Читать интересную книгу Баязет - Сергей Бородин

Очень тяжёл мешок! Таков будет вес серебра, причитающегося купцу в Халебе!

Девятнадцатая глава. МЕШОК

За ночь в Арзруме выпал свежий снег, но утром в разрывах тяжёлых туч порой проблескивала густая синь неба, и тогда по белым склонам Эйерли-дага, Седла-горы, опрометью мчались синие косяки теней.

Морозило. А где-то в Трапезунте ещё цвели розы. В Ереване и в Султании собирали урожай гранатовых садов. В садах Самарканда ещё висели тяжёлые гроздья позднего винограда, но Повелителю Вселенной суждены этой осенью не сады и розы, а холодные камни сурового Арзрума да ветер с гор, пронизанный мерцающим инеем.

Голубой тулуп, подбитый белой овчиной, накинули на плечи Тимуру, когда с плоской крыши трапезной он разглядывал тёмные камни строений, деревянные крашеные трубы над убогими лачугами, клубы белого дыма по всему городу и мерцающую инеем далёкую даль.

Конница шла на зимовку в Карабах, ибо здесь, среди оледенелых полей и голых гор, не было подножного корма. Отогнаны в долины Азербайджана и стада, сопровождавшие войско. Но пехоту Тимур держал здесь и сам медлил уезжать: с весны, едва откроются перевалы, отсюда двинется он дальше. А дальше — города и крепости Баязета, готовые закрыться в осаду и сопротивляться каждому шагу завоевателя, когда он пойдёт вперёд. А вперёд он пойдёт, ибо вселенная слишком тесна, чтобы вместить двух хозяев.

«Слишком тесна!» — думал Тимур, глядя в белую, заваленную снегом даль. Нельзя уйти отсюда, нельзя пойти ни в степи на монголов, ни через горы на Китай, ни даже к себе домой в Самарканд, оставив Баязета набираться сил, покорять новые народы, растить богатства и воинства. Навоевавшись в христианских странах, султан сам придёт за Тимуровыми землями, придёт в большой силе, ибо победы приумножают силы победителей. Придёт непременно, ибо и он знает: «Слишком тесна!..»

Тимур отсюда пойдёт только туда, за туманные перевалы Тавра. Назад же или поедет победителем, или его отнесут в белый саркофаг, который небось уже раскрыт для него в родном Шахрисябзе. Другого пути нет!..

Он спустился по крутым ступенькам, натягивая сползавший с плеча тулуп, и постоял ещё во дворе, где воздух был промозглым и холодил сильнее, чем там, на открытом ветру.

Согревшись в келье, он спросил, не сысканы ли мешки, похищенные из подвала.

Шах-Мелик, во все эти дни находившийся при повелителе, рассказал, что погоня настигла армян, отданных по выкупу. Но при них не нашли ни книг, ни мешков. Однако среди выкупа оказалось трое монахов из братии, сбежавшей из этого монастыря.

— Где они?

— Этих троих привели. А выкуп отпустили.

— Спрашивали их?

— Клянутся, что сбежали, ничего не взяв. А о мешках и слыхом не слыхивали.

— Ещё что?

— Из армян же взяли одного купца, который ретивее остальных рвался книги выкупить. Остальных увещевал, чтоб не людей, а книги выкупать.

— Какой это?

— Молодой из них.

— Помню! — твёрдо сказал Тимур. — Давай их сюда.

Промёрзнув в лёгких рясах, монахи вошли, сжавшись, поёживаясь, безучастные к своей судьбе, ибо холод остудил в них все порывы.

С ними ввели и молодого армянина, тоже продрогшего, с покрасневшим лицом. А вокруг глаз лицо побелело. Но глаза его смотрели спокойно, с приязнью, прямо в глаза Тимуру. И повелитель не столь сурово, как намеревался, сказал:

— Спроси их, Шах-Мелик, зачем ушли из монастыря. Игумена своего, почтенного старца, бросили на голодную смерть. Так разве можно? Куда спешили?

— Мы одни оставались здесь! — ответил монах. — Как на острове промеж пучин. Что тут делать? Чего ждать? В ту ночь игумен нас призвал и сказал: «Уйдите к своему народу». И мы пошли.

— А зачем наши мешки уволокли?

— Нас при том не было. На тот подвиг игумен избрал других братьев.

— Вы про то знали?

— Знали.

— Все трое?

— Все знали.

— Пошли бы да крикнули б нашей страже!

— А своих братьев предать?

— А воровать — это… своим братьям? А?

— Жизнь человека коротка. Ею владеет бог. Народ же владеет и тем, что создано им тысячу лет назад, и тем, что создаст через тысячу лет. Иначе не было б народа. Мы же тысячи лет своей землёй владеем.

— Этой?

— И этой, и вокруг.

— Этой мы владеем!

— Приходило много воинов и в прошлые времена. Но хозяин у неё один, прежний. Он и впредь ей один хозяин: её возделал народ, он ей и хозяин во веки веков.

— Ты сказал: жизнь коротка. Вами народ и кончится.

— Пока цело то, что народом сделано, он не помрёт. Наше дело — сберечь побольше из того, что сделано. Тут самые камни служат этому делу, ибо кем они обтёсаны, тому и верны, о том и напоминают.

Молодой купец, рванувшись вперёд, прервал монаха:

— Люди что! Поживут, их и нет. А книги остаются. Потому я и просил продать нам, если есть армянские книги. Говорят, привезли вам. В мешке. Никто не видел, что за книги. Но издали люди заметили, что книги древние. Я и говорю: не людей, а бессмертные книги нужно выкупить для народа. Да меня не послушали. А теперь вот книг тех и у вас нет, и нам не дали. Где они?

— Тебя затем и привели, чтоб ты сказал нам, где они!

— Когда мы отсюда ушли, никто не слыхал, что книги пропали.

— Помоги нам. Поищи среди армян. Найдёшь — мы их вам продадим, берите!

— Что ж, я поищу!

— Иди! — отпустил его Тимур.

Но когда кто-то из монахов тоже подвинулся к двери, Тимур сказал Шах-Мелику:

— А этих повесить.

Монах успел ответить:

— Верёвками народ не свяжешь.

И тотчас их всех троих поволокли стражи, всегда готовые показать своё рвение и расторопность, если повелитель мог заметить это.

В оконце пробивался узкий луч солнца.

— Распогодилось?

— Едва ли надолго! — усомнился Шах-Мелик.

Вернулся конный отряд, искавший по окрестным деревушкам курдов, отбивших у монахов мешок с книгами. Отряд вернулся с пустыми руками: курдов вокруг много, но либо немощные старики, либо женщины, а остальные находились в войске Тимура либо среди тоурменов Кара-Юсуфа, которые отхлынули куда-то за Багдад. Никаких других курдов не попалось.

День протекал, как все эти дни. Приходили проведчики. Приезжали гонцы. Отсылались гонцы. Являлись соратники совещаться о прокорме войск, о выплате жалованья воинам, о передовых отрядах, посланных в обход городов Баязета, в Эрзинджан, в Кемах, даже в далёкий Сивас, поразведать, что там за люди, каково там будет войскам Тимура, когда весной пойдут в те края.

Многие могут сложить головы в таких поездках, но ехали охотно: каждый рассчитывал уцелеть; уцелевший же возвращался с хорошей добычей, ибо являлись они везде невзначай в селения, ещё не тронутые нашествием.

К вечеру снова повалил снег. Повалил тяжёлыми хлопьями.

Стражи среди двора развели костёр, топтались вокруг огня, совали в пламя обмёрзлые сапоги. А снег падал в огонь.

Неожиданно к Тимуру вошёл Шах-Мелик. В походе у ближних людей было право: если есть спешное дело, входить к повелителю без спросу.

— Что ты?

— Книги нашлись.

— Все?

— Целый мешок.

— Где?

— У нашего купца отняли.

— Он же и стащил?

— Клянётся, будто купил. Пайцзу нам сует.

— Откуда он?

— Из Эрзинджана прибыл. Клянётся и к вам просится.

— Пусти. Послушаем.

Внесли светильник.

Покашливая, Тимур протянул руки к жаровне и задумался.

Из раздумья его вывел Шах-Мелик; ему, видно, надоело ждать, и он, обойдя жаровню, появился, хотя и поодаль, но перед глазами повелителя:

— Привели.

Не отнимая рук от жаровни, Тимур круто обернулся к двери. В двери он увидел памятную серую чалму над сереньким халатом.

В удивлении Тимур забыл о жаровне:

— Ты?

— Истинно, великий государь.

Тимур встал, и Шах-Мелик догадался, что повелителю угодно остаться наедине с купцом, ибо пошёл купцу навстречу, дабы разговаривать тихо, не для праздных ушей.

— Прибыл?

— Деньги в товаре, великий государь.

— Что за товар? Оттуда?

— Здешний, армянские книги. На них цена велика.

— Оттуда сюда вёз?

— Здесь взято. А сбыть ещё не успел. Не дали: выхватили из рук, словно бы я их не купил. А где ж бы я их взял?

— Подослал людей и выкрал у нас?

— Великий государь!..

— Ну?

— Здесь купил. Туда повезу, там цену дают. Можно бы и ещё, от вас бы… попадаются же в походе. Вот их тоже заодно… Туда же.

— Цену и здесь дают.