— Мое солнышко спряталось за тучку, — прошептал я ей в самое ушко, — почему?
— Кое-кто не смотрел на солнышко целых пять дней.
— Что я должен сделать, чтобы прогнать тучку?
— Ну-у не знаю. Честно рассказать, что ты делал эти пять дней.
— Это скучно. Боялся, что не сдам геометрию.
Я сам себя не узнаю, до сих пор я никогда не употреблял этот глагол применительно к своей особе без отрицательной частицы. И никому другому не советую говорить, что я чего-то боюсь: от пары тумаков спасет только очень нежный возраст или заранее переломанные конечности.
— Все оказалось проще, чем я думал, — добавил я после небольшой паузы.
Лариса улыбнулась: извинения были приняты.
Коль скоро мы собрались все вместе и без посторонних, от меня потребовали подробного рассказа о полете с Бутсом. Алекс к тому же вычислил, что «несчастная жертва провокации Трапани» — это я и есть, так что отделаться общими словами не удалось. Не только я умею восстанавливать информацию по крупицам. Так что в ответ я настоял, чтобы Алекс рассказал, как он меня разоблачил. Испортил он все то, чего я добился с Гвидо — теперь парень опять смотрит на меня, как новобранец на победоносного полководца. Да и Лариса что-то стала задирать нос. Я расстроился: мне казалось, что наши отношения уже переросли стадию «смотрите, какая девушка пошла со мной танцевать», «смотрите, какой парень меня пригласил».
Долго огорчаться мне не пришлось, потому что нам заступили дорогу: четверо, двое явно чуть постарше, а двое, наверное, мои ровесники. Я их точно видел впервые. Гвидо сразу споткнулся и как-то скукожился.
— Гвидо, деточка, — сказал один из них издевательски-сахарным тоном, — как давно мы тебя не видели. Забыл уже старых знакомых?!
Я шагнул к Гвидо, положил ему руку на плечо и большим пальцем надавил на лопатку: «Выпрямись!» Гвидо понял и расправил плечи. Вот зачем он целый год занимался кемпо как проклятый — жаль только, что нам с Алексом ничего не сказал. Но сейчас он еще не готов набить сразу четыре наглые морды. Неужели он испугался, что мы оставим его одного расхлебывать эти неприятности? А может, его уже предавали?
Алекс осторожно отодвинул девочек в сторонку и почти неуловимым движением встал на полшага впереди Гвидо, прикрывая его левым плечом. Молчание затянулось. Наши противники растерялись: четверо против одного совсем не то же самое, что четверо против троих. Но вряд ли они отступят — сейчас наберутся решимости, сосчитают до трех, сравнят с четырьмя, а потом начнется драка. Я изучал будущих противников: одеты они не очень, но гуляют по парку в охраняемой зоне. Значит, дети какого-то обслуживающего персонала: таксистов, продавцов, официантов, может быть, охранников, хотя вряд ли. Занимаются тем, что они называют кемпо, у какого-нибудь самопального тренера, уволенного из армии за тупость, а то и что-нибудь похуже. Зато знают грязные приемы уличной драки и, в отличие от мальчиков из «хороших семей», умеют держаться вместе. На это всегда и рассчитывают. По их представлениям, мы с Алексом должны были бросить Гвидо: «Это не наши проблемы».
— Те-то чё надо? — обратился самый крепкий то ли ко мне, то ли к Алексу.
— Эта аллея кажется мне недостаточно широкой, чтобы ходить по ней шеренгами, — ответил Алекс. Такое произношение, наверное, бывает у преподавателей эсперанто как второго языка. — Будьте добры, посторонитесь и позвольте нам пройти.
Парни уразумели, что над ними издеваются, но не поняли, как именно, и это отразилось на их физиономиях.
— Да я те щас!
Тренер научил их обрабатывать макивару,[66] орать «киай» не по делу и великой мудрости, что два — это больше чем один. Самого опасного я сразу же ударил в коленную чашечку, и теперь он катался по земле, нецензурно ругаясь. Мы с Алексом, не сговариваясь, решили дать возможность Гвидо одержать собственную победу. Поэтому каждый из нас вяло махался с одним противником. Мой довольно скоро понял, что над ним издеваются: я пару раз останавливал свой кулак у самого кончика его носа. Пока воодушевленный Гвидо не пробил защиту своего врага! Э-э, а вот этого делать нельзя — лежачего не бьют! Я уронил наконец своего и остановил разбушевавшегося Гвидо, жаждущего реванша за все прошлые унижения.
— Им можно, а мне нельзя?! — яростно закричал он.
— Тебе нельзя, — отрезал я, — Обезьяне в зоопарке тоже можно кое-что, чего тебе нельзя; ты же не возмущаешься.
Гвидо унялся, зато победивший свою коленную чашечку главарь решил отомстить мне за эти слова и получил по второй коленной чашечке: я же не зверь, чтобы два раза по одному месту…
— Шли бы вы… подальше, — заметил я.
Главарь, увидев, что ни я, ни Алекс даже не запыхались, захромал куда-то в кусты, остальные потянулись за ним.
Алекс вежливо раскланялся им вслед, метя дорожку перьями несуществующей шляпы.
— А с вами не страшно, — похвалила нас Джессика.
Гвидо трясло, он чуть не плакал. Лариса это заметила, взяла под руки Лауру и Джессику и пошла вместе с ними вперед по дорожке. Я опять порадовался за себя; она все понимает.
— Я думал, вы меня оставите, — сказал Гвидо срывающимся голосом, как только девочки отошли на несколько метров.
Алекс удивленно поднял брови:
— За кого ты нас принимаешь?
— Угу, — добавил я, — ты сам спас человека, которому ничего не был должен, и тебе это дорого обошлось. А нас ты просто за каких-то сволочей держишь!
— Что мы с ним за это сделаем? — спросил Алекс.
— М-мм, закормим мороженым так, чтобы он перестал его любить. Страшная месть! — предложил я.
Гвидо едва заметно улыбнулся.
— Нет, — возразил Алекс, — лучше мы не позовем его на помощь, когда она нам понадобится.
— Я больше так не буду, — сказал Гвидо с самым испуганным видом, какой только смог изобразить.
Мы рассмеялись и побежали догонять девочек.
Глава 64
На следующий день Алекс и Гвидо уезжали в военный лагерь. Я пришел их проводить. Когда Гвидо зачем-то отвернулся, я глазами показал на него Алексу: «Позаботься о ребенке». Тот кивнул и улыбнулся: «Не беспокойся».
За следующую неделю я спокойно сдал оставшиеся два экзамена и убедил ректора университета, что смогу учиться сразу на двух факультетах.
Я так обнаглел, что не все время тратил на математику. Правда, на велосипеде я теперь старался кататься по широким аллеям: даже если свалюсь, то не в кусты. Накаркал! Грохнулся на плитки, и очень неудачно: зацепился ногой за руль и не смог сгруппироваться. Фернан заметил и долго ворчал, обрабатывая мои ссадины. Еще и профу доложил. Тот сказал, что я ему дороже всех роз мира — пусть уж лучше я в них падаю, а Джорджо переживет. Все равно как-то нехорошо получилось, как будто я напрашивался: пожалейте меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});