Читать интересную книгу Мифы и загадки нашей истории - Владимир Малышев

Особенно ярко он выражен в пушкинской «Медном всаднике». «Судьбою здесь нам суждено, – писал поэт, – в Европу прорубить окно». Другими словами, построить в устье Невы город и дать России возможность начать сотрудничество с Европой, повести с ней активную торговлю и т. п. А в более широком плане, начать преодоление ее «чудовищной отсталости» от европейских государств. О Петре написано множество других восторженных книг, достаточно вспомнить хотя бы популярный роман Алексея Толстого, сняты прекрасные фильмы: один давно, где роль Петра блестяще сыграл Николай Симонов, и другой, недавно снятый петербуржским режиссером Владимиром Бортко. Портрет Петра висел в кабинете у Сталина, а его бюст стоит сегодня у президента России и в кабинете губернатора в Смольном. Это фигура, которая и сегодня объединяет российских государственников, «Россия – рыхлая страна, – считает писатель Даниил Гранин, – ей нужны скрепы. И фигура Петра может стать консолидирующей».

Знаменитый историк Ключевской называл Петра «одной из тех счастливо сложенных натур, какие, по неизведанным еще причинам, от времени до времени появляются в человечестве». Он сравнивал петровский перелом с «бурей, очищающей воздух». Другой выдающийся русский историк Соловьев тоже видел в нем великого вождя, которого только и ждала Россия. Даже классики научного коммунизма Маркс и Энгельс, которые, как известно, научно обосновали необходимость свержения и уничтожения всяких царей и императоров вообще, считали Петра «истинно великим человеком». А в далеком Карлсбаде на постаменте его бронзового бюста выгравированы стихи: «Великий Петр. Твой каждый след для сердца русского есть памятник священный…».

Другие оценки

Однако уже давно Петру давали и другие характеристики. Академик Бенуа так, например, отозвался о гипсовой маске, снятой с Петра в 1718 году: «Лицо Петра сделалось в это время мрачным, прямо ужасающим своей грозностью. Можно представить, какое впечатление производила эта страшная голова, поставленная на гигантском теле, при этом еще бегающие глаза и страшные конвульсии, превращающие это лицо в чудовищный фантастический образ». Писатель-эмигрант Иван Солоневич в своей знаменитой книге «Народная монархия» подвергает дела «великого преобразователя» сокрушительной критике. Никакое «окно в Европу», пишет он, Петру прорубать было не надо. В то время в нее уже была открыта достаточно широко открыта дверь, Россия и до Петра активно торговала с европейскими странами, в Москве жило и работало множество иностранцев. В исторических книгах, да и в художественной литературе (например, в романе Алексея Толстого «Петр I»), рисуется такая картина: из грязной варварской Москвы Петр приехал в Европу и поразился ее чистоте, гуманности и благоустройству. Пора заводить такие же порядки и в «отсталой» России, решил царь, и начал «железной рукой» это делать.

По этому поводу Солоневич пишет: «Самого элементарнейшего знания европейских дел вполне достаточно для того, чтобы сделать такой вывод: благоустроенной Европы, с ее благопечительным начальством, Петр видеть не мог – по той чрезвычайно простой причине, что такой Европы вообще и в природе не существовало». Там только что закончилась Тридцатилетняя, кровопролитная и опустошительная война, Европа голодала и вымирала. Дороги были переполнены разнузданными шайками разбойников – беглыми солдатами и разорившимися горожанами, повсюду полыхали костры инквизиции. Свирепствовали массовые казни. В Англии, куда Петр направился после Саардама, при одной только Елизавете было повешено и казнено другими самыми жестокими способами 90 тысяч человек.

Европейская «чистота»?

Много говорили о «московской грязи» и европейской чистоте. Однако в Версальском дворце на карточном столе французского короля стояло блюдечко, на котором можно было изящно давить вшей. В то время как в Москве, да и в любой русской деревне имелись бани, и в них поголовно мылось все население России. А вот в Европе бань не было. Таким образом, сельская «цивилизованная» Европа во времена Петра не мылась вообще!

Солоневич, бежавший из советского концлагеря и умерший в эмиграции, приводит такой пример, когда много позже (в тридцатых годах прошлого века), они с сыном остановились в провинциальной немецкой гостинице и попросили приготовить ванну для двоих, то администрация изумилась его требованию, сменить воду после помывшегося раньше сына. Немцы были поражены «русской расточительностью» – не могут двое помыться в одной и той же воде!

Таким образом, делает вывод Солоневич, сказка о сусальной Европе и варварской Москве есть сознательная ложь. А потому никакой «европейской цивилизации» Петр в Россию попросту принести не мог. Регулярная армия? Но она начала формироваться еще в допетровской Москве. «Удобное» европейское платье? Но оно совершенно не подходило для русского климата. Русская армия, где ввели башмаки и треуголки, через 200 лет после Петра снова вернулась к сапогам, рубахам и папахам, которые куда больше были пригодны в условиях нашей зимы.

Нелепая затея

Тоже и Петербург. Совершенно нелепой была затея Петра устроить в городе каналы, на манер голландских. В Амстердаме это было вынужденной мерой, а море там не замерзает круглый год. Потому в Петербурге эта идея с треском провалилась. По словам П. Милюкова, город возводился Петром на редкость бестолково: «Петербург раньше строили на Петербургской стороне, но вдруг выходит решение перенести торговлю и главное поселение в Кронштадт. Снова там, по приказу царя, каждая провинция строит огромный корпус, в котором никто жить не будет и который развалится от времени. В то же время настоящий город строится между Адмиралтейством и Летним садом, где берег выше и наводнения не так опасны. Петр снова недоволен. У него новая затея. Петербург должен походить на Амстердам: улицы надо заменить каналами. Для этого приказано перенести город на самое низкое место – на Васильевский остров». Но Васильевский остров заливался наводнениями. Стали строить плотины, но из этого ничего не вышло – это была работа на десятилетия. Стройку перенесли на правый берег Невы, на то место, которое называется Новой Голландией.

«Птенцы гнезда Петрова»

Не лучше Петра были и его соратники, так называемые «птенцы гнезда Петрова». Вот как характеризует их знаменитый историк Ключевской: «Князь Меньшиков, отважный мастер брать, красть и подчас лгать… Граф Апраксин, самый сухопутный генерал-адмирал, ничего не смысливший в делах и незнакомый с первыми зачатками мореходства, Граф Остерман… великий дипломат с лакейскими ухватками… Неистовый Ягужинский… годившийся в первые трагики странствующей драматической труппы и угодивший в первые генерал-прокуроры сената».

А жуткие попойки, которые регулярно устраивал «великий преобразователь», его «Всепьянейший синод», циничные издевательства над церковью, множество самых диких выходок, для которых нет никакого объяснения?

Диктатура дворянства

Но почему же тогда личностью Петра и его преобразованиями так восхищались и восхищаются? Достаточно снова вспомнить того же Пушкина, искренне восторгавшегося «уздой железной», которой царь «Россию поднял на дыбы» и, в то же время, назвавшего восстание против этого рабства народа под руководством Пугачева «бессмысленным и беспощадным» бунтом. Да, соглашаются дворянские историки, у Петра были, конечно, безобразия, жестокость и т. п., но отсталую Россию он все-таки якобы «спас».

Иван Солоневич, известный, кстати, своей приверженностью монархической идее, дает этим восторгам перед Петром свое объяснение. Главным итогом петровских преобразований стала диктатура дворянства, которое получило неслыханные привилегии, армию рабов в виде крепостных крестьян и возможность жить припеваючи, ничего не делая. «И военный дворянский слой, самый сильный в эпоху непрерывных войн, – пишет Солоневич, – сразу сел на шею всем остальным людям страны: подчинил себе церковь, согнул в бараний рог купечество, поработил крестьянство и сам отказался от каких-либо общенациональных долгов, тягот и обязанностей. Дворянство зажило во всю свою сласть… Историки и романисты описывают тот «вихрь наслаждений» – пиров, балов, зрелищ и пьянства, в который бросилось освобожденное от чувства долга и необходимости работать дворянство».

Кумир тов. Сталина

Разумеется, что после этого для поколений дворянских поэтов (в том числе и для Пушкина), писателей и историков Петр I стал непререкаемым кумиром. Ему возводили памятники, его деяния воспевали в стихах. Однако именно эта, построенная Петром рабовладельческая система – позорное крепостное право, обернулось позднее трагедией для России. Оно изуродовало и развратило страну, став главной причиной революции 1917 года. Вот к чему привели «великие думы» на берегу «пустынных волн…». Кстати, вот еще и другой парадокс нашей истории: портрет кумира дворянства – царя Петра I висел над рабочим столом Сталина – вождя государства, царя свергнувшего.