Изобрази радость, Элейн.
А пошла ты на хрен, Этта!
— Кажется, я сейчас кончу от твоей коленки, . — пьяно просипела ему в ухо Карен.
— Возьми себя в руки, все смотрят, — бросил он резко, не спуская глаз с Сейди, которая занята была беседой с Шакирой и Майклом Кейнами.
— Ну и что? — невнятно бормотнула Карен.
— Уймись, вот что.
— Уймись… уймись. — Она задрала руки над головой и стала извиваться, словно в стриптизе.
— Во девка моя дает! — гаркнул Джордж и, бросив Элейн, перескочил к дочери.
И получилось, что Росс — к его неохоте — стал танцевать с Элейн. В этот самый момент рядом оказалась, отплясывая буги-вуги, та блондинка, которая утром-махала ему из «Порша». Он узнал в ней сейчас Шарон Ричмонд.
— Так у кого ты сегодня утром был? — захихикала она. — Что, застукала я тебя? — И снова захихикала. — Шучу, Элейн, шучу.
Всем же известно, что только в моем доме практикуют три зубных врача.
Ее партнер, почувствовав, что Росс взбешен, уволок ее в сторону.
Элейн сощурилась.
— Ах ты, сволочь! — прошипела она.
Оба разом покинули танцевальную площадку.
— Бег трусцой — полное дерьмо! — заметила девица в кудряшках, вульгарно икая.
— Знаешь, что я хочу? — задумчиво произнесла ее подруга, со вкусом одетая брюнетка, у которой фигура была, как у Бо Дерек. — Я бы хотела, чтобы какая-нибудь большая кинозвезда мыла мне окна.
«Блеск остроумия», — подумала Монтана.
Поскольку на музыкальную вахту заступили Рик и Фил, а после трехчасовых возлияний у всех и каждого отпустили тормоза, тут и пошло-поехало. Но только не у нее. Может, если б показался Нийл, и она бы развеселилась. А его отсутствие начинало ее тревожить. Оливер не знает, где он. Она разыскала его секретаршу, но и та ничего не знала. Стали вдруг закрадываться неприятные мысли — о том, как он водит свой «Мазерати». Гоняет. Очень уж гоняет. Не попал ли в аварию?
Как только Памела вышла из-за стола, Оливер вскочил и поспешил к Ангель.
— Это ведь вы, правда? — спросил он, наклонившись над ее креслом.
Она вздрогнула.
— Простите?
— Это вы та девушка с пляжа? Только не уверяйте меня, что я ошибся. Я знаю, что это вы.
— А…да.
— Я посылал людей, чтобы разыскать вас. Вам разве не хочется стать кинозвездой?
— Я… я… — Она подумала, что ребенок Бадди, которого она носит в себе, куда важнее восхождения к звездам.
— Нет, — ответила она.
— Нет? — переспросил он, не веря своим ушам.
— Нет, — твердо повторила она.
— В чем дело? Вы нездоровы? Никто никогда не говорит «нет» предложению стать звездой.
— А я говорю, — произнесла она тихо.
— Сейди, у нас ведь с тобой было все так здорово. Где же сбились мы с дороги?
Мы. Еще имеет наглость говорить «мы». Какой же Росс Конти себялюб, помешанный на самом себе эгоист!
Так что он еще ей такого скажет?
Она помахала Уоррену Битти и Джеку Николсону, которые, опоздав, только-только появились.
— Иногда проснусь среди ночи, — продолжал он, — и думаю про себя: почему тут не лежит Сейди? Почему нет ее рядом?
С мягким теплым телом и с дивными большими сиськами.
Этот мужик по-прежнему называет их сиськами. Прямо ей в лицо. И думает, что ей это льстит. Он что, ничего не слышал о движении феминисток и сексуальной революции? Вяжется к ней как к дуре-девке, которой зубы заговорил — и тащи в постель.
Бедный Росс. За эти долгие годы так ничему и не научился.
А он совсем разошелся.
— Я хочу тебя, Сейди, — шептал он. — Я так тебя хочу, что, если ты сунешь ко мне сейчас руку под столом, почувствуешь, как сильно я хочу.
— Желаю, чтобы меня отвезли домой, — сухо бросила Фрэнсис Кавендиш.
— Сейчас?
— Нет. Можно и завтра утром. — Она прищурила недобрые глаза. — Сию же минуту, Бадди.
— Но вечер-то как раз и начинается.
— А для нас он как раз кончается.
На какое-то мгновение он подумал, что надо бы послать ее куда подальше. В конце концов, он теперь — в «Людях улицы».
Кому нужна Фрэнсис Кавендиш? Но здравый смысл взял верх, и он решил отвезти ее домой, потом вернуться на прием, отозвать Ангель в сторону и поговорить с ней начистоту.
— Поехали, — сказал он, довольный своим решением.
— Я должна попрощаться с Конти.
На это он и рассчитывал. Пока Фрэнсис благодарила Элейн, он поспешил к столику Ангель, наклонился к ней и сказал:
— Мне надо отъехать кое-куда, но через двадцать минут я буду обратно, нам надо поговорить… и чтоб не встревали никакие охломоны. Уж это ты должна бы для меня сделать?
Она нахмурила брови.
— Я тебе ничего не должна. После того что Шелли мне рассказала…
— Что тебе рассказала Шелли?
— Что ты и она… — Ангель запнулась, не в состоянии повторить. — Это правда?
Пропади пропадом эта Шелли! Она что, опять болтала с Ангель, а ему не сказала?
— Что происходит, дорогая? — спросил мужчина в кудряшках, сидевший слева от нее и теперь ухе не такой ослепительный, а, наоборот, неряшливый и растрепанный. Ангель пропустила его слова мимо ушей и отодвинулась от стола.
— Ладно, давай поговорим. Уединимся где-нибудь, где тихо и…
— Бадди, я жду, — скомандовала, подходя к ним, Фрэнсис Кавендиш.
— Через двадцать минут, — в отчаянии прошептал он хрипло. — Вот только отвезу эту бабу домой. Вроде как моя работа, понятно?
Она печально кивнула. Бадди не меняется. Что толку разговаривать с ним?
— Уверяю тебя, Монтана, она подходит. Больше, чем все, кого пробовали, — волновался Оливер. — Я хочу, чтобы ты с ней поговорила. Тебя она послушает. Когда…
— Что, по-твоему, могло случиться с Нийлом? Может, позвонить в полицию? — перебила она, тревожась.
— Ты что, спятила? Я тебе рассказываю об идеальной Никки, а ты несешь про полицию.
— Я беспокоюсь за Нийла.
— Он взрослый парень.
— Правда?
Сарказм ее от него отскочил как горох от стенки.
— Ладно тебе, забудь о Нийле — он и сам может за собой присмотреть. Девушку зовут — ты можешь в это поверить? — Ангель.
Мне кажется, мы можем называть ее Ангель Ангели — пресса за это ухватится. Пойдем, Монтана, поучишь малышку уму-разуму.
В кино все хотят сниматься.
Глава 38
Он испытывал оргазм. Извержение солоноватых сгустков эссенции жизни.
А Тяо Лин прямо у него под носом расколола маленькую стеклянную ампулу с амилнитритом.
Извержение за извержением.
Жизни сладкие желания. Оргазм бесконечный… нирвана-рай… блаженство.
А потом боль. Такая внезапная. Такая неожиданная.
Мучительная боль пронзила молнией и крепко сдавила всю грудь и бок с такой силой, что мочи нет терпеть.
— О господи! — сказал он. По крайней мере ему показалось, что сказал, но слов своих он не слышал.
Член его все еще был тугим, все еще пульсировал, но удовольствия уже не было, и уже не вырвутся из него слова, которые поведали бы миру, что он проваливается в бездну.
Ни одной из женщин и в голову не пришло, что что-то случилось. Тяжесть его тела Джину не беспокоила, напротив — только усиливала блаженство ее мгновения экстаза. А потом, когда мгновение это прошло…
— Нийл! — пробормотала она. — Нийл, пожалуйста, подвинься, ты меня раздавил. — Она повысила голос. — Нийл! — Она пыталась столкнуть его с себя. — Кончай валять дурака — не смешно.
Он простонал.
— Мне… не… хо… рошо.
О, нет! Только не сердечный приступ. Не на ней. Не в ее доме.
Ой, только не это!
Она запаниковала и попыталась его с себя сбросить, но ее влагалище сжалось самым причудливым образом.
— Слезай с меня! — взвизгнула она.
Боль, сдавившая ему грудь, чуть утихла, и он силился вырваться из влажной ее хватки.
Более странного ощущения он никогда не испытывал.