— Я разговаривала утром с Арриано, — начала Лейла, — он у Рафейо вроде друга, насколько это возможно.
— Но ведь парень считает всех своими соперниками! — удивился Северин.
— Всех, кроме Арриано, слава Матери, и этот Арриано сообщил мне сегодня прелюбопытные вещи. Сначала он расспрашивал про духи, потом мы заговорили о Корассоне. Розы, лес, сады — просто вежливый интерес. Потом он слегка проболтался. Мол, потому так интересуется Корассоном, что Рафейо рассказывал ему, как там красиво в любое время года. Севи, Рафейо был там всего два раза: один — когда мы возвращались из Кастейи, и второй — когда он привез письмо графа Карло!
— Зимой и поздним летом, — задумчиво сказал Северин. — И он ненавидел это место.
— Так кто же из мальчиков лжет?
— Никто. Впрочем, нет, беру свои слова назад. Рафейо лжет, утверждая, что считает Корассон красивым. Остальное — правда, и мы это знаем.
Они молча пересекли большую площадь перед собором и остановились, чтобы посмотреть на статую Алессо до'Веррада, венчавшую собой фонтан.
— Итак, — заключил Северин, — Рафейо был в Корассоне много раз. Шпионил для своей матери?
— Тасии совершенно наплевать на то, что Мечелла делает, говорит или думает. Арриго идет у нее на поводу, ее сын — будущий Верховный иллюстратор, с чего бы ей беспокоиться о происходящем в Корассоне?
Северин подошел к фонтану, подставил руки под струю и пригладил волосы влажными прохладными ладонями.
— Тогда, может, он шпионит для Арриго? Чтобы узнать, кто отец Ренайо, который может унаследовать трон Гхийаса? Лейла пожала плечами.
— Что сделано, то сделано. Арриго публично признал Ренайо своим сыном. Какое значение имеет, что он там знает или не знает — Каррида мейа, ты что, действительно не понимаешь, о чем думают мужчины? — Он взял жену под руку, и они пошли дальше по улице. — Его это мучает, гложет. Он не хочет ее, но сама мысль, что кто-то с ней спит, не говоря уже о ребенке, для него невыносима.
Лейла не ответила и хранила молчание еще несколько шагов.
— А тебя эта мысль тоже будет глодать? — тихо спросила она.
— Ты забыла, что я не такой, как другие мужчины. Северин имел в виду, что, поскольку он — иллюстратор и при этом хочет детей, ему просто придется пережить такое положение вещей.
— Ты не похож ни на одного мужчину в мире! — воскликнула Лейла. — И я на коленях благодарю Пресвятую Мать за то, что ты есть. И она поцеловала его в губы. При всех.
— Лейла! — раздался женский голос, возмущенный и смеющийся. Затем послышался мужской смех и донеслись слова:
— Надеюсь, это все-таки Северин! Северин вспыхнул. Жена отпустила его.
— Мама! — сказала она и тут же обратилась к нему:
— Севи, это моя мама, Филорма, и мой папа, Хонино.
Пожилой человек расплылся в довольной улыбке. Но как бы искренне Лейла ни называла Хонино своим отцом, Северин понимал, что на самом деле эти слова предназначаются ему.
Глава 53
Дионисо втирал мазь в ноющие суставы, морщась при каждом движении. Весенний дождь, летняя сырость, осенние ветры, зимние холода — все теперь вызывало одну и ту же боль.
Боль стала его врагом, отупляющим разум. Постоянная, неослабная, не такая сильная, чтобы глушить ее серьезными средствами (да и как можно было это себе позволить! Слишком хорошо помнил он трагедию Гуильбарро, который к ним привык), но достаточно глубокая, чтобы просто не обращать внимания. Когда-то давно (кем он тогда был — Мартайном? Сандором? Кем-то, кого уже не вспомнить?) он стал слишком старым для иллюстратора, и вот так же развивалась у него боль: сначала — случайная нежелательная гостья, потом — постоянный пугающий спутник.
Два месяца назад, на Фуэга Весперра, Грихальва праздновали сорок седьмой день рождения своего Премио Фрато. Пир, музыка, послания от далеких послов и итинерарриос, поздравительное письмо от Великого герцога Коссимио, подарки: праздновали широко, ибо в воздухе витало невысказанное — что он может не дожить до чествования в следующем году. У матери Дионисо, Джиаберты, в шестьдесят три казавшейся его не намного старшей сестрой, достало такта подарить ему эту мазь незаметно. Новый состав, сказала она, гарантированно снимающий самую сильную боль. Но тонкие косточки его пальцев все еще терзали раскаленные иглы, и новая мазь оказалась лучше старой лишь в одном — у нее был более приятный запах.
Он закрыл голубой флакон скривившись, потому что крышку надо было крепко закрутить для предохранения от влаги, и откинулся на подушки. Это было нечестно. Столько еще предстояло сделать в образе Дионисо. Будучи Премио Фрато, он мог вести Грихальва, как никто другой. Впервые он так высоко поднялся со времен Риобаро. И он должен был сделать еще многое, к чему подготовили его необозримые годы опыта, что только он и мог сделать. Разве не говорилось, что он лучший Премио Фрато из всех, когда-либо существовавших? Разве не жалели о том, что он не моложе хотя бы на несколько лет?
Эйха, он сделает что может. Корассон продан, деньги помещены под хорошую прибыль. Он нашел четырех кандидаток из восьми— и девятилетних девочек, могущих когда-нибудь стать любовницей Алессио, хотя мальчик только-только вышел из пеленок. Он реорганизовал работу итинераррио, упростил систему цен для портретов по найму в чужих землях. Правда, дураки все равно будут писать нечеткие и неряшливые картины, но он хотя бы открыл каждому глаза на опасность. Рафейо, став Верховным иллюстратором, достроит здание, начатое Дионисо, заставит выполнять правила живописи, и Грихальва станут сильнее, чем когда бы то ни было. Это необходимо для семьи, для до'Веррада, для Тайра-Вирте. Кто лучше его подойдет для этой работы?
Эн верро, никто другой вообще ее не сделает. Он не просто один из иллюстраторов. Он — Единственный Иллюстратор.
И скоро снова станет Верховным.
Дионисо невольно увлекся мечтой, оторвался от ощущения боли в предвкушении юных крепких костей — пока реальность не напомнила о себе вновь. Меквель уже выглядел на все шестьдесят. Он был ровесником Дионисо и согнулся под грузом лет, но руки его были все еще гибки, хотя передвигаться без клюки он уже не мог. Чем дольше продержится Меквель, тем легче будет поставить на его место Рафейо. Мальчику скоро девятнадцать. С каждым сезоном станут возрастать его репутация и влияние. А Меквель, как бы хорошо он ни выглядел, не будет жить вечно.
— Премио Фрато Дионисо?
"Пенсиерро, арривиерро”. — Он мысленно усмехнулся: подумай о нем — и он придет.
— Войди, Рафейо.
Дверь его апартаментов отворилась, и мальчик — теперь уже молодой человек — вошел. Он нес накрытый поднос, источавший тонкие ароматы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});