– Где я? – спросил он, смутно припоминая, что вопрос этот уже был задаваем им в давешнем сне.
– В КапеllaN’е, в Центре генной реанимации и реабилитации, – улыбаясь, сказала девушка.
«Геена огненная!», рассмеялся кто-то ещё, казалось, оставшийся всё-таки частично у него внутри. И он нашёл выход, не снявший ни одного из двух возникших вопросов, но как бы отдаливших необходимость ответов – он нырнул под покровы нежных белых сугробов и зарылся в них по самые глаза вновь.
– КапеllaN находится в AlloStar’е – городе географически близком к месту твоего пребывания в далёком прошлом. AlloStar, таким образом, находится на Земле, ну а остальные основные сведения по известному нам строению Вселенной получишь на start-стадии реадаптации. Уже? Понял?
Что-то показалось ему странным в речевых оборотах этого почему-то сразу безумно любимого существа.
– Да. Понял, – сказал он. – Хорошо. Когда… я?...
– Твои речевые обороты странны не менее, – с улыбкой парировала эта смуглая пронизанная светом прелесть в ответ на его мысли. – У меня это оттого, что я пытаюсь говорить с тобой на твоём языке, каким мы его представляем себе, а у тебя просто первая стадия адаптационного процесса. У обоих – пройдёт. К твоему вопросу: «когда» – что? Умер или воскрес?
Исходя из всего прошлого опыта его существования для него одинаково «понятными» были оба предложенных ею варианта. Наверное поэтому он выбрал третий, чуть ли не ещё более нелепый:
– Когда… я… живой?...
– Очень определённо сформулировано, – заметила Эйльли, стараясь не улыбаться, что давалось ей с видимым трудом. – Попробуем по порядку. Ты был живым, то есть жил на рубеже XX-XXI веков одного из древних летосчислений. Дата твоей физической смерти, отчасти благодаря тебе самому, точно установлена не была. Надо сказать ты внёс довольно умелую путаницу в этот вопрос. Школа Даля. Дата твоего воскресения – тридцать седьмое апреля (максимальное соответствие также лишь предполагаемому дню твоего древнего рождения) седьмого солнцеворота четвёртой галактической пульсации. Уже?
– Понял! – успел отреагировать он. – Почти…
– Меня, кажется, зовут Эйльли! И Элай-Эн мне сказал с тобой долго не разговаривать!
– Так не говорят – «меня, кажется, зовут». Это я должен был про себя про тебя подумать, что тебя, кажется, зовут Эйльли. Но мне совсем не кажется и я отлично помню свой сон! – твёрдо заявил он.
– «Про себя про тебя» – я внесу в память, чтоб не забыть!
– Не надо! – умоляюще произнёс он, путаясь окончательно. – Элай-Эн твой что сказал тебе делать?
– Точно! – вдруг округлились в ужасе её бездонно-карие глаза. – Чуть не забыла!
Он непроизвольно качнул взгляд свой вправо, к розовым солнечным лучам бьющим из казалось вовсе отсутствующей прозрачной стены. Солнце заиграло у него в глазах и с ним случился первый лёгкий приступ…
***
Это неожиданное его счастье вдруг проницалось всем золотистым телом своим сквозь снежные сугробы и оказалось всё мягко прижатым к его новому, не совсем ещё привычному телу. Он замер на мгновение и до предела открыл веки навстречу взгляду её тепло улыбающихся глаз. Через миг он уже со всей осторожностью обнимал её хрупкие плечи, а она всем своим существом будто вливалась ему внутрь. Снежно-пуховые завалы начинали таять у них на плечах.
Они барахтались в поцелуях, когда её голос, находящийся внутри у него спросил: «Хочешь посмотреть на них? Отвлекись от своего тела вверх, под софиты. Я тоже с тобой…» Он не совсем понял значение произнесённого разумом, но вполне осознал где-то внутри. Через мгновение он видел всё происходящее в комнате сверху, из-под высокого светящегося голубоватым свечением потолка.
На улице же, за стеною-окном стремительно смеркалось – солнечный рассвет внезапно уступил место очень позднему вечеру с зажигающимися огнями города и звёздами неба. В удивлении он никак не мог отвести взгляда от раскинувшейся перед ним грандиозной панорамы уходящего в ночь мегаполиса.
«Стей, это ерунда!», услышал он подобие шёпота рядом с собой – Эйльли, так же как и он, не покинув этой постельной поляны тёплого снега, теперь находилась где-то около него своим вниманием, «Я не объяснила тебе и сама переключила экран окна на вчерашний постзакат, чтобы выделить главную сцену. За окном теперь не настоящий вид и не реальность вовсе, но это фигня... Лучше посмотри, на то, что они исполняют там! Уж там реальность самая настоящая…»
Он перевёл взгляд в середину комнаты и не в силах был вернуть его больше ни к этому экран-окну, ни к чему бы то ни было ещё. Из сугробов полуэфемерного белья начинало исходить лучевое голубое сияние над местом, в котором утопали их тела. Снег вокруг них долго не выдержал и расстаял в воздухе полностью, теперь лишь отсвечивающие голубым мерцанием искр сугробы по краям обширного простора окружали два играющих в любовь тела. Исходящее от них сияние перестало лучиться и окутывало их обоих мягким голубым светом будто нежно-переливающимся облаком. Он почувствовал, что уже давно какая-то мысль мучительно рвётся из него к осмыслению, но пока не находит выхода. Но ему было не до мыслей, он захотел сейчас оказаться там, внизу, на своём собственном месте.
«Эйльли…», он попробовал подумать навстречу мыслям Эйльли, «Как можно вернуться?»
«Просто… всё...», пришёл изнутри её ответ, «Здесь достаточно простого желания…»
Он почувствовал, что у него закрыты глаза и чуть приподнял веки. Эйльли с закрытыми глазами продолжала играться с его губами и языком. Электрический щёкот, исходящий от кончика её языка будто разливался по всему его телу. Исполнявший же его самого невероятной силой огненный порыв был, казалось, способен воспламенить вселенную. Он понял, что мысль рождается в сердце. Мысль, которая всё не давала покоя и никак не обретала оформления, ещё раз напомнила о себе, но у него не было возможности обратить на неё необходимое внимание: в его руках теперь была совсем другая девочка… Смуглые тона и тонкие черты уступили место белой коже и мягким линиям лица, волосы из воронённо-чёрных превратились в светло-золотистые. А он продолжал так спокойно играть с ней, будто абсолютно ничего не произошло. Интеллектуальные способности его были приостановлены этой прекрасной игрой, а чувства пребывали в таком не потревоженном нимало равновесии, что он понял, наконец: в руках его по-прежнему была Эйльли!..
Он чуть оторвался от её губ и спросил тихо: «Эйльли, это ты?» «Да», улыбнулась Эйльли в ответ и чуть вздохнула, распахнув свои новые изумрудные глаза: «Я опять не предупредила тебя, Стей, и поменяла skin своего тела! Я, наверное, больше не буду…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});