— Круто. Велел Гейбу валить на хрен, когда тот попросил блюдо с пониженным содержанием углеводов.
Мэдс смеется:
— Хотела бы я это видеть. А какой у тебя номер?
— Огромный. В одной спальне поместился бы весь ваш дом.
Она свистит:
— Рассказывай дальше.
Я послушно расхаживаю по номеру, описывая толстый ковер, мягкие белоснежные полотенца, содержимое вместительного бара. Отдергиваю тяжелые занавески и открываю окно, чтобы подруга могла услышать шум лондонского транспорта. Мэдс охает и ахает, а я ощущаю себя мошенницей. Я написала роман, забыла Джеймса, сижу в роскошном номере — но никогда еще не была такой несчастной. Какой смысл торчать в шикарной комнате в полном одиночестве? С момента приезда я лишь смотрела телевизор и скучала по Олли. Даже позвонила ему домой и оставила сообщение, предупредив, что я в городе — на тот случай, если Ол захочет повидаться. Я оставила название отеля и номер телефона, но до сих пор не получила ответа. Надеюсь, он сдержит обещание и придет на вечеринку к Джуэл.
Лучше не говорить Мэдс, что я звонила Олли. Ей вряд ли понравится узнать о том, что я шесть раз подряд выслушивала сообщение на автоответчике лишь потому, что мне становилось тепло и приятно от звуков знакомого голоса. Не хочу, чтобы лучшая подруга сочла меня психопаткой…
Ведь я не психопатка, а всего лишь пытаюсь взять судьбу в свои руки, не так ли?
— Кэти! — раздается негодующий голос из трубки. — Перестань молчать! Во что ты одета? Какие на тебе туфли? Расскажи!
Я послушно подхожу к огромному гардеробу, в котором запросто поместится вся Нарния, распахиваю дверцы и смотрю на прекрасное зеленое платье от Элис Темперли, сплошь в блестках и вышивках — самый красивый наряд в моей жизни. На полу стоит пара туфель от Джимми Чу, в которых предстоит пройти по красной дорожке. Некогда я бы жизнь отдала, лишь бы заполучить эти прекрасные вещи, а сейчас, когда они мне принадлежат, чувствую себя такой измученной…
Я рассматриваю в огромное зеркало загорелую гладковолосую Кэти Картер и внезапно ощущаю тоску по прежней — пухлой и кудрявой. До боли скучаю по себе самой…
Сворачиваюсь клубочком на кровати.
— Как надоело всем врать!
— Осталось всего два-три дня, — успокаивает Мэдс. — В любом случае подумай о своей книге. Общение с мистером Рочестером наверняка снабдило тебя отменным материалом.
— Не думаю, чтобы настоящий мистер Рочестер делал маникюр…
Назовите меня лицемеркой, но если мужчина торчит в ванной дольше, чем я, — в этом есть что-то неправильное.
— Но главное, — продолжает Мэдс с терпением человека, разъясняющего амебе принцип действия атомного реактора, — что женщины по всей Британии считают Гэбриела чертовски сексуальным. Именно такой материал тебе и нужен. Ты, если не ошибаюсь, искала своего героя.
Я что-то бормочу в знак согласия и пытаюсь заглушить внутренний голос, который утверждает, что Олли, в дырявом свитере, вылинявших джинсах и босиком, в сто раз сексуальнее, чем ангелоподобный Гэбриел.
— Кэти, ты все мне рассказала?
Как неприятно, когда друзья читают твои мысли.
— Ты уверена, что перестала думать о Джеймсе?
Пожалуй, стоит лишить Мэдди звания лучшей подруги. Она задает слишком много личных вопросов. Я объяснила, что решила уйти от Гэбриела из-за того, что сделал Себ, но умолчала, отчего настолько зла и расстроена. Мэдс чует, что дело нечисто, но, слава Богу, я спасена от необходимости лгать: в дверь стучат, и кто-то нервно покашливает. В номер заглядывает менеджер отеля.
— Прошу прощения, мэм, но пришел какой-то джентльмен и желает вас видеть. Говорит, что по неотложному делу. Прогнать его?
О Господи. Сердце начинает бешено колотиться. Это Олли! Получил мои сообщения и пришел, чтобы повидаться! Во рту у меня тут же пересыхает, я не могу говорить, лишь энергично киваю.
— Мне надо идти, перезвоню потом, — говорю я Мэдс, кладу трубку и мечусь по комнате словно безумная, покусывая губы и похлопывая себя по щекам, — точь-в-точь героиня Джейн Остен. Потом останавливаюсь перед зеркалом в надежде, что в новеньких джинсах моя талия действительно кажется тоньше, а зад — меньше. Понравлюсь ли я Олли в таком виде?
В дверь громко стучат. Я открываю — и сердце обрывается, когда я вижу гостя.
— Привет, Пышка, — воркует Джеймс, входя в номер. Он оглядывается, буквально пожирая глазами каждый предмет. — Боже… Кажется, ты и впрямь достигла вершин…
Я не намерена отвечать. Джеймс неряшлив, лицо у него серого оттенка, белки глаз испещрены крошечными красными жилками, костюм помят, воротничок рубашки засален.
Я закрываю дверь и скрещиваю руки на груди.
— Что тебе надо? И откуда ты узнал, где я?
Джеймс почесывает переносицу.
— У меня свои источники…
В его улыбке нет ничего приятного — так, должно быть, улыбается крокодил, прежде чем проглотить добычу. Меня охватывает раздражение.
— Убирайся, Джеймс, пока я не вызвала охрану.
— Я бы на твоем месте не торопился. Что скажет твой бойфренд, — Джеймс присаживается на краешек кровати и задумчиво пружинит, — если узнает, что ты пригласила в номер бывшего жениха?
— Я тебя не приглашала, — напоминаю я. — Ты сам вломился.
— Невелика разница… — Он пожимает плечами, и я замечаю, что костюм висит на нем как на вешалке. — Вызовешь охрану — и весь отель узнает, что подружка Гэбриела Уинтерса осталась наедине с другим мужчиной. Что подумают люди?
— Джеймс, здесь останавливается Мик Джаггер. По-твоему, кому-нибудь есть дело до того, что бывший банкир нанес визит никому не известной женщине?
— Ну, тебя не назовешь никому не известной. Ты подружка первого красавца Британии. Все пытаются понять, каким чудом ты сумела его обворожить.
Джеймс, как всегда тактичный, бродит по номеру — угощается виноградом, заглядывает в просторную ванную.
— Где Гэбриел? — интересуется он.
— Общается с прессой.
Джеймс возвращается в спальню с двумя флаконами геля для душа в руках.
— Боюсь, он расстроится, если откроет воскресные газеты и узнает, что подружка изменила ему, пока он был занят. Вряд ли Гэбриелу понравится читать о том, как мы провели вечер.
— Джеймс, — цежу я сквозь зубы, — не знаю, как выразиться яснее. Между нами все кончено. Точка. Мы не сможем ничего исправить. Я не собираюсь с тобой спать. Никогда.
Джеймс закатывает глаза.
— Ты всегда была тупицей, Пышка. Знаешь, как это утомляет? Я тоже не намерен с тобой спать. Господи! Даже когда не было выбора, мне приходилось нелегко.
Я молча смотрю на бывшего жениха.