— Сразу не скажешь… — растерянно ответил отец.
— Пока из них кто-нибудь не вылупится, — выпалил я, плохо справляясь с внезапным волнением. Я укладывал яйца так, будто они были драгоценными. Они еще хранили тепло жаркого доисторического солнца.
— Если нам повезет, — сказал я, — мы станем обладателями тварей, которые жили сотни миллионов лет назад. Это же единственный случай, когда что-то действительно добыто из прошлого. Если объявить во всеуслышание…
Я размечтался о рекламе и о возможных кредитах, представлял себе, какую мину скорчит декан… Но отец рассудил иначе.
— Никому ни слова! — твердо сказал он. — Если это обнаружится, десятки исследовательских групп выйдут на след и обставят меня. Объявляй как тебе вздумается, но только после того, как я разгадаю этот фокус с воронками. А пока надо молчать. Да не смотри ты на меня так, через год все будет в порядке!
Вся надежда была на яйца — они должны дать нам твердые доказательства. Я положил их в термостат, задал температуру и приладил сигнальное устройство — на тот случай если будут хоть какие-нибудь признаки жизни.
Они вылупились через девятнадцать дней, в три часа ночи — четырнадцать крошечных кенгуру с зеленоватыми чешуйками, когтистыми задними лапками, маленькими пушистыми боками и тонкими, словно плеть, хвостиками.
Вначале я решил, что это тираннозавры, но они оказались слишком маленькими. Месяц спустя стало ясно, что ростом они будут не больше собаки.
Отец казался разочарованным, но я не унывал и по-прежнему надеялся, что когда-нибудь возьму свое на рекламе. Двое из них погибли в юном возрасте, но остальные двенадцать выжили — пять самцов и семь самочек. Я кормил их рубленой морковью, вареными яйцами и молоком и очень к ним привязался. Были они чудовищно тупы, но ласковы.
И поразительно красивы. Их чешуйки… Впрочем, надо ли описывать? Их фотографии довольно популярны.
Должен признать, что понадобилось немало времени, прежде чем фотографии оказали должное впечатление на публику. Я не говорю о виде с натуры, так сказать. Что же касается отца, он был по-прежнему невозмутим. Прошел год другой, третий, а от исследований все не было толку. Единственный прорыв не повторялся, но отец не отступал.
Пять самок так временем отложили яйца, и вскоре у нас было уже с полсотни детенышей.
Генри, разве еще не готово? Ну хорошо.
Так вот, это случилось, когда у нас вышли последние доллары, а добыть новые было невозможно. Куда только я не совался — всюду терпел неудачу. Правда, втайне я даже радовался этому — в надежде, что отец наконец-то сдастся. Но с выражением решительным и неумолимым он принимался за очередной эксперимент.
Честное слово, если бы не случайность, человечество лишилось бы одного из самых замечательных открытий. Знаете, как это бывает — Ремзен проводит по губам испачканным пальцем и открывает сахарин, Гудьир роняет смесь на плиту и раскрывает секрет вулканизации…
У нас было так: в лабораторию случайно забрел маленький динозавр. Они к тому времени так расплодились, что я не поспевал за ними углядеть.
Конечно, такое бывает не часто, может быть, раз в сто лет. Сами посудите: два контакта случайно оказались открытыми, и как раз между ними протиснулся динозавр. Короткое замыкание, яркая вспышка — и новенькая воронка, буквально на днях установленная, исчезла в потоке искр.
В тот момент мы не поняли всей важности происшедшего. Мы знали только одно: злосчастная тварь устроила замыкание и угробила установку ценой в двести тысяч долларов. Мы были окончательно разорены, а взамен нам достался хорошо зажаренный динозавр. Нас только слегка опалило, зато он, бедняга, получил полную порцию электроэнергии. Мы сразу почувствовали это, такой аромат носился в воздухе. Я осторожно ткнул динозавра щипцами. Обугленная кожа от прикосновения сместилась, обнажив белую, как у цыпленка, сочную плоть.
Я не удержался и попробовал. Это было потрясающе вкусно, мне и сейчас трудно передать словами то, что я тогда ощущал.
Даже не верится, но так оно и было: сидя у разбитого корыта, мы были на седьмом небе, когда уплетали динозавра за обе щеки. И не могли остановиться, пока не обглодали дочиста, хотя он не был даже приправлен. И только потом я сказал:
— Слушай, может, будем разводить их для еды? Помногу и систематически!
Отец согласился, да и что ему оставалось делать: ведь мы были вконец разорены.
Вскоре я получил солидный заем, — после того как пригласил президента на обед и угостил его обещанным динозавром.
С тех пор это срабатывало безукоризненно. Каждый, кто хоть раз попробовал то, что сейчас зовут динокурятиной, не мог уже довольствоваться привычными блюдами. Невозможно и представить себе приличное меню без динокурятины — если, конечно, вы не погибаете с голоду. А единственные поставщики этого чуда во все рестораны — это мы…
Бедный отец! Никогда он не был счастлив, разве что в те незабываемые минуты, когда впервые попробовал динокурятину. Он все колдовал над своими воронками, а вслед за ним — добрый десяток исследовательских групп: как он предсказывал, так и случилось. Но никакого толку, за исключением динозавров, из этого и до сих пор не вышло.
Благодарю вас, Пьер. Все сделано как нельзя лучше. А теперь, сэр, с вашего разрешения я ее разрежу. Нет, соли не нужно, только чуточку соуса. Ну вот, наконец-то у вас на лице то самое выражение — как у человека, впервые познавшего блаженство!
Благодарное человечество собрало пятьдесят тысяч долларов и поставило ему статую, но даже это не успокоило отца. Он видел только надпись на пьедестале: «Человек, подаривший миру динокурятину».
Понимаете, до последнего вздоха он мечтал лишь об одном — раскрыть тайну путешествий во времени. Он скончался благодетелем человечества, но любопытство его так и осталось неудовлетворенным.
Сперва я назвал рассказ «Благодетель человечества», решив, что такое название будет иметь тонкий привкус иронии, и я возмутился, когда Лео Маргулис из журнала «Сэтеллайт» его изменил. Когда журнал «Сэтердэй Ивнинг Пост» попросил у меня разрешение перепечатать рассказ (и он появился в этом журнале в номере за март-апрель 1973 года), я поставил им условие, чтобы исходное название было восстановлено. Но затем, увидев свое название напечатанным, я задумался и решил, что название Лео лучше. Поэтому здесь рассказ снова публикуется под названием «Памяти отца».
Кстати, Боб Миллс, которого я упоминал в связи с рассказом «Покупаем Юпитер», был моим весьма близким другом, когда работал в журналах «Фэнтези энд сайенс фикшн» (F&SF) и «Венчер». Я и сейчас не потерял с ним контакт. Он продал свою душу дьяволу и стал его агентом, но мы время от времени встречаемся и остались друзьями до сих пор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});