Я поцеловал ей руку и сказал:
- Не сердись! Ты такая добрая, и мне нравится, как ты меня балуешь, сестричка. Я постараюсь натаскать Армиду, чтобы она походила на тебя. Я уеду завтра же, чтобы начать поскорее.
Она рассмеялась. Нам было хорошо вместе, и Посейдон мурлыкал громче обычного.
Окно, у которого мы нежились на солнце, представляло собой большую амбразуру в толстой стене. Подоконник был достаточно широк, чтобы Катарина и Посейдон могли сидеть на нем с удобством и созерцать окрестности. Отсюда можно было держать на прицеле мушкета весь внутренний двор далеко внизу. На свинцовой обивке подоконника некий безвестный поэт нацарапал две посредственные терцины:
Два мира зрю я здесь, у амбразуры:
Внутри покоев - шум и суета сует, Снаружи - только небосвод лазурный.
Двойной в душе запечатляют след Людских амбиций хоровод безумный И вечных истин негасимый свет.
235
Посейдон на коленях сестры перевернулся брюхом кверху и теперь в окошко вылетали клочки белой шерсти.
Нагретый полуденным солнцем воздух циркулировал в чаше двора, и ни одна шерстинка, подхваченная этим потоком, не опустилась на каменную мостовую. Вихрь нес вычесанную шерсть мимо конюшен, увенчанного башенкой сеновала и высокой сосны, растущей у противоположной стены, где были ворота. Весь колодец двора был заполнен этой странной метелью.
Катарина даже вскрикнула от удовольствия, когда я обратил ее внимание на это зрелище.
Вертки трудились неустанно. Шесть или больше пар пикировали с карнизов и покрытых свинцом крыш, выхватывая из вихря клочки шерсти, чтобы устилать ими гнезда. Долго мы созерцали плавное и величественное кружение прядей и стремительные, ломаные зигзаги вертков.
- Когда выведутся птенцы, они будут тебе благодарны, Посейдон,- сказала Катарина.- Они вырастут в роскошных гнездах.
- Да, в этих гнездах вылупится первое поколение птиц, которые будут любить кошек. Перемены грядут на крыши Малайсии!
Когда мы, наконец, спустились вниз, шерсть все так же кружила над двором, а птицы все так же продолжали растаскивать ее по гнездам.
- Давай вечером сыграем в карты... Птицы такие глупые, они всегда чем-то заняты. Все время в движении. Я никогда не чувствую, что время на меня давит. А ты, Перри?
- Обожаю бездельничать - это мое самое любимое занятие. Но меня поражает, как это ты ухитряешься не замечать гнета времени, когда ты одна в замке.
Она уклончиво улыбнулась и потрепала меня за рукав.
- Почему бы тебе не навестить нашего мастера фресок - Николаев Фатембера? Он помешан на своем искусстве. Правда, сейчас он, как и его жена, пребывает в меланхолии, но если ты его разговоришь, то не пожалеешь.
- Так Фатембер все еще здесь! Когда я последний раз его видел, он клялся, что уезжает без промедления. Кемперер говорил, что это один из немногих современных гениев. Из непризнанных, правда.
Мы вошли в крыло, где располагались комнаты Катарины. Дверь открыла ее милая темнокожая служанка Пегги. Катарина сказала:
- Фатембер постоянно угрожает немедленно уехать. Я скорее поверю, если он пригрозит завершить работу над фресками.
236
- Думаешь, это возможно? Волпато платит ему? Она засмеялась.
- Ты что? Чем платить? Именно поэтому Фатембер так и живет здесь, все что-то планирует и ничего не завершает. По крайней мере, у него и его семьи есть крыша над головой. А семья все растет... Словом, сходи к нему, поболтайте. Встретимся вечером в часовне.
Я всегда любил бродить по замку Волпато. Я любил его закоулки, нелепые лестничные площадки, бесконечные лестничные пролеты, подъемы и спуски, неожиданные переходы от камня к дереву, от великолепного мрамора к облупленной штукатурке, его благородные статуи и позорное загнивание. Индивидуальностью планировки он затмевал даже дворец Чабриззи.
Род Мантеганов обнищал давным давно, в досторические времена. Мой зять был последним представителем прямой линии, Джулиус и другие состояли с ним в двоюродном родстве и были такими же нищими.
Ходили приглушенные слухи, что Волпато отравил своих старших брата и сестру, Клаудио и Сапристу, чтобы завладеть остатками фамильного достояния. Клаудио он устранил, нанеся едкую ^1;;лпту на седло его жеребца, так что злокачественный гной проник в организм несчастного через анус и достиг сердца. С Сапристой же разделался, намазав ядом статую Минервы, которую та имела обыкновение целовать во время уед) знных молитв, и стремительное гниение распространилось внутрь через губы.
Сам Волпато этих слухов никогда не опровергал и не подтверждал. Вокруг него роились темные легенды, но он вел себя достойно с моей сестрой и имел хорошую привычку надолго уезжать из замка в поисках состояния, за которым гонялся где-то в варварских странах севера.
Тем временем замок на берегу Туа приходил в упадок, а его жена все никак не становилась матерью. Но я любил этот замок и радовался, что дорогая сестра так удачно вышла замуж. Единственной из де Чироло ей удалось войти в высший круг.
Путь к апартаментам Николаев Фатембера проходил по галерее, где Волпато выставлял остатки фамильных сокровищ. Их было немного. И по сумеречной анфиладе комнат шныряли крысы. Но среди всякого хлама были, например, прекрасные, покрытые синей глазурью терракотовые блюда из земель Ориноко; бивни лохматых слонов с резьбой времен последней антропоидной цивилизации, сделанной для правящего дома Ицсобешикетцихала; пергаменты, спасенные
237
предкамиВолпатоизвеликойАлександрийскойбиблиотеки (среди них два с автографами основателя библиотеки Птолемея Со-тера) и портреты на шелке семи александрийских плеяд, спасенные оттуда же; сундук с карфагенскими орнаментами;
драгоценныеукрашенияработысказочныхкузнецовАтлантиды;
сфера, принадлежавшая, как говорили, Бирше, царю Гоморры, вместе с короной содомского царя Беры; фигурка жреца со све-тильникомизсокровищницьщарстваКарлеона-на-Уске;стреме-на любимого жеребца перса Бахрама, великого охотника и губернатора Медии; гобелены из Зета, Рашка и дворцов ранней династии Неманиджасов, вместе с мантией Милютина; лира, кубок и другие предметы Чанкрианского периода; прекрасная дубовая панель с вырезанными фигурками детей и животных - я очень любил ее, говорили, что панель была вывезена из далекого Лайонесса, перед тем, как он опустился на дно; серебряный медальонсногтембольшогопальцаоснователяДе^порта;другие реликвии,представляющиеопределенныйинтерес.Новседейст-вительно ценное было давным-давно распродано, проедено и пропито.
Я остановился и наугад открыл обитый железными полосами сундучок. В нем лежали книги, обернутые в тонкий пергамент. Мое внимание привлекла одна в расшитом футляре, украшенном рубинами и топазами. Названия у книги не было. Я раскрыл ее и отошел в более светлое место. Это был сборник поэзии. Стихи были написаны от руки, видимо, самим автором. Стихи оказались невероятно скучными одами Стабильности или призывами к Музе. Я перелистал несколько страниц, и мой взгляд упал на более короткое стихотворение из четырех терцин, первые две из которых были нацарапаны на подоконнике в моей комнате. В названии стихотворения упоминался зверь из родового герба на арке главных ворот замка: "Каменный привратник-пес говорит". Я прочел заключительные терцины:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});