Читать интересную книгу Если ты простишь (СИ) - Шнайдер Анна

— Лида, скажи честно: тебя возбуждает боль?

Я помотала головой, стараясь не смотреть на Вадима.

Было стыдно.

— Значит, твои оргазмы мне приснились? Пойми меня правильно: я хочу понять, что из этого было бредом воспалённого сознания, а что нет.

— Всё было, — тут же откликнулась я. — Потому что тебе всё приснилось.

— Ты так упорствуешь, потому что боишься, что я буду мучиться из-за чувства вины перед Лерой? — уточнил Вадим, и я замерла, напрягшись всем телом. Как же я завидовала этой женщине сейчас! Она имела право в любой момент поцеловать моего мужа, тогда как я вынуждена сидеть и делать вид, что произошедшее ночью для меня нисколько не важно. — Да, скорее всего так и есть. Лида… Я, конечно, виноват перед ней, но это наше с ней дело. Перед тобой я виноват не меньше.

— Нет! — возразила я, дёрнувшись, но Вадим не отпустил мою руку. — Ты ни в чём не виноват, не выдумывай. Ты ничего не соображал, у тебя была высоченная температура. Ты… Да, точно! — Меня вдруг осенило. — Ты даже называл меня её именем!

К моему искреннему удивлению, вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, Вадим откровенно засмеялся.

— Лида! — воскликнул он, когда перестал захлёбываться хохотом. — Ну ты и фантазёрка. Я же говорил, что ты совсем не умеешь врать. Как я мог называть тебя Лерой, если точно знал, что нахожусь с тобой? И хотел именно тебя? Хотел и злился, что хочу. Поэтому и допустил такую грубость. Возможно, мне хотелось наказать тебя за всё... И за то, что ты сделала, и за… — Вадим запнулся и замолчал. Вздохнул и продолжил: — В общем, не говори ерунды. Я был с тобой, ни с кем другим. Но меня интересует сейчас не это… Объясни мне, почему тебе так нравилось то, что происходило? Это как-то связано… с твоим детством?

— Давай я лучше тебе температуру померю, — буркнула я, пытаясь избежать этого разговора. Как и все годы нашего брака… — И антибиотик надо выпить. И сорбент. У тебя, скорее всего, ротавирус.

— Подожди с этим. Я более-менее нормально себя чувствую, хоть и слабость есть. Лучше ответь на вопрос. Лида, это важно.

— Зачем, мы же развелись…

— Лида! — почти рявкнул Вадим, но тут же проговорил уже спокойно: — Пожалуйста. Это очень важно для меня. Я хочу понять почему.

На этот раз уточнять, для чего это «почему», я не стала.

Возможно, Вадим и сам не знал для чего.

— Да, это связано с моим детством, — ответила я негромко и сглотнула, ощутив сильнейшую волну стыда из-за своих странных предпочтений. — И с тем, что я всю жизнь стремилась наказать саму себя. Боль как наказание, понимаешь? Она приносит мне ощущение искупления. Я знаю, это глупо. И если бы дело было только в физической боли, так ведь нет. Я и к моральной стремилась… Даже то, что я всегда хотела быть лучшей и из кожи вон лезла, пытаясь доказать, что не такая, как моя мама, — это тоже было для меня наказанием, потому что причиняло дискомфорт. Мучило. И в то же время я думала, что должна, обязательно должна… Понимаешь?

— Понимаю. А с нелюбимым человеком ты жила, потому что тоже стремилась к наказанию? — уточнил Вадим спокойно, и эта его невозмутимость вдруг меня взбесила.

Я повернулась к нему лицом, наконец взглянув прямо в глаза, ударила его кулаком по груди и зашипела:

— Нет! Я тебя любила! Любила всем сердцем, всей душой!

— Да ладно, — Вадим рассмеялся — очень грустно и очень обидно. — Лида, возможно, тебе хочется так думать, но…

— Ничего не «но»! — перебила я его, вновь ударив по груди. — Сам подумай: меня саму никто и никогда не любил, все только отвергали. Бабушка, мама, Роман! Ты женился на мне не потому, что любил, а потому что захотел семью и ребёнка.

— Я…

— Подожди! Дай сказать, иначе я никогда не решусь! Так вот, я считала, что ты меня не любишь! А вся твоя забота — она от чувства вины, что женился на мне чуть ли не силой! Иногда я думала, что ошибаюсь, но тут же сжималась от страха — мне не хотелось разочаровываться, не хотелось вновь испытать то чувство, когда тебя отвергают. Я боялась! Боялась, понимаешь? Боялась тебя любить. И чем сильнее любила, тем больше сопротивлялась этому чувству, тем больше отрицала и скатывалась в депрессию. Я не могла принять ни твоей любви, потому что в глубине души не верила в неё, ни своей — потому что боялась быть отвергнутой. И это разрывало меня пополам. С одной стороны, это саморазрушение было моим наказанием, но с другой — швыряло меня в какую-то вечную карусель из страхов и комплексов.

Вадим смотрел на меня в полнейшем шоке, даже замер так, что почти не дышал. И в его глазах отражалось столько всего, что мне вдруг захотелось разреветься.

— Благодаря психологу я разорвала этот порочный круг из страха и желания получить наказание, — вздохнула я и, скривившись, всё-таки заплакала. — Не надо, не говори, что я тебя не любила! Я не понимала, что люблю, — так будет правильнее. И боялась понять! И не зря боялась, оказывается… Я теперь всё-всё поняла, но ты уже нашёл себе другую!..

Я так ревела, что Вадим, не выдержав, обнял меня.

Но говорить ничего не стал. Просто сидел и поглаживал по волосам дрожащей рукой.

А я, рыдая у него на груди, чувствовала, как там, в глубине, быстро и лихорадочно бьётся сердце моего любимого мужчины.

118

Лида

От Вадима и Аришки я ушла вечером, окончательно убедившись, что мужу стало легче. Температура спала, тошнота тоже почти ушла — Вадим даже пообедал овсяной кашей на воде и парочкой сушек. Поэтому я сварила им с Аришкой куриную лапшу — теперь она у меня уже неплохо получалась — и отправилась к себе.

Утренний разговор вывернул меня наизнанку. И, несмотря на то, что больше в течение дня мы с Вадимом ничего такого не обсуждали, я чувствовала себя выжатой как лимон. На всякий случай сама выпила сорбент, опасаясь, что тоже подхватила этот липучий ротавирус, и легла спать. Однако всё обошлось, и утром я нормально встала на работу. Поинтересовалась у Аришки, как там папа, прочла ответ, что всё путём, и успокоилась.

Я понятия не имела, как мои откровения воспринял Вадим, но в одном была уверена на сто процентов: он точно не побежит тут же расставаться с Лерой, дабы воссоединить нашу семью. Нет, конечно. Вадим начал новую жизнь, и для того, чтобы вернуться к старой, ему требовалось нечто большее, чем откровения о моих детских комплексах, которым я позволила всё разрушить.

Поэтому я просто продолжала жить дальше. Встречалась с Аришкой, много работала, скупала антиквариат и отвозила его домой к Юле — в съёмную квартиру боялась, мало ли что. На работе от меня постепенно отстали, перестав приглашать на свидания и заигрывать, — по-видимому, решили, что девка я безнадёжная. Юля даже как-то сказала мне, что, мол, среди коллег ходят слухи, будто я по-прежнему как кошка влюблена в бывшего мужа и надеюсь его вернуть.

Я даже не обиделась. На правду ведь не обижаются.

Однако это поняли не только мои коллеги, но и Немов. На четвёртом свидании, куда он принёс очередную найденную картину, за которую я заплатила хорошую сумму денег, Михаил Максимович с усмешкой заявил мне, что неволить женщину — не его стиль, и согласился помогать мне просто так. Ну как просто так — за гонорар, разумеется.

Это было неимоверное облегчение!

Ещё зашевелился Воронцов. Приближался май, и я как раз начала учиться на онлайн-курсах по менеджменту, которые подарил мне Вадим, когда однажды Геннадий Иванович сам позвонил мне. Напомнил о своём разговоре с Вадимом и поинтересовался, готова ли я реанимировать его дизайнерский отдел.

— Я-то готова, — пошутила я, почти не чувствуя страха. — А вы готовы, Геннадий Иванович?

Он расхохотался.

— Мне нравится ваш настрой, Лида! Тогда приступим к работе сразу после майских праздников.

В тот же день я написала заявление на увольнение из «Интродизайна». Градов орал, как кот, которому прищемили хвост, и даже попытался меня отговорить, обещая повысить зарплату втрое. Это было сравнимо с тем, что предложил Воронцов, но…