— Не дергайся, сука, хуже будет, — мрачно предупредил он. — Будешь делать, что я скажу.
Он провел пальцами по ее лицу, шее, потом внезапно дернул вниз «молнию» на куртке. Под курткой у Оли была только рубашка-ковбойка. Две верхние пуговички от резкого движения расстегнулись.
— Ого! — Парень присвистнул. — Да ты ничего девочка!
— Пусти! — попыталась она крикнуть, но крик прозвучал как жалобный стон. — Я позову на помощь!
— Зови, дура. — Парень зажал ей рот рукой.
Оля извернулась и попыталась укусить его за палец. Парень совсем разъярился:
— А, сука! Кусаться вздумала!
Он ударил ее в живот. От сильной боли она согнулась пополам и упала на колени на мокрый асфальт. В лицо брызнула вода. Парень завел ей руки за спину и выгнул назад. Тонкая ткань ковбойки треснула и разорвалась. Тут приблизились двое других парней, которые до этого довольно безучастно наблюдали за происходящим.
Оля испуганно смотрела на них. Кричать она не могла: первый ее обидчик все еще зажимал ей рот. Да если бы этого и не было — голос пропал. Она стояла перед ними, в разорванной рубашке, почти полуголая, с мокрыми слипшимися волосами, с грязными потеками на лице.
Один из парней лениво провел пальцами по ее груди, потом стал расстегивать «молнию» на ее джинсах. Инстинкт самосохранения работал независимо от рассудка: Оля неожиданно быстрым и резким движением выбросила вперед колено, пытаясь попасть парню в пах. Но ей не повезло. То ли парень был недостаточно пьян, то ли просто обладал хорошей реакцией, но он среагировал молниеносно, отбросив ее ногу своей с такой силой, что она дернулась от боли.
— А, шлюха, драться вздумала!
Он перехватил ее руки у первого парня и прижал ее к каменной стене дома, навалившись на нее всем телом. Оля снова попыталась вырваться, и тогда он размахнулся и с силой наотмашь ударил ее сначала по одной, затем по другой щеке. Голова мотнулась. Затылком Оля ударилась о стену. Перед глазами поплыли черные круги. Последнее, что она помнила, — грубые руки, которые тащили ее прямо по асфальту…
Когда она пришла в себя, она лежала в каком-то дворе возле помойки. Вся одежда на ней была разорвана, а тело болело так, что каждое движение становилось пыткой. Она застонала и попробовала сесть. Со второй попытки ей это удалось. Она отдышалась, потом рискнула двинуться дальше. С трудом доползла до стены дома. Вот и арка, через которую ее, очевидно, тащили…
Как она добралась до бульвара, она и сама не помнила, однако было ясно, что до дома самостоятельно ей не дойти. Она встала у края тротуара, одной рукой держась за ствол дерева, а другую подняла, голосуя.
Первая же машина, появившаяся минут через пять, резко затормозила. Водитель, пожилой человек лет пятидесяти с небольшим, не только довез ее до дома, но и помог подняться по лестнице. На прощание оставил свой номер телефона и сказал, что, если она заявит в милицию, он готов выступить в качестве свидетеля. Мир оказался все же не без добрых людей… Неделю Оля лежала в постели, не желая никого видеть. Тетя Паша, которой она так ничего и не рассказала, робко и заботливо ухаживала за ней. Кровоподтеки и ссадины на теле постепенно заживали. Но они-то, оказалось, были самыми безобидными последствиями той роковой ночи.
Примерно через неделю у Оли случился первый приступ. Ночные кошмары, в которых сливались и смерть родителей, и измена Валентина, и страшное нападение, не отступали от нее почти месяц, не давая спать, доводя до полного изнеможения. Испуганная тетя Паша настояла на том, чтобы Оля пошла к врачу. Врач выписал таблетки, но ничего утешительного сказать не смог. Надо было учиться с этим жить…
И это не все.
К январю было уже бессмысленно прятаться от факта — она беременна. И эта беременность, она знала, тоже была результатом той ночи. Аборт в больнице делать отказались: во-первых, велик срок, во-вторых — хрупкий организм, последствия могут быть роковыми.
Однако, когда Оля вышла от врача после окончательного приговора, она ощутила странное спокойствие, даже умиротворение. Такое чувство не посещало ее уже много дней. Будет ребенок! И в конце концов, даже если его зачатие так страшно и нежеланно — он все равно будет. Может быть, в этом ребенке — ее спасение? За короткое время она потеряла все, что имела: родителей, семью, любимого, уверенность в спокойном и счастливом будущем… Так, может быть, с этим ребенком она снова обретет пусть не все, но хоть какую-то часть потерянного?
14
Ольга Васильевна сидела, бессильно опустив руки и глядя прямо перед собой, словно все события того времени проходили перед ее глазами. На Магницкого она больше не смотрела.
Валентин Петрович весь как-то сгорбился, будто его придавило это неожиданное известие.
— Как же это, Оленька? Как это…
— Вот так. — Ольга Васильевна вздохнула. — А потом родилась Лена. Мы жили втроем: я, она и тетя Паша. Тетя Паша, кстати, тоже думала, что Лена твоя дочь. Я ее не разубеждала. А еще потом… Тетя Паша умерла, когда Леночке было два с половиной. А через полгода я познакомилась с Гришей, и это были самые счастливые пять лет моей жизни. У нас была замечательная семья. Но, видно, мне не суждено долго быть счастливой.
Почему-то всем хорошим людям бывает отпущено так мало жизненного срока… У Гриши обнаружили рак, он сгорел в полгода. И мы с Леной остались опять вдвоем. И я уж думала, что все плохое с нами уже случилось…
Она снова не удержалась и всхлипнула. Он притянул ее к себе, обнял за плечи:
— Оля, Оленька, бедная моя… Ну ничего, успокойся, вместе что-нибудь придумаем.
Она судорожно вздохнула:
— И теперь вот — это… Они говорят — необходима операция, иначе… Если Лена… Если с Леной… Я не переживу этого. Не переживу…
15
В палате было полно цветов. Бордовые розы от Славика, розовые и красные пионы от Магницкого. На подоконнике стоял изящный букет из белых и желтых лилий, который принес Игорь. Стоило Лене открыть глаза, и взгляд падал на этот букет.
Лена вздохнула. Неужели надо было свалиться от сердечного приступа и попасть в больницу, чтобы все уладилось? Вчера ей наконец-то разрешили посещения. До этого целую неделю к ней вообще никого не пускали, даже маму, спешно вызванную из Италии. Зря не пускали: подумаешь, сердечный приступ! Саму Лену это не удивило: сердце у нее побаливало давно, но она не придавала этому значения. Приступ… Того, что ей пришлось пережить, с лихвой хватило бы, чтобы вызвать инфаркт вместе с инсультом!
Вчера утром у нее состоялся разговор со Славиком. Он пришел, робкий и потерянный, совсем не похожий на грозного обманутого мужа. Долго топтался на пороге, не решаясь войти. Лена тоже чувствовала себя неловко, но в отличие от Славика к этому разговору готовилась давно и знала, что сказать. Она триста раз проигрывала в уме слова, которые должны убедить его, что иначе она просто не могла поступить.