Читать интересную книгу Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

Генерал морской пехоты. Экс-президент тех же Соединенных Штатов. Обладатель Почетной медали Конгресса… всеми силами стремившийся помочь Бобу Хэзлитту попасть в Белый дом. Теперь он снова готов послужить своей стране на высшем посту. Лицо Тейлора смотрело из-за стекол витрин, и десятитысячная толпа, окружившая центр съездов, уже украсилась значками и бумажными шляпами с его образом, а в торговом центре за двадцать долларов можно было купить красивые, чистой шерсти ковры, с которых смотрел на вас Шерм Тейлор: мрачный лик человека, готового на все за Америку. Цветные портреты великого героя возникли словно по волшебству. Суровое торжественное лицо, флаг, медаль, блестящий морской кортик…

Ближе к вечеру он собрал пресс-конференцию в медиа-центре в пятидесяти ярдах напротив центра съездов. Асфальт расплавился и начинал пузыриться, но репортеры держались. Бригады рабочих укладывали какой-то пластик, помогавший справиться с бедствием. По широкой площади были разбросаны рукотворные оазисы: песчаные островки в тени пальм, с прохладными бамбуковыми хижинами, где раздавали освежающие напитки. Все это как-то сливалось со стоявшими на якоре у берега яхтами и бесконечной ширью озера Мичиган.

Том Боханнон стоял у задней стены, сканируя лица входящих. Он видел, как накапливается и перехлестывает через край нетерпение репортеров в ожидании экс-президента, готового выступить в поддержку самого себя. Шерман Тейлор вступил в зал в сопровождении нескольких человек. На нем был темно-синий костюм в чуть заметную полоску, загорелое лицо застыло, словно высеченное из камня, и глубокие морщины по сторонам рта могли быть проплавлены ацетиленовой горелкой. Толпа газетчиков и телевизионщиков замерла, но он дождался мертвой тишины.

– Я не стану много говорить, леди и джентльмены. Я глубоко опечален смертью моего друга Боба Хэзлитта. Редко встречал я людей, столь полных жизни и сил. Наша страна обеднела. – Он помолчал, сложив ладони на крышке кафедры, взглядом словно приказывая репортерам верить каждому его слову. Слышны были лишь редкие щелчки фотоаппаратов да стрекот камер. – Вы, вероятно, заметили, какую теплую поддержку оказывают мне люди, собравшиеся перед дворцом съездов и на улицах Чикаго. Думается, это доказывает, что американцы – политические животные и отличаются большим упорством. Однако под пестротой флагов и плакатов скрыта скорбь о Бобе Хэзлитте, которого они оплакивают так же, как я. Однако они понимают, что машину политической жизни, запущенную много месяцев назад, когда я прибыл в заснеженные просторы Айовы, чтобы уговорить Боба Хэзлитта предложить себя стране, – эту машину не остановить. Она будет двигаться до конца, каким бы тот ни оказался. Боб Хэзлитт первым признал бы, что партия готова явить миру кандидата от демократов. Мы оплачем Боба Хэзлитта, но это не помешает нам выдвинуть кандидата, способного занять его место. Позвольте мне сказать: сейчас, как и раньше, я не претендую на эту роль. После окончания военной службы я связал свою карьеру с Республиканской партией. Демократом я стал, чтобы выразить свое одобрение кандидатуре Боба Хэзлитта. Мне нечего предложить тем, кто трудился всю ночь, изготавливая плакаты и знамена с моим лицом и именем. Я благодарю их за усилия, но вынужден сказать: я не ваш кандидат. Как говорят наши молодые люди: «Я там был, с меня хватит».

Зал отозвался тихими почтительными смешками.

– В следующие двое суток – бессонных суток, потому что работы много, а времени мало – мы должны уделить внимание мужчинам и женщинам, хорошо известным нашей партии. Мы должны рассмотреть кандидатуру президента Чарльза Боннера и проводимую им политику в отношении разведслужб, должны внимательно присмотреться к Дэвиду Мандеру, его вице-президенту, должны обдумать карьеру и способности генерального прокурора Терезы Роуэн. Мы должны искать лидера в рядах Демократической партии, в Конгрессе, в правительстве и среди тех, кто не занимает пока высоких постов, но создан для них Богом. Однако я прошу вас не тратить время на Шермана Тейлора. Я желал только поддержать Боба Хэзлитта и не хотел бы получить блестящий приз за поражение теперь, когда его нет с нами. Но я вместе с вами буду искать среди тех, кто стремится к первенству. Я готов давать советы и обсуждать кандидатуры со всеми желающими… Но хочу, чтобы вы поняли: я не стремлюсь к выдвижению. Теперь, если у вас есть вопросы, я постараюсь на них ответить.

– Мистер президент, вы…

– Прошу вас, я предпочел бы, чтобы ко мне обращались «генерал» или «мистер», а не «мистер президент». У нас есть президент, и, мне кажется, обращаться таким образом следует только к нему. Пожалуйста, продолжайте.

– Генерал, как вы объясняете столь быстрое появление плакатов по всему Чикаго и у центра съездов? По-видимому, приложены большие усилия, наличествовала мощная финансовая поддержка – типографиям надо платить, людей надо организовать, раздать агитационные материалы…

– Правду говоря, Сэм, я сам только что услышал об этих плакатах. Не знаю, кто их развешивал, вообще ничего о них не знаю. Мне просто представляется трогательным такое проявление верности знакомому лицу. Я уверен, что это люди Хэзлитта ищут, к кому теперь обратиться – то же решение предстоит в ближайшие два дня принять нам всем. Времени немного. У нас нет права на ошибку. Эта трагедия превратила нас всех в заложников.

Маргарет Бондурант из «Чикаго трибьюн» вскочила на ноги, ее голос перекрыл общую какофонию:

– Как вы оцениваете письмо Боба Хэзлитта, упомянутое президентом? Хэзлитт выходил из игры – его смерть ничего не изменила в политическом раскладе. Даже будь Хэзлитт здесь, вам пришлось бы искать другого кандидата… если бы вы не согласились с ним в примирении с Боннером.

– Письмо… – Тейлор скривился. – Не знаю, что это за письмо. Очень уж удачно все сложилось для президента, вам не кажется? Просто счастливый шанс. Я не присутствовал при беседах, когда состоялось письменное соглашение между президентом – или представителем президента мистером Дрискиллом – и мистером Хэзлиттом, и ничего о них не знаю. Само по себе это нетипично для Боба в последние месяцы – мы действительно работали, как одна команда. Он ценил мой совет, я гордился его отвагой, его готовностью высказать то, что должно быть высказано. Для него такое внезапное отступление, тайные переговоры с другой стороной… ну, не знаю, что говорил ему президент. Не знаю, состоялись ли вообще эти переговоры. Один говорит, что они имели место, а другой мертв. Думаю, мы никогда не узнаем правды.

Эл Фоджер из «Майами геральд» спросил:

– Похоже на то, что вы называете президента лжецом и мерзавцем, генерал. Довольно сильно сказано, вам не кажется?

– Я говорю только, что мы должны точно понимать, чему и кому мы верим. Тогда мы сумеем выдвинуть кандидата, которым можно гордиться – я говорю это и ничего больше. Мы должны знать правду о нескольких последних днях… что задумал Боб Хэзлитт? Что случилось с его самолетом? Получив ответы на эти вопросы, мы увереннее сможем продвигаться вперед. А теперь прошу извинить, у меня назначено несколько встреч – сами понимаете, дел полно.

– Можно узнать ваше расписание?

– Ну, казалось бы, все ясно без слов. Завтра вечером мне предстоит обратиться к съезду. Сейчас монтируется фильм памяти Боба Хэзлитта, и я собираюсь представить его съезду. Это будет поистине историческая картина. Собирается выступить и президент – впервые действующий президент обратится к съезду до голосования. На следующий вечер голосование и выдвижение кандидата. И в последний вечер съезда партия обратится к делегатам… Очень простой график. Теперь прошу извинить.

Он отвернулся от микрофона.

Голос Маргарет Бондурант прорезал поднимающийся ропот:

– Вы прямо заявляете, что ваши сторонники, объявившиеся за одну ночь, зря тратят время? Вы утверждаете, что ни при каких обстоятельствах не примете выдвижения от этой партии на президентский пост? Вы говорите, что дверь заперта и никого нет дома?

Тейлор обернулся к ней с легкой улыбкой.

– Нет, Маргарет, этого я не говорю. Я говорю, что ни при каких обстоятельствах не стану бороться за свое выдвижение. Не стану собирать лобби, умасливать делегатов, не поступлюсь принципами ради личной выгоды.

– Но вас можно переубедить? Вы бы приняли такой выбор?

– Делегаты должны быть свободны в своем волеизъявлении. А теперь благодарю за внимание, леди и джентльмены, но мне в самом деле пора.

Выходя из медиа-центра, Бен столкнулся со знакомым балтиморским репортером, кругленьким раскрасневшимся мужчиной в распущенном галстуке и таким же потным, как остальные.

– Прямо Граучо Маркс! «Привет, мне пора!» Ну, Бен, в гонку вступил этот сукин сын Тейлор. Шагает прямо по останкам Боба Хэзлитта.