— Папа! — Он размахивал обеими руками. — Папа! Это я — Дирк.
На несколько коротких секунд он увидел купе отца.
Син стоял у окна, обнимая Рут. Она откинула голову назад, шляпа упала, а черные волосы рассыпались по плечам. Она смеялась. Син наклонился и поцеловал ее. Потом все исчезло.
Дирк еще долгое время стоял с поднятыми руками. Потом медленно опустил их. Он тупо следил за поездом, пока последний вагон не скрылся за поворотом.
Дирк перешел железную дорогу и направился к тропинке, ведущей в гору. Он вытер слезы и стал наблюдать за скарабеем, ползающим у его ног. Жук был размером с фалангу большого пальца, черным, блестящим и рогатым, как черт. Перед собой он катил шарик из коровьего навоза, в три раза превосходящий его по размеру. Для этого скарабею приходилось вставать на задние лапы и толкать шарик передними. Не думая ни о чем, кроме продолжения рода, жук закопал его в укромном месте, чтобы потом отложить в навоз яйца. Он самоотверженно трудился.
Носком ботинка Дирк откатил шарик в траву. Жук остановился, потеряв его. Потом начал поиски. Он ползал вперед-назад, со щелканьем и скрипом роя землю. Дирк, неподвижно стоя, наблюдал за хаотичными поисками, потом поднял ногу и наступил на жука. Мальчик чувствовал, как скарабей извивается под башмаком. Вдруг щиток треснул, и от насекомого осталась лишь лужица табачного цвета. Мальчик перешагнул через нее и медленно пошел в гору.
Ночью Дирк сидел в одиночестве, обхватив колени руками и положив на них голову. Лунный свет, льющийся через вершины акаций, был белым и холодным. Это соответствовало его настроению. Он так долго сидел неподвижно, что тело затекло.
Потом поднял голову. Лунный свет падал на гладкий, широкий лоб, густые черные брови, большой, правильной формы нос. Но рот кривился от боли, а губы были плотно сжаты.
— Я ненавижу его, — решительно произнес он. — И ее тоже. Он больше не заботится обо мне. Отец думает только об этой женщине.
От безысходности мальчик вздохнул.
— Я всегда пытался доказать ему… Только ему, но это его не волнует. Почему он не понял меня? Почему? Почему?
Его трясло, как в лихорадке.
— Он не хочет меня, он не заботится обо мне. Дирк перестал дрожать, и гримаса боли сменилась гримасой ненависти.
— Ну я ему покажу, я отомщу. — Слова шли из глубины души. — Я ненавижу его.
Он вскочил на ноги и побежал по залитой лунным светом дороге, ведущей в глубь плантации Львиного холма.
Охотившийся хорек отскочил в сторону и скрылся среди деревьев. Но Дирк не обратил на него внимания. Мальчик бежал все быстрее, ненависть росла в нем, и сухой западный ветер дул ему в лицо. Этот ветер раздувал костер ненависти.
— Теперь посмотрим! — кричал он. — Ты не хочешь меня — тогда получай это. — Но ему отвечали лишь ветер и ветки акации.
У второго прохода он свернул направо и побежал к центру плантации. Минут через двадцать Дирк остановился, тяжело дыша.
— Черт побери, черт побери вас всех. — Он говорил отрывисто, во рту все пересохло. — Черт тебя побери. — Дирк свернул с дороги и стал пробираться среди деревьев.
Это были двухлетние акации. Их еще не прореживали. Ветки мешали идти. Они пытались удержать его, цеплялись за одежду, хватали за руки, как просящие милостыню бродяги. Но он раздвигал их, ломал, пока не оказался в центре плантации.
— Здесь! — отрывисто произнес он и встал на колени.
Земля была мягкой из-за сухих листьев и гниющих веток, он сгребал их в кучу. Работая, Дирк всхлипывал.
— Сухо, здесь сухо. Я тебе покажу… ты не хотел… Все, что делал, ты… О, папа! Почему? Что я тебе сделал?
Дважды спички ломались. Третья вспыхнула синим пламенем, запахло серой, и наконец она загорелась желтым огнем.
— Получай тогда это! — И он поджег кучу. Она вспыхнула, потом огонь чуть не потух, но, наткнувшись на сухую траву, загорелся ярким пламенем.
Поглотив траву, огонь опять ослаб, но вскоре заплясал на сухих листьях, отбрасывая оранжевые языки пламени.
Мальчик отскочил назад, чуть не опалив себе лицо.
— Папа, — прошептал он, когда огонь добрался до нижних веток и от порыва ветра перекинулся на соседние. — Папа, — неуверенно произнес Дирк и вытер руки о рубашку. — Нет! — Он в замешательстве покачал головой, когда вспыхнуло все молодое деревце. — Нет! — громче произнес он. — Я не хотел… — Но его голос заглушал треск пламени. — Помогите! — кричал он. — О Боже, я не хотел. Нет! Нет! — Он стал сбивать оранжевое пламя, но угли разлетались в разные стороны, огонь тут же вспыхивал там. — Нет! Пожалуйста, нет! — Он топтал горящее дерево до тех пор, пока жар не заставил его отступиться. Дирк побежал к другому деревцу, сломал ветку с листьями, пытаясь сбить огонь. Он задыхался и плакал от дыма и горя.
Но западный ветер раздувал пламя, и скоро красные, черные и оранжевые языки плясали на многих деревьях. Дирк стоял один в эпицентре пожара. У него кружилась голова.
— О, папа! Мне так жаль! Я не хотел!
Глава 66
Майкл Коуртни не мог заснуть не только из-за того, что ставни хлопали на ветру. Он чувствовал, что попал в западню и не может из нее выбраться. Он все ворочался, а ставни хлопали и хлопали. Майкл отбросил простыню и встал. Половицы заскрипели.
— Майкл! — Голос из соседней комнаты был резким и подозрительным.
— Да, мама.
— Куда ты идешь, дорогой?
— Ставни хлопают. Хочу их закрыть.
— Надень что-нибудь, а то простудишься.
Задыхаясь и потея, он решил выйти в ночь и освежиться. Майкл быстро и тихо оделся, добрался до коридора и вышел на широкие ступени крыльца.
Он закрыл и укрепил ставни и теперь стоял на верхней террасе сада Теунискрааля, а в кронах деревьев гулял западный ветер. Майклу захотелось оказаться в долине, а потом забраться на вершину горы. Он пошел мимо загонов к конюшням. Дойдя до стойла, он заметил отблеск, слабый оранжевый отблеск пламени на Львином холме.
Закричав, Майкл побежал к сараю грумов. Он открыл дверь конюшни и схватил висевшую на гвозде уздечку. Руки не слушались его, так как дрожали от нетерпения, и юноша с трудом оседлал лошадь. Когда он вывел ее со двора, то увидел двух конюхов. Они плохо соображали со сна.
— Пожар! — Майкл указал на огонь. — Сообщите всем и приведите помощь. — Он оседлал лошадь и смотрел на них сверху вниз. — Приведите всех мужчин из селения. Приезжайте на тележках, запряженных мулами. И поторапливайтесь. — Он ударил кобылу в бока, вывел за Калитку и прижался к ее спине.
Через двадцать минут Майкл остановился на вершине холма. На расстоянии пяти миль полыхала плантация Львиного холма, и свет пожара затмевал луну. А над зарослями клубились такие черные облака дыма, что не видно было звезд.