Всего неделю назад состоялась отставка фельдмаршала фон Браухича с поста главнокомандующего сухопутными войсками. Вооруженные силы рейха возглавил сам фюрер. Отставку Браухича объясняли состоянием здоровья. Однако истинная причина была ясна всем — значительное ухудшение обстановки на Восточном фронте. Мой дядя, Вольф Фосс, был адъютантом фельдмаршала. Какие секреты ему известны? В какие события он вовлечен? Уйдет ли он в отставку вместе с Браухичем?
Поскольку в городе строго соблюдались правила военного времени, касающиеся светомаскировки, мне не сразу удалось найти дом бабушки. Пришлось немного поплутать по улицам и переулкам. Дома, так красиво выглядящие днем, при солнечном свете, теперь были окутаны темнотой и казались мрачными и неприветливыми. Я всегда любил Брауншвейг, особенно его старый центр, замок и собор в романском стиле, живописные парки и два рукава реки Окер с берегами, поросшими огромными ивами. Это был родной город нескольких поколений Фоссов, здесь же жили родственники моей матери. Брауншвейг был основан королем Генрихом Львом, который примерно восемьсот лет назад прорубил в этом месте дверь, ведущую из Европы на восток. Бронзовая фигура льва во дворе городского замка по-прежнему смотрит на восток. (Генрих Лев (1130–1195 годы), герцог Саксонии и Баварии. Вассал императора Фридриха Барбароссы, участвовал вместе с ним в походах в Италию в 1154–1155 годах. Основатель Мюнхена и Любека. Прославился политикой экспансии на восток и вытеснением славянских племен за Эльбу. В 1179 году Генрих отказался участвовать в походе Барбароссы в Ломбардию, что привело к утрате принадлежащих ему земель и изгнанию из Германии. Генрих Лев жил в изгнании, перебравшись в Англию, поскольку его женой была дочь английского короля Генриха II. Остаток жизни провел на родине и умер в звании герцога Брауншвейга-Люнебурга. Его сын Отто был избран в 1209 году императором Священной Римской империи и вошел в историю под именем Оттона IV.
В школьные годы автора этих воспоминаний Генрих Лев высоко почитался как проводник территориальной экспансии немецких феодалов на восток. В Средние века расширение земель империи за счет Италии считалось малоперспективным и отнимавшим слишком много ресурсов. Соответствующим образом, по мнению историков, падение Генриха Льва интерпретировалось как злосчастный результат конфликта этих двух противоборствующих тенденций. (Сегодня историки Германии рассматривают судьбу герцога как закономерное следствие его необдуманного стремления достичь государственной независимости и недооценки законной власти Священной Римской империи. — Прим. автора.)
Дом моей бабашки находился на так называемой Стене, то есть на валу, окружающем старый город, и окнами выходил на берега реки. Вся Стена была высажена высокими каштанами. Трехэтажный дом смотрелся очень красиво, это была изящная вилла из белого камня с аккуратным фасадом. По словам дяди Петера, здесь по праздникам вывешивался австралийский флаг, который в годы Первой мировой войны заменили флагом кайзеровской Германии, когда мой дедушка «сделался великим патриотом».
Поднявшись на Стену, я вскоре добрался до дома. Окна были темны. Я подошел к дверям, удивляясь тому, что неподалеку стоит армейский автомобиль, возле которого прогуливается водитель.
Когда я вошел в дом, то был поражен разительным отличием от того затемненного мира, который окружал его снаружи. Меня восхитило великолепие внутреннего убранства ярко освещенных комнат. Вспоминая сейчас те минуты, я испытываю радостное чувство и вместе с тем грущу о былом, думая о жизни семьи Фоссов в доме, которого больше нет. Его всегда отличало богатство и изысканность, а присущая ему атмосфера создавалась прекрасным освещением, элегантной стильной мебелью, оттенками и красками интерьера, неповторимыми запахами, насколько мне помнится, крепкого кофе и лаванды. В нем всегда было много украшений: портреты маслом, изображавшие дедушку и бабушку, шикарный индийский ковер ручной работы, английские книжные полки из красного дерева, индийские бронзовые вазы для цветов. Одна стена гостиной комнаты была затянута огромным полинезийским гобеленом, сотканным из волокон тутового дерева — свидетельство пребывания моего деда на островах Фиджи. На нем были развешаны копья, дубинки и стрелы туземцев, обитавших в этом далеком уголке Тихого океана. Что касается прочего, то самым ценным и привлекательным мне казалось то, что бабушка называла «мой Гейнсборо» — прекрасная картина маслом, изображавшая трех ее детей после возвращения семьи в Европу.
Бабушку я обнаружил как раз возле «Гейнсборо» — она сидела на диване под картиной. Она выглядела осунувшейся, ее нос сделался как будто крупнее. Судя по всему, бабушка находилась в хорошем расположении духа. На ней было черное шелковое платье, идеально контрастировавшее с ее седыми волосами, подстриженными по последней моде. На столике перед ней лежали игральные карты. Она раскладывала пасьянс — ее любимое послеобеденное занятие.
— Посмотри, что у меня есть, — сказала она после того, как я сел рядом с ней. Она взяла со стола и протянула мне небольшую книгу в самодельном переплете, обложка которой была обтянута гобеленовой тканью. — Мои мемуары о жизни в Австралии. Можешь сообщить своей матери, что я, наконец, завершила их.
Текст в книге был аккуратно отпечатан на машинке моей тетей Изой. Здесь же были вклеены пожелтевшие от времени фотографии. Пролистав первые страницы, я понял, что в них содержалось описание жизни юной решительной женщины, смело отправившейся вслед за молодым немецким коммерсантом в далекие края. Этот молодой человек, однажды появившийся в своем родном городе в шикарном пальто из светло-коричневой верблюжьей шерсти, вознамерился за пару недель выбрать себе будущую жену, прежде чем снова вернуться в Австралию. До сих пор помню, что в тот день я впервые увидел детскую фотографию моего отца. Он — маленький мальчик в соломенной шляпе, с довольным видом поедающий огромный ломоть арбуза. Рядом его туземная нянька, расплывшаяся в радостной улыбке. Фотография поразила меня, и я испытал озарение интуиции, позднее не раз посещавшее меня, острое ощущение временной, быстро преходящей природы стадий человеческой жизни. Каким хрупким казался образ счастливого мальчика в соломенной шляпе на фоне последующих, не менее мимолетных этапов его жизни: офицер-артиллерист германской армии в годы Первой мировой войны; отец семейства в период между двумя войнами, преисполненный ожиданий и планов на будущее; а затем, в очередной раз, офицер, участвующий в жестоких боях на просторах русских степей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});