне пришлось беседовать с тобой по поводу этого дурацкого маскарада — бороды… — Он замолчал и упёрся в меня жёстким взглядом. — А в тренировочном лагере ты написал на доске объявлений: «Клинтон Фут — педераст».

Я ответил, что моё авторство не было установлено.

— Дай мне закончить. Во всём этом видно одно — твоё мальчишество. Ты просто отказываешься воспринимать жизнь с должной серьёзностью. Я думал, что развод хоть чему-то научит тебя, ты одумаешься.

Про себя я отметил, что логика последней фразы Б. А. весьма сомнительна.

— Твои партнёры по команде, — продолжал он, — жалуются, что в раздевалке перед играми ты смешишь их. И даже на поле Этому нужно немедленно положить конец, ты меня понял? Нельзя играть всю жизнь!

— Перед вами моя характеристика, — сказал я. — Посмотрите, какую оценку дают моей игре. Сравните с Гиллом или любым другим игроком.

— Я прекрасно всё помню. Я сказал тебе три недели тому назад, что твоя игра статистически оценивается лучше всех. Однако… — Я громко, демонстративно вздохнул, прервав тренера на середине фразы. — Я этого не потерплю! — ударил он кулаком по столу.

— Извините.

— Итак, — продолжал он, мгновенно успокоившись, — твои оценки выше, но у Гилла есть нечто, не поддающееся оценке, делающее его истинным профессионалом. И часть этого «нечто», мистер Эллиот, зрелость. Чувство ответственности. Глядя на руины, в которые ты превратил свою жизнь, я думаю, что это чувство и тебе не помешало бы. Как и тому, чтобы продолжать играть у меня в команде.

Наступила тишина. Разглядывая свои ногти, я тихо вздохнул, пытаясь успокоиться.

— Б. А., — сказал я наконец. — Если вы на меня в претензии из-за моей незрелости, извините. Обещаю, что приложу все усилия, чтобы как можно скорее созреть. Но мне действительно не нравится быть запасным. И я буду ждать. Буду надеяться, что придёт время — моё время. — Я замолчал и посмотрел на тренера. — Что я могу ещё сказать?

Мой виноватый тон смутил его. Пытаясь скрыть это, он взял со стола мою характеристику и снова стал читать.

— Да, и ещё, — сказал он, не поднимая глаз. — Мне кажется, что ты слегка теряешь скорость. Постарайся сбросить фунтов пять.

Я кивнул.

— Ну, я рад, что мы поняли друг друга. Играй, как играл последние недели, и ты здорово поможешь команде. И не забывай — команда не может состоять только из звёзд первой величины. Тренировка сегодня в час дня.

Я встал, повернулся и вышел из кабинета. Тренер прав. Мне действительно недостаёт зрелости. Вдобавок моё тело искалечено и я стремительно старею. Ничего не попишешь.

По дороге на тренировку я мысленно прокручивал разговор с Б. А. и думал о своём будущем в футболе.

Да, поведение моё было не безупречным. Но что моё поведение по сравнению с моими травмами? Пять серьёзных операций, бесчисленные растяжения, разрывы мышц, вывихи. Я знал, что всё это заложено в памяти компьютера и — как на суде присяжных — может быть в любой момент обращено против меня. Правда, мне удалось немного исказить диагностическую картину моих травм. Я придумывал незначительные, мелкие травмы, чтобы скрыть серьёзные. Но и мелких набралось уже достаточно.

Было без пятнадцати одиннадцать, когда я остановился на стоянке у здания клуба. Просмотр фильмов был назначен на половину двенадцатого. Оставалось время, чтобы принять горячую ванну со стремительно мчащейся по кругу водой, размять мышцы и убедить массажистов и тренеров, что я в великолепной форме. Боль, пронзившая спину и ноги, как только я начал вылезать из машины, напомнила об обратном. Я остановился у доски объявлений и в стотысячный, должно быть, раз прочитал текст, висевший на доске с незапамятных времён:

ВНИМАНИЕ!!!

Все игроки обязаны носить костюмы и галстуки в гостиницах, аэропортах и т. д. Давайте поддерживать репутацию команды.

Клинтон Фут, главный менеджер.

Пять чернокожих игроков сидели на покрытом синим ковром полу раздевалки. Как всегда, они играли в карты. Денег видно не было, однако игра, по всей вероятности, приносила им массу удовольствия. Они то и дело взрывались хохотом и шлёпали друг друга по ладоням. Казалось, жизнь у негров веселее некуда.

Мне пришлось перешагнуть через них на пути к своему шкафчику.

— Эй, приятель, смотри под ноги!

— Извините, ребята.

— Ничего, топчи красные масти сколько угодно, но попробуй наступить на чёрные! — Раздался взрыв хохота и звучные хлопки ладоней. Да, они действительно умели веселиться.

Я опустился на скамейку перед своим шкафчиком и разделся. На дне шкафчика валялась куча грязных сырых маек, гетр, трусов, несколько старых планов игр и полдюжины писем от поклонников вошёл в массажную.

Глухой рёв водоворотов в ваннах, завывающая музыка, доносящаяся из поиемника массажиста, то и дело прерываемая треском помех, громкие голоса игроков, что-то кричащих друг другу, и непрерывное движение — сюр в чистом виде, да и только.

Это было место, где гасили одни чувства и возбуждали другие. Комната, в которой почти зримо присутствовали ярость, боль и страх. Физическую боль глушили болеутоляющими средствами, успокаивали наркотиками, а через поры, открывающиеся после разогревания и массажа, выходила ярость. Воздух пульсировал неукротимой человеческой энергией.

Обе ванны были заняты. Я подошёл к шкафчику с медикаментами. Он был заперт.

— Эй, Эдди! — позвал я массажиста Эдди Рэнда.

— Ну? — Эдди поднял голову, оторвавшись от наполовину забинтованного голеностопа.

— Мне нужны таблетки, — сказал я. — Кодеин номер четыре. — Минутку. — Он снова принялся за голеностоп.