Читать интересную книгу Школа обольщения - Джудит Крэнц

Вэлентайн понимающе кивнула, сразу соглашаясь, а он подумал, что оказался прав в своих подозрениях: у нее, конечно же, были трения с этим злобным грудастым Серджио. Ее агент, Эллиот, кем бы он ни был, намекнул, что тут вопрос репутации, но Принс почему-то подумал, что этим дело не исчерпывается. А Алан Уилтон сразу начал превозносить ее до небес. Впрочем, интриги в других фирмах редко интересовали его. Бог свидетель, ему хватает и того, что происходит под собственной крышей. Сейчас он работал над созданием линии мужской косметики, и химики уже шесть месяцев не могли выделить «достаточно мужественный запах». Он оценивал все результаты в творчестве по критерию «Стал бы этим пользоваться герцог Эдинбургский?», и всякий раз ответ выходил отрицательным. Поднажмем, старина, поднажмем, подбадривал он себя. Империя создавалась не в один день.

Из мужчин-модельеров в сегодняшнем мире американской моды процентов девяносто пять, если не больше, — гомосексуалисты. Среди них встречаются люди самого разного склада. Джон Принс, игравший в солидного британского дворянина, весьма мужественный, с крепкими корнями, уходившими на Средний Запад, был неподражаем. Другие, более аскетичные геи, в любой обстановке носят темные очки и одеваются в неизменную аккуратную «униформу»: темная водолазка и темные брюки, словно все они прилетели из будущего на суперсовременных космических кораблях. Они проживают в квартирах из стали, бетона, стекла и пластика, таких пустых и аскетичных, что, едва взглянув на фотографии их жилья, в котором не допускалось даже намека на комфорт, вы сразу ощущаете какую-то неловкость. Есть еще стайка обаятельных педерастов типа Гэтсби, юных красавцев, одевающихся в «морские» темно-синие блейзеры идеального покроя и белые брюки, бледно-голубые рубашки с расстегнутым воротом в стиле Плющевого братства [10] и шотландские пуловеры — ни дать ни взять красавцы, ждущие, что к ним вот-вот подплывет яхта и бросит якорь у их ног. Пожилые геи, напоминающие по облику государственных деятелей, занимают достаточно прочное положение, чтобы позволить себе отдавать предпочтение джинсам, бородам, амулетам и оригинальным курткам без пуговиц. Все эти модельеры пользуются большим успехом в качестве гостей и сопровождающих одиноких облеченных властью женщин. Не имея бесценного списка надежных гомосексуалистов, ни одна хозяйка светской гостиной не отважится устроить вечер.

Есть также небольшая, но влиятельная группа женатых педерастов, чьи жены непременно умны и играют чисто декоративную роль. Искусство жить красиво они превратили в религию, им принадлежат сказочно прекрасные квартиры и загородные дома, где они устраивают щедрые на выдумку ужины за небольшими круглыми столиками, накрытыми редкостной посудой — по сути, экспонатами коллекций фарфора и серебра. Без этой группы не обходится ни один значительный светский вечер или пикник для прессы.

Прогресс в мире моды диктуется мафией «голубых». Благодаря иному образу и стилю жизни обычный мужчина не может выдвинуться среди членов этого сообщества. Женщины — да: сюда допускались и были признаны Хелли Харп, Мэри Макфадден, Полин Трижер, Бонни Кэшин и еще несколько неплохих женщин-модельеров, однако таковые обычно составляют незначительное меньшинство.

Между «голубыми»-модельерами и владельцами швейных предприятий или финансовыми директорами, по большей части гетеросексуальными, существует надежный деловой союз. Эти бизнесмены, в большинстве своем евреи, представители крепких семейств, прочно связанных с еврейской общиной Нью-Йорка, активно занимаются благотворительностью во всех видах. Они представляют собой балласт, удерживающий корабль Седьмой авеню на верном курсе. После окончания рабочего дня эти две группы почти не общаются между собой, исключая рекламные празднества в универмагах и некоторые крупные мероприятия в мире моды, такие, как вручение наград Коти.

Гомосексуалисты-модельеры возглавляют все, что есть славного в городе Нью-Йорке. Открывается новый ресторан — они первыми приходят туда; по прихоти своей они способны создать или уничтожить нового художника, новый балет, новый танцзал, нового парикмахера. В сущности, они звезды, со всеми вытекающими правами и привилегиями. Каждый из них собирает вокруг себя двор, свиту, которая вращается вокруг него, купаясь в излучаемом им ощущении превосходства над простым серым людом. Такая звезда отделяет себя и своих последователей от остального мира, опираясь на убеждение, что все они более остроумны, смелы, артистичны, пытливы, утонченны, порочны и осведомленны, чем другие, а главное — живут веселее.

Лучше всех это удавалось Джону Принсу.

Во многих отношениях, наиболее важных и существенных, Бойкий Народец составлял его настоящую семью. Принс всегда следовал щедрым порывам, свойственным человеку, рожденному покровительствовать, и чувствовал довольство только в окружении ближайших коллег и толпы людей, которых втайне называл свитой.

По окончании рабочего дня Принс устраивал прием в своем городском доме на восточной стороне Семидесятых улиц. Некогда это были два дома, стоявшие бок о бок. Принс объединил дома-близнецы фасадом из блоков медово-бежевого мрамора с величественным центральным входом. Внутри помещения были полностью перестроены, а там, где когда-то высилась общая стена, теперь поднималась лестница в четыре пролета с широкими площадками. Принс опустошил запасники редчайших предметов старины, порывшись у «Стейр и К°» и «Гинзберг и Леви», крупнейших в мире антикваров, и только после этого понял, что ему — даже ему — необходим декоратор. За год работы «сестра» Периш — миссис Генри Периш, высоко ценившаяся в свете декоратор, знаменитая своими соблазнительными спальнями и чувством цвета в гамме оттенков, будивших сладострастие, а также тем, что отделывала Овальный кабинет Белого дома и личную квартиру президента Кеннеди, оформила дом Принса в безупречном имперском стиле. С большим трудом он заставил себя прикусить язык и ни словом не заикнулся о том, что ему хочется, чтобы полог его широкой чиппендейлской кровати украшал золотом вышитый фамильный герб, — он догадывался, что здравомыслящей бабушке из Мэйна это не понравится. Не решился он упомянуть и о возведении открытой галереи, о которой мечтал, и тем не менее в остальном остался вполне доволен своим великолепным домом.

У Принса был даже мажордом — его многолетний любовник Джимбо Ломбарди, дерзкий, упрямый, невысокого росточка херувимчик, при этом прирожденный скандалист, бывший сержант, получивший в Корее множество наград. В свободное от битв и истребления врагов время Джимбо, будучи одаренным, но очень ленивым художником, торчал по целым дням в прекрасно оборудованной студии, которую Принс устроил для него под коньком крыши и где он не творил, а томно возлежал в кресле. По утрам, когда Принс, поднимавшийся засветло, уходил на работу, Джимбо, дождавшись его ухода, спускался в нижние этажи дома. Там в служебных помещениях он, шеф-повар Луиджи и шумливые буфетчицы Рената и Лючана травили на кухонном итальянском долгие скабрезные истории о детстве Джимбо в далеком экзотическом Бриджпорте, штат Коннектикут. Джимбо отвечал за меню, приглашение гостей и подробно планировал еженедельные вечера.