Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людовик уцепился за ножку стола. Слюна, которую он выплевывал, была вперемешку с кровью. Голова кружилась и болела, но мысли короля были ясными, а остротой превосходили любой кинжал. Собрав все имеющиеся у него силы, король поднялся. Пока не на ноги, только на колени.
Отчаянный поединок Монкура с Маршалем продолжался. Выпады следовали за выпадами, каждое обманное движение вызывало ответное. Оба хорошо умели сражаться, в обоих бурлила злость и жажда крови. Монкур всеми силами стремился переместиться поближе к королю. Противники опрокидывали и крушили столы, сбрасывали подносы, давили ногами осколки разбитых бокалов.
– Стража! – крикнул Фабьен.
– Нет! – возразил с пола Людовик. – Сюда не войдет никто!
Главу полиции волновало состояние короля. Он всего на мгновение повернул голову к Людовику. Этого Монкуру было достаточно, чтобы ударить главу королевской полиции в живот. Маршаль пошатнулся, но успел схватиться за спинку стула и устоять на ногах. Рубашка сделалась мокрой от крови. Фабьен стоял, раскачиваясь в разные стороны.
– Прекрасный замысел, Монкур, – сказал Людовик.
Повернувшись, Монкур увидел, что король снова на ногах. Пальцы Людовика, сжимавшие кочергу, побелели от напряжения. Лицо короля превратилось в маску убийственной решимости.
– Ты мыслил убить всех, кто может тебя выдать, а потом и меня. Вину ты собирался свалить на Маршаля. На твоем месте я бы выбрал такую стратегию. Но твой первый удар должен был оказаться верным. А с верностью у тебя, Монкур, всегда было плохо. Ты подменял верность угодливостью. Но сегодня тебе повезло. Сегодня тебе представилась возможность убить короля.
Монкур скривил губы.
– Какого короля? – усмехнулся он. – Вы для меня ничем не отличаетесь от всех прочих королей. Если и есть отличия, они чисто внешние. А по сути я не вижу никаких отличий. Такое же стремление к славе любой ценой. Вы говорите о свете и мечтах, достойных богов. Но ваша душа погрязла во тьме.
Змея приготовилась к смертельному броску.
– Ты забыл, Монкур, что темнее всего бывает перед рассветом.
С этими словами Людовик метнул кочергу. Она ударила Монкура по ребрам. Монкур зашатался. Король бросился к нему и прижал к опрокинутому столу. Монкур вывернулся, отпихнул стол и атаковал Людовика, едва не полоснув королю по горлу и сразу увернувшись от возможного контрудара.
Поединок возобновился, но теперь противником Монкура был сам король. Это не мешало обоим сражаться с остервенением диких зверей в лесу. Обоих подстегивал гнев, оба умели уклоняться от смертельных ударов. И у Людовика, и у Монкура хватало сил продолжать сражение. Бились король и его враг. Тот, кого предали, и предавший. В одно из мгновений, когда Монкур пригнулся, остерегаясь бокового удара, король взмахнул кочергой и что есть силы ударил противника по голове, раскроив череп. Кровь хлынула из раны Монкура, а также из носа и ушей. Монкур скрючился от боли.
– Кланяйся своему королю, – прорычал Людовик.
Монкур рухнул на пол, взметнув ноги. Его стон больше напоминал волчий вой.
– Ваше величество, – простонал Маршаль.
Людовик встал над поверженным врагом. Рука сжимала окровавленную кочергу.
– Дайте ему истечь кровью.
Людовик отшвырнул кочергу и повернулся к двери.
– Я боюсь, что… – успел произнести Фабьен.
Его глаза закатились. Он шумно упал на пол.
Людовик взвалил Фабьена на плечо и выбежал из Салона.
– Стража! Нечего стоять столбом! – закричал он на гвардейцев.
Близ лесной тропы рос дуб, к которому были привязаны лошади Рогана и дофина. Животные кормились сухими листьями, а Роган и сын Людовика деревянным оружием играли в войну. Двое гвардейцев молча наблюдали за их игрой.
– Вашему высочеству нужно учиться искусству сражения, – улыбаясь, сказал мальчишке Роган. – Однажды и вы станете королем.
Дофин захихикал и взмахнул деревянным мечом, направив его на Рогана:
– Я уже король! Изволь мне повиноваться!
– Вначале вы должны меня победить, – поддразнивал дофина Роган. – Но ваше высочество – сильный мальчик!
Лесное эхо возвращало их смех. Гвардейцы тоже улыбались.
Когда у тебя одна рука, толкать даже маленькую тележку и то трудно. А тележка Жака была большая. Он миновал конюшни, хлевы, свинарник. Дальше стало чуть легче: дорожка пошла вниз по склону холма. Жак держал путь к длинной канаве, заполненной водой, снегом и грязью. Остановившись, садовник приналег на рукоятку, приподнял тележку и вывалил тело Монкура в канаву. На самом деле это была не канава, а общая могила, куда сбрасывали трупы нищих, бродяг, жертв потасовок в питейных заведениях и публичных домах. Ближе к весне канаву засыплют, а поблизости выроют новую. Пока что человеческие трупы разлагались, обретая зловещий облик. Остекленевшие глаза и пустые глазницы смотрели друг на друга, застыв в вечном изумлении.
Дверь в Салон Войны открылась. Вошел Людовик. На его лице запеклась кровь, но держался он, как и надлежит победителю.
– Как ты изменился, – оторопело пробормотал Филипп, глядя на брата.
Людовик налил себе бокал вина, сделал несколько больших глотков.
– Я приказал Маршалю допросить тебя.
– Значит, и я у тебя под подозрением.
Людовик отставил бокал.
– Это должно полностью развеять облако сомнений. Таково мое решение.
– Так зови сюда Маршаля. Развей меня вместе с твоим облаком.
– Он сейчас не может прийти, поэтому пока я сам тебя расспрошу. Ты намеренно стремился причинить ей вред?
– Да, стремился. И не упускал ни одного подвернувшегося шанса.
– С какой целью?
– Причиняя вред ей, я причинял вред тебе. А она причиняла вред мне. От твоего имени.
– Ты хотел, чтобы она мучилась? Чтобы ей было больно?
– Ни в коем случае. Я хотел, чтобы больно было тебе. Я всегда этого хотел.
– Ты мстил мне за то, что я послал ее в Англию?
– Я мстил за то, что ты не послал туда меня! – Филипп встряхнул спутанными волосами и шумно вздохнул. – Ты помнишь нашу детскую крепость?
– Которую?
– Самую первую. Вряд ли ты ее помнишь, а я помню. Боже, как давно это было. Нас привезли в то место. Нас с тобой и Генриетту. Этого, наверное, ты тоже не помнишь. Гувернантка повела нас гулять, но мы убежали от нее, вырвавшись на свободу. Мы со смехом неслись среди деревьев и оказались на берегу мельничного ручья. Там мы наткнулись на старую каменную хижину, густо поросшую мхом. Тебе захотелось сделать ее своим замком. Я предложил превратить ее в крепость. Удивительно, но ты согласился. Мы замечательно играли. Целое утро мы защищали крепость от испанцев… Теперь вспоминаешь?
Людовик молчал.
– Генриетта нашла в прибрежной глине маленький желтый топаз. Внешне он был похож на слезинку. Мы решили наградить тебя этим камнем в знак твоих заслуг перед Францией. Я тогда был очень горд тобою. Генриетта тоже. Мне тогда казалось, что мы сможем победить любого врага, кто бы ни напал на нас. Я даже помню слова, которые говорил тебе: «Брат, запомни этот момент и никогда не забывай». – Филипп горестно покачал головой. – Но ты давно все забыл.
Людовик выдержал взгляд брата, затем сунул руку в потайной кармашек камзола и достал желтый топаз, имевший форму слезинки. Он молча положил камень перед Филиппом и вышел.
Филипп смотрел на каменную слезинку, и настоящие слезы обжигали ему глаза.
Арсенал дофина состоял не только из деревянного меча. У него был и деревянный мушкет, искусно сделанный и похожий на настоящий. Дофин спрятался от Рогана, готовый при первой же возможности захватить того в плен. Мальчишка затаился в укрытии и вел наблюдение. Поредевшая листва почти целиком скрывала его от неприятельских глаз.
За спиною дофина хрустнули листья. Он мгновенно повернулся, сжимая в руке деревянный мушкет.
– Я тебя ви…
Незнакомец в черном плаще с глубоким капюшоном заткнул мальчишке рот. Шершавая кожа перчатки оцарапала дофину губы. Дофин брыкался, лягался, извивался ужом, пытаясь вырваться. Все было напрасно. Незнакомец легко поднял его в воздух. Краем глаза дофин увидел странное и страшное действо: второй незнакомец в таком же плаще с капюшоном приставил мушкет к лицу гвардейца и нажал курок. Выстрел раскроил несчастному голову. Тем временем Роган уже не деревянным, а настоящим кинжалом полоснул по горлу второго гвардейца.
Как ни отбивался дофин, все было напрасно. Незнакомец принес его на полянку, где мальчишку связали, заткнули кляпом рот и посадили в мешок. Затем похитители сбросили плащи, переодевшись в мундиры дворцовой гвардии. Третий снимать плащ не стал. Это был Мишель – бывший слуга герцога Кассельского и бывший служащий дорожной охраны. Он не желал привлекать к себе внимание.
- Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах - Дзиро Осараги - Историческая проза
- Падение короля - Йоханнес Йенсен - Историческая проза
- Происхождение всех вещей - Элизабет Гилберт - Историческая проза