была в значительной мере войной партизанской и что происходившие в действительности набеги (немало их оказалось и просто выдуманными) являлись именно такими партизанскими действиями. Исключение составляли лишь набеги, практиковавшиеся горскими феодалами и чрезвычайно близкие по своему характеру к хищнической деятельности баронов западноевропейского средневековья. Наконец, необходимо иметь в виду, что набеги производились и царской армией, и в особенности поселёнными на линии казаками[1038]. По воспоминаниям войскового старшины А.Ржевуского, набеги казачьи то и дело сокрушали жилища врагов и нередко, вместе с пленением людей, один и тот же скот переходил из рук казаков в руки горцев и обратно, по несколько раз[1039]. Для поддержания порядка на Кавказе предлагали разоружить не только горцев, но и нестроевых казаков[1040]. Одной из причин для этого послужило распространение пьянства среди казачьего населения после завершения многолетней войны с горцами. В 1895 году станичные общества Александровской, Самашкинской и Вознесенской станиц Сунженского отдела вынуждены были составить общественные приговоры о закрытии в данных сёлах всех питейных заведений[1041]. Нарушение нравственных устоев среди казачьего населения не могло не отражаться и на строевых частях, в которых преобладающим видом преступности стало посягательство на чужую собственность[1042]. Расхищаемое казённое оружие расходилось по рукам «лихих людей»[1043].
Одним из способов борьбы с преступностью было разоружение населения Терской области, в основном оно касалось только горцев[1044]. В 1882 году вступили в силу «Правила ношения оружия туземцами в пределах Терской области». По этому распоряжению в пределах всей Терской области горцам запрещалось появляться с оружием, как огнестрельным, так и холодным: в городах, окружных центрах, укреплениях, станицах, посёлках, слободах, на почтовых дорогах. Изъятие из Правил допускалось только в отношении состоящих на действительной службе офицеров, числящихся в армии или милиции и лиц, получивших свидетельства на право ношения оружия у начальника округа. У нарушителей оружие отбиралось и его превращали по протоколу в лом, затем документы передавались в Окружное управление[1045]. Помимо этого в Терской области длительное время действовал запрет на поселение горцев в Грозном и слободах: Воздвиженской, Шатое и Ведено. Им также запрещалось приобретать недвижимость в указанных населённых пунктах. Исключение делалось только для горцев, состоящих на государственной службе или вышедших в отставку в офицерских чинах[1046]. В 1891 году начальник Терской области ввёл запрет на проживание горцев одной национальности на землях горцев другой национальности. На основании этого запрета местные власти силой снесли часть горских хуторов. Ещё через два года власти Терской области получили право в административном порядке высылать в Восточную Сибирь лиц, подозреваемых в краже лошадей и скота. Кроме того, горцам — чеченцам не разрешалось совершать деловые поездки за Терек и Сунжу[1047].
На основании Устава о паспортах и беглых «никто не мог отлучиться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта». Паспортная система являлась средством финансового и полицейского контроля, она нарушала права человека, т. к. перемена местопребывания — есть прежде всего акт свободного самоопределения каждого и касался только индивида, не имел никакого отношения к деятельности правящей власти. По вердикту властей, лицо, желавшее изменить место своей осёдлости, обязано было предоставить увольнительный приговор из одного податного общества и получить согласие на приём от второго. Беглым называлось лицо, отлучившееся с места своего постоянного жительства без узаконенного вида и без разрешения своего общества или правительства[1048]. На Кавказе, в послевоенный период паспортный режим
был намного жёстче, чем в российской глубинке. Сельские общины были повязаны круговой порукой и все несли наказание, если один из членов совершал преступление, или подозревался в его совершении. В силу этого немногие общества решались дать открепительный лист своим сородичам, опасаясь дальнейшей коллективной ответственности (которая могла закончиться полным уничтожением села властями) за поступки своих односельчан. Вся Терская область во второй половине XIX века была просто наводнена войсковыми подразделениями, укреплениями, постами. Чтобы совершить разбойное нападение или грабёж казачьих поселений чеченцам, например из Шатоя или Ведено необходимо было бы не одни сутки (в силу обширности территории) добираться до казаков, пряча оружие, запасшись необходимыми документами, дабы не вызывать подозрений у властей, тратя деньги на долгую дорогу и пропитание, а затем совершить тот же путь, но уже с отарой овец или стадом коров, что требовало ещё больше усилий. Условия существования в тот период были столь сложны, что проделать этот головокружительный трюк с воровством было крайне сложно и опасно, «овчинка не стоила выделки», легче было бы ограбить соседних грузин или дагестанцев. Но этого не происходило. Дело в том, что чеченский менталитет накладывал строгий запрет на грабёж и воровство. Чеченцы пойманного вора приводили к мечети, где кадии и старики наказывали виновного лишением земли и строений и изгнанием его навсегда из родного села[1049].
Конкретное выражение справедливости по отношению к иноверцам зависело от их собственного отношения к мусульманам. Но оставались незыблемыми вечные истины Корана. Так, пророк Мухаммед сказал: «Перестаёт быть мусульманином совершающий убийство»[1050]. По мнению современников той эпохи: «Воровство совершалось горским населением не столько из дурных инстинктов, но столько и потому, что, по понятиям их, оно скорее — проявление удали и молодечества, чем злой воли»[1051]. Как правило, в послевоенный период все преступления в области приписывались горцам. Травля велась и в печати. Неизвестный корреспондент вынужден был признать, что 99 % содержания статей, заметок, корреспонденций были посвящены вопросу о разбоях[1052]. Однако некоторые другие корреспонденты всё-таки выступали в защиту горцев, против навязывания им всем, поголовно, образа разбойника и бандита, но такие авторы всегда вынуждены были прятать свои имена под псевдонимами, т. к. их взгляды не совпадали с проводимой официальной политикой властей. Ом (псевдоним) в статье «Кавказская хроника» писал: «Некоторые господа, из породы мелкотравчатых, добровольно принявших на себя роль кликуш, утверждают, что разбои на Северном Кавказе не что иное, как результат гуманного отношения к туземцам местной администрации, что туземец преступен по натуре своей, что для него нужны не гуманные мероприятия, а ежовые рукавицы и т. п. Твердя беспрестанно и пугливо слово „туземец“, кликуши, однако, не указывают, которая из туземных народностей наиболее преступна, какой народ выдвигает в настоящее время преступников. Не малый процент преступников в Терской области выдвигают русские. Тут уж, вероятно, и кликуши не дерзнут сказать, что преступления совершаются этими людьми по призванию. Преступления эти являются продуктом крайне ненормальных, существующих социальных условий. Необходимо улучшение следственной части, а также состава сельской полиции»[1053]. В одной из Петербургских газет в