Читать интересную книгу Путь Знахаря - Константин Утолин

Зайдя в гостиницу при харчевне, он расплатился с хозяином за комнату, оказавшуюся весьма скромной, если не убогой. Дверь изнутри закрывалась на хлипкую защелку. Раньше Дмитрий никогда бы не обратил на это внимания — ему приходилось ночевать и в лесу, и в чистом поле, ничего и никого не опасаясь. Но сейчас хлипкая дверь почему-то вызвала его беспокойство.

Однако заснул он сразу, как только улегся на узкой, скрипящей кровати. А проснулся от того, что ощутил в комнате чье-то постороннее присутствие.

Была непроглядная тьма, даже зыбкий лунный свет не пробивался сквозь плотно закрытые ставни. Сквозь полуприкрытые веки Дмитрий увидел склонившуюся над ним черную фигуру. Прямо перед его лицом тускло сверкнуло лезвие ножа.

Пальцы Дмитрия сами собой, как будто даже помимо его воли, перехватили руку, занесшую нож, за мгновение до того, как лезвие готово было впиться в его шею. Тело как по чьему-то незримому приказу, скрутилось, скользнув с кровати вниз и увлекая, подминая под себя, тело непрошеного гостя, по дороге ломая ему сжимавшую нож руку сразу в двух местах. А зародившийся в глотке разбойника крик боли Дмитрий пресек, завершая движение, ударом локтем в кадык. И сразу же откатился вбок и стремительно вскочил на ноги, поскольку в комнате был еще кто-то.

И он сразу же напал — стремительно, ловко, обрушив на Дмитрия град умелых ударов. Да, вот где пригодилась вторая, воинская наука ведуньи Пелагеи. Привычно войдя в боевое состояние, он увел часть ударов и, оттолкнувшись от последнего, самого сильного удара ногой, качнулся вбок — вперед, резко присел, схватил одной рукой стоящий тяжелый табурет, а другой подтолкнув нападавшего в поясницу. И, распрямившись, одновременно развернулся на обеих ногах, от всей души врезав табуретом по башке провалившегося вперед нападавшего.

Миг — и второй непрошенный гость с разлету врезался в стенку. Дмитрий вдруг понял, что, как кошка, видит в темноте. Это были те двое, которых он заметил в харчевне. Чернобородый гигант не подавал признаков жизни, а второй, по виду хлипкий, оказался крепким и живучим. Видимо, он сумел таки отреагировать и на удар табуретом и на столкновение со стеной, потому что остался стоять на ногах и, тряся головой, разворачивался к Дмитрию, принимая стойку, выдававшую умелого бойца. Так что тому ничего не оставалось, как атаковать самому. Жилистый не собирался сдаваться, ловко уворачиваясь от ударов Дмитрия. Но продержался он недолго — молодой лекарь довольно быстро подсек разбойника и, добавив «в лет» ногой по ребрам и сбив дыхание, навалился сверху и скрутил тому руки. Уроки Пелагеи и впрямь пригодились, хотя воспользоваться ими Дмитрию пришлось и не по своей воле…

Подойдя к столу, он зажег свечу, и увидел, что оба бандита живы-тот, крупный и бородатый, просто без сознания, а этот, живучий и верткий, злобно скалится, пытаясь освободиться от ремня, которым Дмитрий связал ему руки. Использовав для этого кожаную плеть, которую, по совету Пелагеи, всегда носил с собой, благо учила его старая ведунья, как биться и этим гибким оружием, которое в умелых руках могло противостоять даже мечу. На шум прибежал трактирщик.

— Что ж ты, хозяин, своих постояльцев от грабителей не бережешь? Смотри, слава дурная пойдет! — только и сказал Дмитрий, одевшись и собрав свой нехитрый скарб. Он не собирался оставаться здесь даже до рассвета.

Хозяин лишь испуганно таращил глаза, явно опасаясь, как бы постоялец не потребовал назад деньги.

Но Дмитрий о деньгах даже не заикнулся. Выйдя из корчмы, по темным улицам он пошел прочь из города.

В тех краях, где он родился, зло было давно и надежно побеждено. О том и Пелагея ему рассказывала. Но здесь, в этих землях, дело обстояло не так. Здесь зло гнездилось и росло в чьих-то темных душах. И впервые столкнувшись с этим столь явно, Дмитрий почувствовал, что не должен уподобиться таким порченым людям, не должен дать злу взрасти в своей собственной душе. Ох, как не хотелось Дмитрию не только что убивать, но и наносить другому, пусть и злодею, даже малейшие физические повреждения… А пришлось. И тогда он впервые в жизни задумался о том, можно ли создать такую систему боя, чтобы и за себя можно было постоять, и не убивать при этом никого, а лишь сделать нападение бесполезным и глупым занятием. Да, о многом заставило задуматься молодого лекаря первое столкновение с явной агрессией.

Как видно, урок не пошел впрок. И к вечеру того же дня уже трое бандитов — двое, бывшие в трактире и еще один подельник, нагнали его на проселочной дороге. Начинало смеркаться, когда три бесшумные тени, отделившись от деревьев, перегородили дорогу Дмитрию. Конечно, ведь он недостаточно хорошо с ними разделался там, в гостинице — пощадил, не только жизнь сохранил, но даже увечий тяжелых не нанес. А что делать с такими бандитами — видимо, никто не знал, все — таки очень редко они встречались. Вот и хозяин гостиницы, по — видимому, просто вышвырнул их на все четыре стороны.

— Что вы хотите, люди? — спокойно спросил их Дмитрий.

Бандиты от таких слов и тона замешкались. Однако чернобородый, одна рука которого покоилась на перевязи в некоем подобии лубков, тут же нашелся:

— Деньги давай!

— Вот, возьмите, — Дмитрий вынул из кармана горсть серебренных и медных монет, которые дал ему в качестве сдачи хозяин корчмы и бросил их на дорогу у ног грабителей.

Те, ошарашенные видом денежной россыпи, сунулись, было, подбирать, но тут же, опомнившись, бросились на него с воплями:

— Все деньги давай! Все, что есть у тебя!

— Ну что ж, раз так!..

Обученное Пелагеей тело опять сумело в совершенстве постоять за себя. И через пятнадцать ударов сердца Дмитрий уже сваливал в придорожную канаву бесчувственные тела. Собрав рассыпанные на дороге деньги, он бережно убрал их обратно в карман и пошел дальше. Теперь разбойнички придут в себя не скоро!

Путь его лежал на север — дальше и дальше, к берегам северных морей. Угораздило же Мирослава забраться в такую глушь! Долго он еще шел по городам и весям, людей разных встречал — по большей части добрых и справедливых. И болезных лечил, и новые знания получал, и новые края видел… Правда, еще пару раз пришлось ему на лесных дорогах столкнуться и с разбойниками, да только наука боевая, Пелагеей преподанная и умение жить в лесу помогли отбиться и буквально раствориться в лесу. Так что оба раза нападавшие не смогли его схватить, а потом сыскать в лесных чащобах. Поскольку лес его, хотя и бывшего в тех местах гостем, признавал своим, а разбойники, хотя они в чащобах этих жили, оставались для природы чужими.

К счастью, любая дорога имеет конец.

Снова пришла весна, затем и она закончилась, уступив место лету, да и лето уже близилось к зениту, когда Дмитрий пришел, наконец, в северный край суровых скал и дремучих лесов, где и жил Мирослав.

Дул довольно — таки прохладный ветер с близкого к этим местам моря. Поднявшись на вершину холма, Дмитрий, кутаясь от пронизывающего ветра, увидел избу, стоящую на берегу гремевшей перекатами и отблескивающей заводями небольшой лесной речушки. Солнце в это время года в этих местах, несмотря на приближающийся вечер, стояло в небе довольно высоко, и ведущая к дому сквозь лес узкая тропинка просматривалась достаточно хорошо.

Спустившись с холма, Дмитрий подошел к избе. Не было ни забора, ни калитки, и Дмитрий поднялся на крыльцо. Не успел он постучать в дверь, как та открылась. На пороге возник высокий, худощавый старик, одетый в полотняные порты и рубашку с накинутой поверх нее стеганой безрукавкой, обутый в сапоги из мягкой кожи. В его темно — русых волосах и рыжей бороде не было ни одного седого волоса, а глаза были неожиданно молодыми, и в них отражалась спокойная и при этом очень мощная сила. Дмитрий застыл на пороге и не сразу нашелся, что сказать. Но хозяин избы неожиданно сам сделал шаг вперед и произнес:

— Здрав будь, путник! С чем пожаловал к старому Мирославу?

— И тебе здравия! — ответил Дмитрий. — Меня послала ведунья Пелагея. Просила передать вот это.

С этими словами Дмитрий залез за пазуху и, достав небольшой нашейный мешочек, извлек из него данный Пелагеей оберег. Диск, сделанный не то из метала, не то из камня, всегда был слегка теплым, словно его что-то грело изнутри.

— Знатная вещь! — произнес Мирослав, взяв оберег в руки. — Еще пращурами нашими сделанная. И Пелагею я помню — ох, и стрекоза была девка, когда у брата моего старшего Родомира училась науке знахарской. Так зачем же послала она тебя ко мне?

— Я у нее в обучении был. Тоже лечить учился. А год назад бабка Пелагея сказала, что ей меня учить больше нечему, а Дар мой до конца не раскрылся. И отправила к тебе. Дальше учиться!

— Знахарем быть хочешь, значит? Ну — ну… Пойдем в дом, нечего на пороге стоять.

Внутренне убранство жилища Мирослава сильно отличалось от избы Пелагеи. Не висели по стенам и около печи пучки разнообразных трав и кореньев, не стояли в углах разнообразные баночки и горшочки с готовыми отварами, порошками и мазями. Зато на полке вдоль стены стояли и лежали фолианты, от некоторых из которых так и веяло древностью.