хорошо они финансово обеспечивают других. Социум делает из мужчин «слуг» не меньше, чем из женщин, только формы служения, поддерживаемые культурой, различны[64]. Если мужчина не может содержать женщину, он теряет статус как в ее глазах, так и в собственных. Нужен рекордный уровень независимости и самооценки, чтобы бросить вызов этому навязанному культурой подходу, задав вопрос: «А почему именно этим вы измеряете мою ценность как мужчины?»
ТРИБАЛЬНАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ
На протяжении человеческой истории в большинстве обществ и культур доминировала трибальная, или племенная, ментальность. Так было в доисторические времена, в Средние века и даже в социалистических (и некоторых других) странах XX века. Япония – современный пример несоциалистической страны, которая по-прежнему сохраняет культурную трибальность, хотя, возможно, уже предпринимает попытки ослабить ее влияние.
Суть трибальной ментальности в том, что триба (племя, клан и т. д.) воспринимается как безусловный приоритет, при этом значимость отдельных личностей принижена. Последние рассматриваются как взаимозаменяемые винтики, мало чем различимые между собой. В крайнем своем выражении трибальная ментальность практически не признает существования личности вне сети трибальных связей. Личность сама по себе – ничто.
Отец коллективизма Платон ухватил самую суть такого подхода в своих «Законах», когда написал: «Мой закон имел бы высшей целью общественное благо… ибо я считаю, что отдельный человек и его дела неважны». Философ восторженно предрекает: «Словом, пусть человеческая душа приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно. Пусть жизнь всех людей всегда будет возможно более сплоченной и общей».
Если говорить об Античности, то воплощением этих взглядов являлось государство воинов – Спарта. А его живыми памятниками в современной истории оказались нацистская Германия и Советский Союз. Между Античностью и современностью на шкале истории встает феодальная цивилизация Средних веков, где о каждом человеке судили по его месту в общественной иерархии, а вне ее личность будто не существовала.
Суть трибальной ментальности в том, что триба воспринимается как безусловный приоритет, при этом значимость отдельной личности принижается.
Трибальное общество может, но не обязано быть тоталитарным. Иногда в нем допускается относительная свобода. Контроль над личностью порой носит скорее культурный, а не политический характер, хотя политика всегда присутствует. Но изначально трибальность направлена против самооценки.
Ее установки и направленность по своей сути принижают личность как таковую. Главный посыл гласит: «Ты не в счет. Сам по себе ты ничто. Ты можешь стать кем-то, только будучи частью нас». Подобный социум требует от личности поддержания низкого уровня самооценки ради группы. Самоутверждение подавляется (за исключением особых ритуалов). Гордость считается злом. Самопожертвование всячески прославляется.
Несколько лет назад в книге The Psychology of Romantic Love я писал о том, что в примитивных обществах эмоциональным привязанностям не придается значения. Любовь как союз двух «я» считается абсолютно неприемлемой. Дело в том, что романтическая любовь в ее рациональном понимании обязательно нуждается в самооценке и что оба этих понятия – самооценка и любовь – чужды трибальной ментальности.
Антропологи, исследовавшие существующие поныне примитивные племена, многое поведали нам о ранних формах трибальной ментальности и ее понимании индивидуальности. Вот довольно занимательная иллюстрация из The Natural History of Love («Естествознание любви») Мортона М. Ханта:
«Вообще говоря, клановый строй и социальная жизнь большинства примитивных сообществ создают условия для тесной близости и привязанности между всеми членами… большинство примитивных народов не видят особых различий между отдельными индивидами, поэтому среди них не существует обособленных союзов по западному образцу. Все до единого эксперты говорят о той легкости, с которой они расстаются с объектами любви, и их искренней вере в то, что одна любовь может заменить другую. Доктор антропологии Эндрю Ричардс, живший в 1930-е годы в племени бемба в Северной Родезии, однажды рассказал людям из племени английскую сказку о принце, который взбирался на хрустальные горы, преодолевал глубокие ущелья, сражался с драконами, чтобы получить руку девушки, которую любил. Бемба были явно смущены, но хранили молчание. Наконец заговорил старый вождь и выразил чувства всех присутствующих в единственном вопросе: “А почему нельзя было взять другую девушку?”»
Хорошо известное исследование Маргарет Мид[65], посвященное народности самоа, подтверждает, что глубокие эмоциональные привязанности между отдельными его представителями чужды психологии и жизненным принципам подобных обществ[66]. Хотя промискуитет и краткие сексуальные связи разрешены и поощряются, любая тенденция к созданию прочных эмоциональных уз между индивидами активно подавляется. Если любовь – это самовыражение и торжество личности, как и преклонение перед другой личностью, задумаемся о самооценке и ментальности самоа или ее духовном эквиваленте в современных секс-клубах Нью-Йорка.
В традициях, регулирующих сексуальную жизнь в примитивных культурах, человек часто боится, даже сопротивляется сексуальным чувствам к тем, к кому испытывает любовь (в нашем ее понимании). И действительно, хотя половая жизнь нормально воспринимается большинством, но связанные с ней чувства кажутся чем-то надуманным. «На островах Тробриан в Соломоновом море, – пишет Дж. Раттри Тейлор, – взрослые не мешают детям вступать в сексуальные игры и предпринимать, пусть и преждевременные, попытки совершить половой акт; подростки спят друг с другом, и это нормально – лишь бы они не влюблялись. Если возникает любовь, половой акт подпадает под запрет. Спящие вместе любовники грубо нарушают приличия»[67].
Любовь, если она возникает, иногда регулируется намного строже, чем секс. (Конечно, во многих примитивных обществах не имеется даже такого понятия, как «любовь», хоть сколько-нибудь близкого к нашему.) Страстные личные привязанности расценивают как угрозу племенным ценностям и авторитету группы. Задумаемся о связи этого явления с самооценкой.
Трибальная ментальность – не только удел слаборазвитых социумов. В частности, мы сталкиваемся с ней в романе-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984», где вся полнота власти и авторитета тоталитарного государства направлена на сокрушение самоутверждающего индивидуализма романтической любви. Осуждение диктаторскими режимами XX столетия стремления граждан к личной жизни, именование такого стремления мелкобуржуазным эгоизмом слишком хорошо известны, чтобы приводить здесь цитаты. Современные диктатуры, возможно, имеют более четкое представление об индивидуальности, чем примитивные трибы, но и подавляют ее еще безжалостнее.
Когда я был на Первой международной конференции по самооценке, которая проходила в Норвегии в 1990 году, один ученый из Советского Союза заметил: «Вы, американцы, вряд ли способны понять, насколько концепция самооценки чужда нашей стране. У нас просто нет такого понятия. А если бы и было, то его осудили бы как политическую провокацию».
В современной Японии – полусвободном обществе с традициями трибальности и авторитаризма – внутренние либеральные силы стремятся освободить личность от ограничений старых пут. Вот что пишет Джонатан Рауч о «древнем» аспекте японской культуры:
«Есть удручающая сторона Японии –