Читать интересную книгу Петроград-Брест - Иван Шамякин

В конце заседания Ленин сообщил членам правительства о масштабах немецкого наступления. Рассказал, что уже сделано и что надлежит делать наркоматам. Попросил членов правительства и аппарат Совнаркома побыть в эту ночь на военном положении — не разъезжаться по домам.

— После заседания ЦК необходимо собраться Совнаркому, от имени которого будет послана телеграмма правительству Германии с предложением о возобновлении мирных переговоров.

Владимир Ильич сказал это с уверенностью, что такая телеграмма не может быть не послана.

При этих словах Троцкий вскинул на лоб пенсне, потом дернул свою всегда вскудлаченную бородку, однако смолчал — не та аудитория! Прикрыл газетой скептическую ухмылку, но тут же опустил газету и демонстративно зевнул.

2

Заседание ЦК, обозначенное в протоколе Еленой Дмитриевной Стасовой как вечернее, в действительности собралось в два часа ночи в Таврическом дворце. Там же, в другом зале, в это же время заседал Центральный Комитет левых эсеров.

После Совнаркома Ленин выслушал доклад командующего войсками Московского военного округа Муралова. Доклад произвел тяжелое впечатление: силы республики очень слабы. Из десяти корпусов, о которых Ленин говорил еще в январе, до подписания Декрета о создании Красной Армии, сформированы только два, да и те неполного комплекта. Кроме фронтового запаса, который, наверное, захватят немцы, на резервных складах не осталось снарядов, а заводы стоят.

Ленин приехал в Таврический под охраной всего одного матроса, хотя в Петрограде в ту ночь было неспокойно. Несколько раз начиналась перестрелка между отрядами ЧК, которые по указанию Ленина чистили город, и немецкими пленными, русскими офицерами, эсеровскими авантюристами, анархистами‑погромщиками. Контрреволюции в Петрограде хватало — всех оттенков, слабость ее была в отсутствии организации, единого центра.

Ленин задержался на несколько минут. Его ждали. Когда он стремительно вошел, все знавшие Ильича по эмиграции, помнившие его бойцовские качества, увидели, насколько воинственно он настроен. Нет, не как боец перед атакой — как командующий, у которого готова диспозиция будущего боя.

Троцкий занял председательское место, но никто не поднял вопрос о процедуре — кому вести заседание, не до того было. Разговор начали без формальностей. Выступали как будто корректно, но с внутренним кипением.

Георгий Ломов предложил перенести заседание, приведя народную пословицу:

— Утро вечера мудренее.

Ленин решительно запротестовал:

— Откладывать ни в коем случае нельзя. У нас должна быть ясность. Если немцы не примут предложения о мире, мы вынуждены будем принимать другое решение. Шутить с войной нельзя. Я еще раз говорю: если мы не подпишем мир на брестских условиях, мы вынуждены будем подписать его на еще более тяжелых условиях. Объявив революционную войну, мы слетим. Неужели не хватает мужества признать это?

Урицкий. Вы нас пугаете, Владимир Ильич. Не будем впадать в панику и растерянность. Это недостойно революционеров.

Ленину хотелось ответить, что революционное фразерство — это не что иное, как отражение мелкобуржуазной растерянности перед беспощадной реальностью. Но он смолчал, чтобы в самом начале не разжигать страсти.

Троцкий. Есть сведения о взятии немцами Двинска (Двинск был сдан в два часа дня, об этом знали еще вечером, поэтому информация наркома по иностранным делам вызвала улыбки). Есть слухи о наступлении на Украину. Если последний факт подтвердится, это вынудит нас предпринять определенные шаги. Однако нельзя не учитывать, что сообщения о неподписании нами мира только еще расходятся, вопрос сложный, разобраться в нем рабочим нелегко. Телеграмму о нашем согласии подписать мир не поймут ни у нас, в России, ни за границей. Важно, чтобы факты показали, что мы стоим под ударами дубины, вынуждающей нас подписать мир. Наконец, необходимо знать, как повлияло наступление на немецких рабочих. Я не сомневаюсь, что немецкий пролетариат выступит. Поэтому самая правильная тактика с нашей стороны — обратиться с запросом в Берлин и Вену: чего они требуют?

Урицкий. Мы должны или присоединить два голоса сторонников подписания мира, которые отсутствуют, или, наоборот, подчиниться тем, кто в меньшинстве.

Свердлов. Я не против предложения Урицкого, если это сказано серьезно: присоединить голоса Муранова и Артема. С Троцким согласиться нельзя. Ждать мы не можем даже до утра. Решение необходимо принять немедленно.

Сталин. И оно должно быть только одно — возобновить переговоры. Скажем себе откровенно: немцы наступают, и у нас, чтобы остановить их, нет иной силы, кроме согласия на мир.

Ленин. Мы не имеем ни войны, ни мира и втягиваемся в революционную войну. Еще раз повторяю: шутить с войной нельзя! Игра зашла в такой тупик, что крах революции неизбежен, если дальше занимать среднюю линию. Запрашивать немцев, чего они хотят, — это еще одна телеграмма, еще одна бумажка. Единственно правильное решение — предложить возобновить переговоры. Середины нет. Мы могли подписать мир, который нисколько не угрожал революции. А теперь, играя с войной, мы отдаем революцию немцам. История нам скажет: вы отдали революцию. Теперь не время обмениваться нотами. Больше ждать нельзя ни минуты!

Поздно «прощупывать», потому что ясно: немец может наступать. Мы спорим, пишем бумажки, а они берут города, склады, вагоны. Мы идем на невыгодный договор и сепаратный мир потому, что знаем: сейчас мы не готовы для революционной войны, нужно уметь подождать (так мы выждали, терпя кабалу Керенского, с июля по октябрь), подождать, пока мы окрепнем. Если можно получить даже архиневыгодный сепаратный мир, его нужно обязательно, я — подчеркиваю, обязательно принять в интересах социалистической революции, которая еще слаба. Только в случае отказа немцев от мира нам придется сражаться. Не потому, что это будет правильной тактикой, а потому, что не будет выбора. Но пока выбор есть, нужно выбрать сепаратный мир и архиневыгодный договор, потому что это все же в сто раз лучше положения Бельгии.

Иоффе. Прощупывать немецких империалистов действительно поздно. Но прощупать немецкую революцию еще не поздно. Вчера я еще думал, что немцы наступать не будут. Раз они наступают, значит, у них победили милитаристские партии. Теперь они не согласятся на прежний мир, они потребуют невмешательства в дела Лифляндии, Эстляндии, Финляндии, Украины. Но мне кажется, что мир непременно надо было бы подписать только в том случае, если бы наши войска бежали в панике, с возмущением против нас, если бы народ требовал от нас мира. Пока этого нет, мы по-прежнему должны бить на всемирную революцию.

Троцкий. Я хочу напомнить, что термин «прощупать» немцев принадлежит Ленину. Переговорами в Брест-Литовске мы осуществляли этот план. Нам не удалось его исполнить, потому что Гофман предъявил ультиматум. Считаю, что тактика «прощупывания» может быть продолжена. Нам нужно дознаться, чего они хотят. Контрибуции? Польшу? Эстляндию? Только зная это, мы можем выработать новую тактику.

Троцкий каждым выступлением в ЦК, и ЦИК, в Совнаркоме (позже — в статьях) пытался оправдать свою брестскую предательскую позицию, доказать, что был общий план «прощупывания» кайзеровского правительства, и всюду замалчивал ясное как день ленинское указание: мы маневрируем до ультиматума, после ультиматума — сдаем позиции и подписываем мир.

Так Троцкий выступал и на этом заседании ЦК — путано и хитро. Своей демагогией он добивался еще одной цели: подбодрить «левых», которые под логикой фактов и ленинских доказательств начали «скисать».

Это подействовало: Бухарин, который сутки назад не только не высказался за революционную войну, но даже возмутился, когда поставили так вопрос, и отказался от голосования, вдруг начал воинственно доказывать невозможность иного выхода, кроме революционной войны. Его, мол, удивляет, когда говорят про «игру с войной». Наоборот, события разворачиваются так, как и должны разворачиваться в революции. Они, «левые», дескать, все предвидели (какие ясновидцы!). У Бухарина даже хватило наглости сказать, что Ленин недооценивает социальные силы революции так же, как некоторые (Каменев, Зиновьев) недооценивали их до восстания.

— Во время восстания мы одерживали победы, хотя у нас была неразбериха, а у Керенского организованность. Мы всегда говорили: либо русская революция развернется, либо погибнет под натиском империализма. Сейчас немецким империалистам нет смысла принимать мир, они идут ва-банк. Им нужна Украина. Сейчас у нас нет никакой возможности отложить бой против империализма, наступающего на революцию. Даже если немцы захватят Питер, рабочие не сдадутся, они начнут восстание против оккупантов. Мы можем и мужиков натравить на немцев. У нас есть только наша старая тактика — тактика мировой революции.