рот горлышко фляги, и в глотку полилось густое, как кровь, жгучее хмельное питье. Огонь разлился по моим жилам, и снова я мог бегать, вопить, плясать, как и все другие, зажигать в ночи новые смертоносные зори…
Но вскоре опять воцарилась тьма, мы ушли, оставив позади себя широкий, как небо, ковер пожарища, усеянный красными звездами. Птицы умерли; где-то жалобно блеяли разбежавшиеся овцы, бык утонул в черной реке.
Когда над Лозером занялся день, настоящий день, мы изнемогали, мы были подавлены. Пепел! Мы чувствовали кругом пепел, он скрипел у нас на зубах, мы сами превратились в пепел. Остановились на привал, отдыхали недолго, пора было возвращаться. Кто-то спросил, позевывая, откуда это у Лартигов столько сена и зерна. Помнится, другой сонным голосом ответил, что наши братья в Пон-де-Растеле лучшую часть своего урожая прятали в амбарах католиков-соседей, чтобы драгуны его не трогали.
Гюк неустанно пытался втолковать мне некое новое оправдание, пришедшее ему в голову.
— Не плачь, Самуил! Ведь в огне-то и выковывается меч возмездия господня.
Кажется даже, он обнял меня и зашагал со мною рядом, поддерживая, подталкивая меня и бормоча слова утешения.
Только тогда я понял, что я плачу.
Нам пришлось прикончить Альсида Спасигосподи из рода Шамасов — старик совсем рехнулся. Пока он болтал всякую чушь, нес околесицу только в нашем стане, разговаривал сам с собой и ночной ветер разносил его голос, призывавший к сбору винограда, никто не видел в том дурного, но два раза старика заставали, когда он заговаривал с вражескими фузилерами, принимая их за воинов господних; доказывал, что достаточно сменить одежду, у тебя переменится религия (а ведь сколько наших людей одеты были в платье, снятое с убитых королевских солдат). Словом, ясно было, что в голове у него помутилось. Мы старались не выпускать его из Пустыни, но он, как озорной мальчишка, ловко выскальзывал из наших рук.
Сказать, что мы его умертвили, было бы клеветой на нас: мы помогли ему умереть, с нежной приязнью, с грустью мы Закрыли ставни в доме его долгой жизни.
Когда Жуани, Соломон Кудерк и Гюк решились на это, мой крестный попросил у них:
— Позвольте, я сам это сделаю… Старики должны оказывать друг другу такие услуги.
Старейшина Борьеса окликнул своего приятеля, позвал его прогуляться, чтобы потолковать немного, поспорить, как обычно, подзадоривал его, — поборнику кротости, мол, не защитить свое учение после новых пожаров, свидетелем коих он был. И два старика двинулись потихоньку к Костеладскому зубцу, очень громко споря меж собой. Ветер доносил до нас обрывки пререканий: один взывал к Вивану, другой приводил изречения Бруссона.
Вечером, когда все собрались на молитву, Поплатятся сообщил нашему народу, что бог призвал к себе дорогого нашего брата Спасигосподи как раз в тот миг, когда старейшина рода Шамасов прославлял имя божие, стоя на острой вершине. Мы тоже вознесли хвалу создателю за то, что он единым порывом ветра вознес старца с утеса Костелад прямо в царство небесное.
Праведен будешь ты, господи,
Если я стану судиться с тобою,
И однако же буду говорить с тобою о правосудии:
Почему же путь нечестивых благоуспешен
И все вероломные благоденствуют?
Долго ли будет сетовать земля,
И трава на всех полях — сохнуть?
Скот и птицы гибнут…
Молитвенные сходы стали теперь у нас более длительными и более многолюдными. Долго мы бы не могли терпеть и ждать, если б не взывали к богу, не вопрошали его, ибо до нас доходили вести о новых и новых опустошениях, о злодейских шайках, все более страшных;{102} на смену Шаберу, хозяину постоялого двора в Шамбориго, пришли Флоримон, мельник из Женерака, братья Мишель из Сент-Андре, Лефевр из Гажана, Алари из Буйарга, на смену флорентийцам и отряду Святого Креста пришли белые монахи и брат Габриель, кровожадный отшельник…
Они заражены такой алчностью, что один из них, например, предпочел умереть, но не бросить награбленное, он не захотел выпустить из рук богатую добычу и так и сдох, прижимая ее к груди, когда брат Буске догнал его и порешил: так велика их алчность, что они внушают страх даже своим соратникам, и, говорят, мессир де Марселей приказал своим солдатам стрелять по ним. Слухи об их воровских делах привлекают разбойников отовсюду, — в жажде поживы к ним идут из-за Роны провансальцы, да и всякий сброд из соседних провинций того и гляди бросится на нас. Римско- католическая церковь пускает в ход все средства вплоть до черной магии, прибегая к ней совершенно открыто. И вот доказательство: она поручает колдунам выбирать с помощью своей волшебной палочки, кого отправить на костер,{103} а ведь во времена затишья она сама сжигает чародеев на кострах.
Господь неустанно отвечает чадам своим:
И сокрушу их друг о друга,
И отцов и сыновей вместе, говорит господь;