Итак, смерть и посмертное осуждение являются основными принципами жизни индуса, и судя по безразличию, с каким он относится к земному существованию, можно сказать, что он живет только для того, чтобы умереть. Здесь есть очевидное сходство с тем духом отрешенности, который царил в Египте: египтянин тоже был устремлен к будущей жизни, видел ее будто наяву и в каком-то смысле подготавливал ее. Параллель очевидна, или лучше сказать, обе линии идей пересекаются под прямым углом и исходят из общей вершины. Равнодушие к земному существованию и прочная вера в обещания религии придают истории нации логику, прямоту, независимость и возвышенность. Когда человек мысленно живет одновременно в двух мирах, он взором и душой видит за чертой могилы не мрак, но блеск новой жизни, его мало пугают страхи, при сущие рационалисту, и он считает кончину только переходом к иному существованию. Самые славные моменты человеческих цивилизаций случаются тогда, когда жизнь еще ценится не так высоко, чтобы кроме ее сохранения не видеть иных целей. Откуда же берется такое отношение к жизни? Всегда и всюду оно определяется количеством арийской крови в жилах народа.
Таким образом, теология и метафизические исследования были фундаментом индийского общества. На них строились политические и социальные науки. Брахманизм не разделял сознание гражданское и религиозное. Китайская и европейская идеи разделения церкви и государства была для него неприемлема. Без религии брахманское государство немыслимо. С религией был связан каждый шаг в личной жизни индуса. Религия была всем, она проникала везде, давала смысл всему; она одновременно и унижала и возвышала даже чандала, и этот ничтожный человек получал основание для гордости и находил существ более низких, чем он, и достойных презрения.
Под сенью науки и веры поэзия нашла великих творцов в священных обителях отшельников. Aнaxopeты, спустившись с невиданных высот медитации, покровительствовали светским поэтам, поощряли их и даже соперничали с ними. Валъмики, автор «Рамаяны», был почтенным аскетом. Оба рапсода, Кусо и Лаво, которым он поручил заучивать и декламировать свои стихи, были сыновьями самого Рамы. В царских дворцах тепло принимали интеллектуалов, а часть брахманов занималась только поиском талантов. Поэмы, элегии, другие произведения занимали место рядом с объемистыми плодами суровых наук. Драма и комедия, озаренные светом настоящих гениев, с блеском изображали нравы настоящего и великие деяния прошлого. Достойное место в ряду знаменитых мемуаристов занимает Калидаса. Хотя надо заметить, что понятие индусов об истории отличается от нашего отсутствием стройного и последовательного изложения фактов и событий.
Однако я не могу сказать, что такой расцвет независимой свободной мысли, каким бы выдающимся он ни казался нам, не способствовал последнему крупному восстанию, одному из самых разрушительных, какие испытал брахманизм. Я приступаю к разговору о рождении буддистских доктрин и об их политических следствиях.
ГЛАВА III
Буддизм; его поражение; нынешняя Индия
Мы оказались в эпохе, которая по сингалийскому летоисчислению относится к VII в. до н. э., а по другим буддистским календарям, распространенным на севере Индии, к 543 г. до н. э..[148] К этому времени очень опасные идеи проникли в ветвь индийской науки, называемую философией санкхья. Два брахмана, Патанджали и Капила, проповедовали, что принципы Вед бесполезны для совершенствования человека и что для лучшего перевоплощения достаточно индивидуального, не скованного правилами, аскетизма. Согласно этому учению, все люди имеют право, не страшась потусторонних последствий, презирать принципы брахманизма и делать то, что брахманизм запрещает.
Такая теория могла разрушить общество. Однако она была слишком научной и не проникла в политику. Но то ли в идеях, породивших ее, было нечто большее, нежели случайная догадка, или очень практичные люди глубоко их восприняли, случилось так, что один принц самого знатного происхождения, принадлежавший к ветви солнечной расы, по имени Сакья, сын Суддодхана, царя Капилавасту, начал приобщать население ко всему, что было либерального в этой доктрине.
По примеру Капилы он учил, что ведические наставления бесполезны; он считал, что ни литургические тексты, ни аскетические упражнения, ни страдания не помогут преодолеть препятствия земной жизни; что для этого достаточно соблюдать моральные законы, в которых больше говорится о любви к другим, чем к себе. В качестве высших добродетелей он проповедовал свободу, воздержание, науку, энергичность, терпение и сострадание. Впрочем, в вопросах теологии и космогонии он принимал учение брахманизма за исключением его чрезмерных обещаний. Он утверждал, что поведет людей не только в лоно Будды, откуда, как учила старая теология, в случае недостатка достоинств приходится вновь начинать ряд земных существований, но в саму сущность совершенного Будды, где находится нирвана, т. е. полное и вечное небытие. Таким образом, брахманизм представлял собой очень сложный пантеизм, а буддизм еще больше усложнял его, доводя до пропасти отрицания.
Но каким образом Сакья собирался распространять свои идеи? Он начал с отрицания трона; он облачился в грубую одежду желтого цвета, которую он находил на свалках и кладбищах или шил сам. Он взял в руки посох и стал жить только на подаяние. Он заходил в города и деревни и проповедовал свою мораль. Встречаясь с брахманами, он дискутировал с ними, и присутствующие часами слушали эти споры. Скоро у него появились ученики. Многие были из воинской касты, а также из вайсиев, которые в то время были богаты, влиятельны и пользовались уважением. Чаще всего он находил сторонников в низших слоях населения. Как правило, он внушал им, что в предыдущей жизни они принадлежали к высшим классам и что они достойны вернуться туда благодаря тому, что слушают его. Поскольку он отвергал Веды, для него не существовало разделения на классы, и он признавал только превосходство добродетели.
Можно представить, как действовали на воображение простых людей такие речи. Сакья обратил в свою веру огромное количество людей, а после его смерти верные ученики продолжали его дело и расширили влияние за пределы Индии, где буддистами стали цари вместе со своим двором.
Однако брахманская организация оставалась настолько мощной, что реформисты не осмеливались проявлять такую же враждебность на практике, как в теории. В принципе отрицалась религиозная необходимость каст. В области политики реформа также не находила для себя применения, и несмотря на некоторые потрясения в области догматов основы общества оставались незыблемы.
Такое положение свидетельствует об исключительной силе брахманизма.[149] Спустя двести лет после смерти Сакья в стране, где был буддистский царь Пиадасси, брахманы пользовались почетом, и настоящая война, нетерпимость и преследования начались только в V в. н. э. Таким образом, буддизм в течение по крайней мере 800 лет существовал рядом с древней системой и не имел достаточно силы, чтобы вступить в открытую борьбу.
Не было речи о недостатке желания. Число приверженцев буддизма продолжало возрастать. Им внушалось: «Слушайте, и вы поднимитесь выше». В рядах брахманов было немало людей невежественных, среди кшатриев, воинов были такие, кто не умел воевать, среди вайсиев встречались ленивые или неспособные.[150] Все это делало секту привлекательной для высших классов.
Увеличивалось число монастырей. Туда приходило все больше верующих, а для восхваления новой религии использовались искусства, которые создала и усовершенствовала древняя цивилизация. Пещеры Магатании, Бауга на пути в Уджеин, гроты Элефанта — все это буддистские храмы. Весь пантеон брахманизма, увеличившийся вдвое за счет новой мифологии — всех будд, всех боддхисатв и прочих плодов воображения, присущего в основном черной расе, — превратился в разрушительную силу. Брахманы поняли, что пора спасать общество, созданное ими. Началась борьба — ее начало приходится на V в., — которая закончилась только в XIV в.
Можно сказать, что буддизм заслужил свое поражение, потому что оказался бессильным перед последствиями. С самого начала он черпал силы среди отщепенцев, он перестал быть универсальной религией и закрыл для себя все пути к совершенствованию. Кроме того, он не смог сразу разрушить кастовую систему и был вынужден принять ее на практике, осуждая ее теоретически.[151] Цари-кшатрии и обращенные брахманы должны были, рано или поздно, затосковать о своих прежних привилегиях.
Буддизм по всем позициям проигрывал битву, а во II в. он исчез с территории Индии. Он нашел прибежище в таких колониях, как Цейлон или Ява, которые были тоже созданы брахманской культурой, но там победу одержали еретики благодаря этническому составу жрецов и воинов. Диссидентский культ также сохранился на северо-востоке Индии, но там — например, в Непале, — он вырождается и уступает место брахманизму. Короче говоря, он существует там, где отсутствуют касты: в Китае, Аннаме, на Тибете, в Центральной Азии. Всюду он доказывает слабость системы, основанной только на морали и разуме.