— Так, значит, сообразили? — Голос у Уитлэма был скорее заинтересованный, чем злой. — Про деньги траста.
Он опять открыл зажигалку и на этот раз оставил гореть. Сердце у Фалька упало. Он старался не смотреть на пламя.
— Да, — сказал он. — Я должен был заметить раньше. Но ты хорошо заметал следы.
Уитлэм хихикнул — странный, сухой звук, немедленно унесенный ветром.
— У меня были возможности потренироваться. Сандра предупреждала меня. Говорила, однажды придется за это расплачиваться. Эй…
Уитлэм помахал в их сторону зажигалкой, и у Рако из горла вырвался какой-то первобытный звук.
— Слушайте. Сандра к этому всему вообще отношения не имеет, понимаете? Ей известно о кое-каких игорных делах, но она понятия не имеет, насколько все плохо. Вообще ни о чем не знает. Вы должны это понять. Она не знала. Ни о школьном гранте. Ни о Хэдлерах.
При упоминании Хэдлеров голос у него сорвался, и он резко втянул воздух сквозь зубы.
— И мне так жаль насчет того мальчика. Билли, — произнеся детское имя, Уитлэм поморщился. Опустил взгляд и защелкнул крышку. Фальк впервые позволил себе надеяться.
— Я никогда не думал, что Билли пострадает. Его вообще не должно было там быть. Вы должны мне поверить. Я пытался оградить его. Я хочу, чтобы Сандра это знала.
— Скотт, — сказал Фальк. — Почему бы тебе не пойти с нами и не сказать это Сандре лично.
— Будто она теперь захочет иметь со мной дело. После того, что я сделал. — Щеки у Уитлэма блестели от пота и слез. — Надо было дать ей уйти от меня еще много лет назад, когда она хотела сделать это в первый раз. Пусть бы забрала Даниэль подальше от меня, и жили бы в безопасности. Но я не сделал этого, а теперь слишком поздно.
Он утер лицо рукавом, и Рако воспользовался этой возможностью, чтобы наклониться за пистолетом.
— Но-но! — Не успел Рако коснуться оружия, как пламя опять заплясало у Уитлэма в руке. — У нас все было так хорошо.
— Ладно, — сказал Фальк. — Давайте просто все успокоимся, Скотт. Он за семью боится. Так же, как и ты.
Рако, который так и замер с протянутой за оружием рукой, на лице — маска злости и страха, медленно выпрямился.
— Скотт, она беременна, — сказал он, глядя Уитлэму прямо в глаза. Голос у него сорвался. — Моей жене рожать через четыре недели. Пожалуйста. Пожалуйста, просто закрой зажигалку.
Руки у Уитлэма тряслись.
— Заткнись.
— Все еще можно изменить, Скотт, — сказал Фальк.
— Нельзя. Все не так просто. Ты не понимаешь.
— Пожалуйста, — сказал Рако. — Подумай о Сандре, подумай о Даниэль. Закрой зажигалку и пойдем с нами. Если не ради себя, так хотя бы ради жены. Ради дочки.
Лицо у Уитлэма исказилось; он весь покраснел, и ссадины на щеке приобрели какой-то противный оттенок. Он попытался было глубоко вздохнуть, но грудь у него так и ходила ходуном.
— Это и было ради них! — заорал он. — Все это. Вся эта гребаная херня — ради них. Я хотел их защитить. Да что мне оставалось делать? Я видел этот пистолет для гвоздей. Они заставили меня взять его в руки. Какой у меня был выбор?
Фальк не был уверен, о чем говорит Уитлэм, но он догадывался. Под накатывающей волной паники он ощущал странную холодность. Может, перед самим собой Уитлэм и сумел оправдать свои действия, но его чудовищные поступки были исключительно его виной.
— Мы приглядим за ними, Скотт. Мы позаботимся о Сандре и Даниэль, — Фальк произнес имена ясно, отчетливо. — Пойдем с нами, расскажешь нам все, что тебе известно. Мы сможем сделать так, чтобы они были в безопасности.
— Вы не можете! Вы не сможете защищать их вечно. А я не смогу их защитить вообще. — Теперь он всхлипывал. Пламя вздрогнуло, когда он сильнее сжал кулак, и у Фалька перехватило дыхание.
Он постарался остановить роем кружащие в голове мысли и трезво оценить угрозу. Кайверра, лежащая за их спинами в долине, вместе со всеми своими темными секретами. Школа, скот, Барб и Джерри Хэдлеры, Гретчен, Рита, Шарлот, Макмердо. Он лихорадочно соображал. Расстояния, количество домов, дороги, ведущие в безопасность. Все было бесполезно. Огонь был способен обогнать автомобиль, не говоря уж о человеке.
— Скотт, — закричал он. — Пожалуйста, не делай этого. Дети до сих пор в школе. Твоя дочка тоже там. Мы сами ее видели. Весь этот город — одна пороховая бочка, и ты это знаешь.
Уитлэм глянул в направлении города, и Фальк с Рако быстро шагнул вперед.
— Эй! — рявкнул Уитлэм, размахивая зажигалкой. — Нет. Больше чтобы этого не было. Стойте, где стоите. А то брошу.
— Твоя дочь и все эти дети сгорят заживо, на бегу, — Фальк старался говорить ровным голосом. — Этот город — Скотт, послушай меня, — этот город и все, кто в нем живет, сгорят дотла.
— Да мне медаль гребаную надо дать за то, что я избавлю это несчастное место от страданий. Кайверра — это просто кучка дерьма.
— Может, и так, но дети-то в чем виноваты?
— Детишек они спасут, пожарники туда первым делом поедут.
— Да какие пожарники, ты, придурок? — заорал Рако, указывая на буш, усеянный оранжевыми пятнами. Все они здесь, в лесу, ищут тебя. Мы все погибнем вместе с тобой. Если ты бросишь эту зажигалку, мы умрем все, включая твою жену и ребенка. Это я тебе точно говорю.
— Да они и так все равно что мертвы! Я не могу их спасти. Никогда не мог. Лучше это, чем то, что нас ждет.
— Нет, Скотт, это не…
— И этот городишко! Пусть Кайверра горит огнем…
— Сейчас, — заорал Фальк, и они с Рако бросились вперед, растягивая полы своих жилетов, как покрывала, и врезались в Уитлэма, в то время, как он швырнул зажигалку на землю. Белая вспышка обожгла Фальку грудь, когда они падали на землю, и они покатились в хлопающих полами жилетах, скребя по земле сапогами, не обращая внимания на вспыхнувшую боль. Он вцепился Уитлэму в волосы и держал, невзирая на страшную боль, пока волосы не рассыпались в пыль, и в руке — красной, покрывшейся коркой, — не осталось ничего.
Они катались по земле и горели тысячи часов, пока пара рук в толстых перчатках не оттащила Фалька за плечи. У него вырвался звериный вопль, когда пошла трещинами и начала облезать кожа.
На него набросили тяжелое одеяло; на голову полилась вода и он глотал ее, давясь и захлебываясь. Вторая пара рук оттащила его прочь. К губам поднесли бутылку воды, но пить он уже не мог. Он вывернулся, пытаясь уйти от агонии, но кто-то осторожно придержал его, и он закричал, когда боль обожгла все его тело. В ноздрях стояла вонь обожженной плоти; глаза и нос щипало невыносимо, и он все старался сморгнуть едкие слезы и прочистить нос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});