Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

Во‑вторых, мало‑мальски профессиональные расчеты штабных аналитиков и фронтовых практиков в высоких званиях свидетельствовали, что этого ни в коем случае не хватит. Особенно с учетом того, что войска, не имевшие никакого опыта войны на Восточном фронте, неизбежно придется бросать в хаос встречных боев по частям и с марша: с точки зрения хорошей оперативной практики это было самым верным рецептом остаться без войск вообще, не добившись ровным счетом ничего.

Еще можно было рокировать войска с более спокойных участков самого Восточного Фронта, но у этого, третьего по счету, естественного решения тоже были свои недостатки: ты рокируешь, так и русские тоже рокируют. Только в два‑три раза больше. А, кроме того, никаких спокойных участков с некоторых пор попросту не было. Пока творилась драма на Висле, пока храбрые войска двух фронтов освобождали Польшу и выходили на границу самой Германии, их соседи с юга выводили из войны Румынию, а севернее – практически очистили Прибалтику, походя разгромив финнов, и теперь, хоть и с ожесточенными боями, но успешно продвигались в Восточной Пруссии, поэтому Померанской группировке, в общем, тоже не приходилось скучать.

Катастрофа – это вовсе не обязательно что‑то ужасное. Это просто‑напросто ситуация, когда не существует не то что приемлемых, а даже мало‑мальски вменяемых, имеющих хоть какой‑то смысл решений. А еще – нет никакого "завтра".

Некоторое время тому назад Верховный Главнокомандующий с неожиданным смущением обнаружил, что настоящей нужды в его командовании почти не осталось. Особенно в той его части, которая касалась собственно военных вопросов. Все сами знали, что им делать, и его вмешательство могло только внести лишнюю неразбериху. Тогда он исподволь устранился от решения рутинных проблем, оставив за собой координацию, а еще сосредоточил свое внимание на одном вполне конкретном вопросе, который считал и перспективным, и, в то же время, крайне насущным. Остальные, не без его, понятно, помощи, не то, чтобы позабыли о нем, а как‑то не держали в поле своего зрения. У них было слишком много дел, которые носили куда более срочный характер. Ну а он, не привлекая ничьего внимания, начал изучать вопрос о возможности массового производства тяжелых бомбардировщиков, скажем, в Казани. Разговор с Беровичем относительно того, что будет после войны, никак не шел из головы. Собственно, еще тогда, а вовсе не теперь он исподволь начал эту работу. Теперь он только убедился в собственной правоте. Враги врагами, а и союзники тоже должны ведать страх Божий. Причем уже сейчас. Обдумав вопрос, эту программу он решил курировать лично, замкнув непосредственных исполнителей на себя: не всем заниматься товарищу Берия. Его тоже беречь надо.

…Даже если эта подозрительная затея с урановой бомбой окажется правдой. В чем лично он, мягко говоря, сомневается. Даже если объект "Гном" не преувеличивает, и не обманывает себя, как это бывает с подобными ему энтузиастами, и ракету, достающую на тысячу километров, действительно можно построить. На доводку, на то, чтобы превратить эти штучки в оружие, потребуется слишком много времени. На протяжении которого ему будет нужен предельно внятный аргумент в предстоящих непростых переговорах с союзниками. В завтрашнем большом споре именно у него, старика, окажется простой, но надежный и крепкий ключ власти и влияния. У него есть свой, только ему присущий способ сделать дело. Дешевый и очень действенный. Несравненное умение обращаться с людьми, особенно с интеллигенцией. Так, чтобы они отдали ему не только натужное рвение, но и вложили бы в дело всю душу и вдохновение.

Указом Правительства маркировка самолетов была сменена с невнятных "Т‑6" и "Т‑10" на понятные, в честь хорошего и заслуженного человека: "Ту‑6" и "Ту‑10". Действительно – хороший, действительно – заслуженный, человек не имел к машинам буквально никакого отношения, но это никого не смутило даже в малейшей степени. Авторы пока что не заслужили чести быть увековеченными в марках серийных самолетов. Ничего, еще заслужат. Кое‑где после цифры еще стояла буква "Р". Разведчик, значит. Особого смысла та буква не имела, потому как те разведчики зачастую имели, помимо аппаратуры и команды наблюдателей, еще и бомбы: кстати, за полгода в практике применения управляемых ПАБ были достигнуты неоспоримые успехи. Возили и просто бомбы, вместо всего остального. Поменьше правда, чем те самолеты, что без маркировки, но тоже порядочно. А теперь товарищу Туполеву поручили разработать и запустить в производство новые модификации этих замечательных машин. С литерой "Т".

А Владимир Яковлевич, который ходил вне себя от ревности и улыбался горькой улыбкой, когда Люлька делал‑доводил‑переделывал‑опять‑доводил свой турбореактивный двигатель, был внезапно вызван в Кремль. Оттуда он вернулся до крайности воодушевленный, горделивый и с видом чрезвычайно таинственным. Таинственность эта была до крайности наивной, поскольку мотор – дело коллективное, и помимо ряда ключевых фигур пройти не мог ни в коем случае.

Собственно говоря, обида его была неумной, но небезосновательной: это на ЕГО моторах страна выигрывала войну, они нуждались разве что в мелких доработках и усовершенствованиях, а все внимание выскочке Архипу. Хотя практического выхода от его новаторского детища было, откровенно говоря, не то, чтоб слишком много. Больше шуму, чем толку. По крайней мере – пока.

…Но, если быть объективным, "тройка" оказалась хорошей машиной. Ох, хор‑рошей! Трудно придраться, а если и придерешься, то все равно только отталкиваясь от тех концепций, которые в нее заложены. Впервые, между прочим.

Полбеды ревность к незаслуженной славе. Даже ревность к творческому достижению, когда только ты и еще два‑три человека способны оценить все его великолепие, не вся беда, если только достижение это не получило широкого признания. Но ревность к успеху, когда ты ЛУЧШЕ КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО понимаешь, что он трижды заслуженный, дает смесь поистине всеразъедающую. Можно запить, можно сломаться, превратившись в желчного неудачника, способного только на пакости. Слава богу, Владимир Яковлевич относился к другой породе. Люлька еще работал над доводкой своего семейства, а он уже разработал концепцию своего двигателя. В совсем‑совсем другую сторону. И послал свои предложения, минуя непосредственное начальство, в ГКО. Послал без особой надежды, но, как оказалось, не зря. Литера "Т" значила "турбина". Хоть и высотную, но медлительную "черную корову" необходимо было превратить в стремительного хищника с колоссальной крейсерской скоростью, но сохранившего при этом дальность и грузоподъемность.

Стоит ли говорить, что ни с какой модификацией ничего не вышло. "Ту‑10Т" был, по сути, новой машиной. Для других скоростей прежняя аэродинамика, так же, как и прежний профиль крыльев, не годились вообще. Равно как и профиль, размеры и сама конструкция оперения. Его двигатель, турбовинтовой "ВМ‑1" безусловно являлся выдающейся конструкцией: а, будучи на 63‑м не чужаком каким‑нибудь, как некоторые, а насквозь своим, плоть от плоти, одним из основоположников, все возможности к ускорению работы он использовал полностью, до донышка. Архип Иванович не поссорился с Владимиром Яковлевичем: ознакомившись с проектом и изделием, он только развел руками, покрутил головой и пожал Макульскому твердую, костистую руку. И то сказать: чего чемпиону по конькам ревновать к успеху чемпиона по гимнастике?

К тому моменту, когда начато было серийное производство "Ту‑10Т", на Казанском авиазаводе уже довольно давно делали по четыре "Ту‑10" в неделю. И пять в месяц – в только что возвращенных на прежнее место цехах освобожденного Воронежа. Он начал раскручивать производство сам, исподволь, не поднимая излишнего шума, еще до принятия осознанного решения, в какой‑то момент почуяв, что – пригодится. Обязательно. Что наступит такой момент. Так вот он, похоже, наступил.

Генерал‑полковник Богданов был такой не один. Таких было чуть ли не большинство. В бесконечных боях, сверхчеловеческих усилиях, в неусыпных хлопотах и предельном старании, они не заметили, как неистовый напор наступления выплеснул их аж на правый берег Одера, и в некоторых местах от передовых частей 1‑го Белорусского фронта до пригородов Берлина оставалось шестьдесят семь километров. Когда Островецкая группировка сдалась, когда шестидесятитысячная Познанская группировка оказалась надежно и умело блокирована в городе и лишена всяких перспектив хоть как‑то повлиять на ход боевых действий, а то, что еще осталось от группы армий "А", продолжало тащиться на запад вслед подвижным группам советских войск, со всем этим надо было что‑то делать. Да, конечно, мощная восточно‑померанская группировка представляла собой определенную опасность, но, откровенно говоря, ей было, чем заняться со стремительно наступающими Карельским, Ленинградским, прибалтийскими и северо‑белорусскими фронтами. Всем как‑то вдруг стало ясно, что просто продолжать делать то же, что делали, и в прежнем ключе, становится некоторым образом невозможно. Требовалось что‑то еще, на каком‑то совершенно новом уровне.