— Товарищ Головин! — обратился Кравченко к начштаба. — Отдайте приказ командирам и комиссарам эскадрилий прибыть через час на КП. К этому времени я составлю план действий.
Ровно в пять все собрались в юрте Кравченко. Командир огласил приказ, указав направление и цели штурмовки, порядок действия эскадрилий. Приказ заканчивался словами:
«Вылет в шесть ноль-ноль. Ведущим буду я».
Совещание длилось 13 минут.
Ровно в шесть Григорий Пантелеевич взмыл в воздух. Со всех площадок поднялись истребители, и полк строем, набирая высоту, направился к дальним сопкам. Летели десятками за головным звеном командира. Чтобы скрытно приблизиться к противнику и использовать внезапность, Кравченко решил пересечь границу над облаками.
Замысел был таков: четыре эскадрильи произведут штурмовку самолетов на земле, а одна остается дежурить наверху на тот случай, если противник вызовет помощь с других аэродромов.
Появление 22-го полка было для японцев неожиданным. Только после первой атаки они поняли, в чем дело. На аэродроме поднялась паника: одни бежали со стоянки сломя голову, другие падали на месте. Один И-97 попытался взлететь, но его тут же сбил Трубаченко. Пушечные самолеты И-16 из звена Красноюрченко ударили по зениткам и заставили их замолчать.
Из клубов черного дыма, закрывшего аэродром, то и дело вскидывались ослепительно желтые языки. Это взрывались бензобаки японских истребителей.
Строем самолеты возвращались на аэродром. Калачев был до этого ранен и в бою не участвовал. Он ходил от самолета к самолету, проверяя, все ли вернулись. Вот и машина Кравченко. Пилот, не снимая шлема, перегибается через борт и хохочет:
— Эх, комиссар, и дали же мы им сегодня шороху. Захватили в подштанниках, с трех заходов сожгли в пух и прах!
Калачев тоже смеется:
— Так и должно быть, командир!
Между Владимиром Николаевичем и Григорием Пантелеевичем была настоящая дружба. Кравченко искренне радовался боевым удачам своих бойцов. Много раз выручал в бою то одного, то другого. И те были готовы пойти за командиром в огонь и в воду. Командир всегда с жаром и честно разбирал каждый бой, больно переживал потери. Комиссар был под стать командиру. Они были единодушны в методах воспитания. Учили, что сила бойцов в спаянности, в боевой дружбе, во взаимной выручке, в крепкой дисциплине. И в этом сами командир и комиссар подавали пример.
Начальник оперативного отдела полка майор Эраст Цибадзе доклад в штаб ВВС о результатах налета на японский аэродром закончил словами:
«Все самолеты в полном порядке, готовы к новому вылету».
Пока шла заправка горючим и боезапасом, возбужденные летчики уточняли подробности разгрома японского аэродрома. Командир 2-й эскадрильи Виктор Чистяков упрашивал Кравченко разрешить ему слетать к аэродрому японцев, взглянуть, что там происходит. Кравченко разрешил с условием: если откуда-либо появятся истребители, боя не принимать, а немедленно возвращаться.
— Есть! — ответил Чистяков и быстро скрылся.
Время идет, а Чистякова нет. Звонят с командного пункта, требуют три эскадрильи к фронту. Кравченко командует, эскадрильи немедленно вылетели. Их повел командир первой эскадрильи Константин Кузьменко. Через 10 минут второй звонок:
— Бой начался, силы равные, но к противнику подходит подмога, высылай остальных.
— По самолетам!
Кравченко повел эскадрилью сам. Над фронтом, на сравнительно небольшом пространстве, уже сражались 180 самолетов. Издалека виднелись факелы падающих машин. Подлетев ближе, Кравченко заметил группу Кузьменко, наседавшую на противника. Самолеты японцев выходили из боя один за другим, тянулись к своим аэродромам.
«В нашей помощи Кузьменко не нуждается, — решил Кравченко. — Вот встретить японцев у аэродромов, когда бензин и боезапас у них на исходе — идея хорошая!» И он повернул машину к ближайшей вражеской базе. Налет был, как и утром, удачным: пять самолетов сожгли на земле, два сбили в воздухе.
Звонок. Кравченко берет трубку и слышит голос командующего:
— Славный денек, командир! Поздравляю с успехом!
Кравченко улыбается: приятна похвала комкора. Григорий передал летчикам поздравление Смушкевича. Настроение у всех поднялось: такое не часто случается. В столовую шли шумной гурьбой, подшучивая друг над другом.
Чистякову понесли обед в юрту: при возвращении из разведки он принял бой с восьмеркой самураев и получил ранение в ногу. Не подоспей на выручку Виктор Рахов со своим звеном, не хлебать бы Чистякову щей.
Только принялись за обед — тревога. Бегом к машинам и в небо. А от линии фронта плотной стаей — японцы. Около сотни машин врага с яростью бросились в атаку.
Первые дымы горящих самолетов прочертили небо. На глазах у командира полка японский ас, ловко сманеврировав, зашел нашему истребителю в хвост и поджег его.
Другой самурай коршуном бросился на истребитель Кравченко, но тот увернулся и сам погнался за ним. Поединок длился почти двадцать минут. Наконец, языки огня скользнули по мотору вражеской машины. Летчик выбросился с парашютом.
В этом бою отличился Виктор Рахов. Он получил задание атаковать ведущего японской армады, отколоть его от своих и уничтожить или попытаться посадить на наш аэродром.
Рахов выполнил задание. Около получаса шла смертельная схватка двух мастеров воздушного боя. Японец был сбит и выбросился с парашютом. Его взяли в плен и доставили в штаб ВВС в Тамцак-Булаке. Это был майор, увешанный наградами за победы.
Через несколько дней, выбрав свободное время, Кравченко и Рахов решили поговорить с пленным японцем. В юрту вошли с переводчиком. Майор, увидев Рахова, не поверил, что его сбил «старший лейтенант Виктор Рахов, двадцати пяти лет», как ему сообщил переводчик, и возмутился: с ним зло шутят. С лучшим асом Японии. Его сбил мальчишка?
Виктор Рахов показал себя на Халхин-Голе отличным воздушным бойцом. Первую победу одержал 12 июня. Тогда Кравченко, как наставник и старший товарищ, похвалил его:
— Чисто сработал, Витя, словно орех разгрыз.
В небе Монголии Рахов лично сбил восемь японских истребителей.
После боя Кравченко прилетел в эскадрилью лейтенанта Трубаченко, приказал перебазироваться ближе к фронту. Истребители этой эскадрильи были оснащены пушками, поэтому ее часто использовали для штурмовки. Техники начали подготовку к перебазированию.
В этот день летчики сделали уже семь боевых вылетов. Два раза штурмовали аэродром и пять раз на Баин-Цагане, громили наземные войска. Нервы были напряжены: столько раз в день идти под пули.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});