Впрочем, так и есть. Мы знаем, сколько неизвестных живописных работ разыскал Андроников за годы своего давнего лермонтовского поиска, и помним, что именно ему принадлежит толкование многих картин, акварелей и рисунков поэта в непосредственной связи с его литературным творчеством.
«Теперь, в наше время, – справедливо замечает И. Л. Андроников, – неоспоримо доказано, что рисунки и картины Лермонтова – не развлечение странствующего офицера. Их следует считать как бы записными книжками поэта, частью его вдохновенной, упорной работы. В них подлинный живописный дневник жизни и странствий. Многое среди этого богатства создано великим поэтом во время ссылок. Где бы он ни был, в какие обстоятельства ни ставила бы его судьба, он открывал миру красоты неведомые, всматриваясь в него – в этот мир – зорким взглядом гениального поэта и замечательного художника».
Заслуга в этом, несомненно, принадлежит прежде всего Андроникову.
Именно он открыл нам ту истину, что Лермонтову-поэту и Лермонтову-прозаику постоянно помогал его глаз художника. Так было в «Герое нашего времени» – описание ночного Пятигорска, – где автор дает сначала картину, увиденную глазом, а потом уже услышанную ухом. Так было в неоконченном юношеском романе «Вадим», где мы видим картины поистине рембрандтовские. Так и дальше в воображении Лермонтова часто сначала рождались чисто изобразительные образы (береза в трещине развалин, парус, метеор, слеза, оторванный листок, разбитый челн, облака, опять березы), а потом уже стихи, так всем знакомые:
Люблю дымок спаленной жнивы,В степи кочующий обоз,И на холме средь желтой нивыЧету белеющих берез.
(«Родина»)
Скупо рассказывает Андроников о своих поисках, в частности и за рубежом, живописных работ Лермонтова, но зато как точен и чуток его анализ изобразительного творчества поэта.
«На одном из листов „Юнкерской тетради” Лермонтова, – читаем мы, – мы видим сцену убийства. И хотя Арбенин в „Маскараде” не закалывает Нину, а подсыпает ей яд, – в памяти невольно возникает гибель Нины. Здесь Лермонтов несколькими штрихами карандаша сумел передать состояние безнадежности и одиночества.
В „Юнкерской тетради”, – продолжает Андроников, – есть рисунок, где, по свидетельству однокашника Лермонтова Н. Н. Манвелова, изображен преподаватель юнкерской школы штаб-ротмистр Кнорринг. Рисунок выполнен удивительно. Тонкие нажимы пера, плавно изгибающиеся линии, выразительные заливки чернилами – все образует законченную, стройную композицию».
Очень любопытны наблюдения Андроникова над изображениями тарханских крестьян и фигур из великосветского общества, сцен дуэлей и батальных сцен, набросками из жизни горцев и своих кавказских путешествий.
При этом очень важны размышления Андроникова о работе Лермонтова с натуры и по памяти. Андроников проехал по пути многих лермонтовских рисунков и картин, и его открытия в этом плане весьма примечательны.
Так, в частности, очень интересен его анализ лермонтовской автолитографии «Вид Крестовой горы из ущелья близ Коби».
Называет Андроников и любимых художников Лермонтова – Рафаэля, Пьетро Перуджино, Гвидо Рени и, конечно, Рембрандта, непосредственных учителей поэта – А. Солоницкого, а позже и П. Е. Заболотского.
Все мы помним автопортрет Лермонтова, писанный им в подарок В. А. Лопухиной. Удивительная достоверность. Глубокое проникновение в душу человека, осознающего свое предначертание. Взволнованно-грустные глаза. Кавказские горы и бурка, накинутая на куртку с красным воротником, с кавказскими газырями на груди. Черкесская шашка на кабардинском ремне с серебряным набором.
Потрясающий портрет!
«Замечательно в портрете то, – говорит Андроников, – что он гармонирует с нашим восприятием поэзии Лермонтова. Но не менее замечательно, что Лермонтов написал портрет сам, написал акварелью, глядя на себя в зеркало, и что автопортрет – одна из его лучших живописных работ». Изучением художественного наследия Лермонтова занимались у нас многие ученые. Это и Н. Белявский, и П. Висковатов, и Н. Врангель, и К. Григорьян, и Е. Ковалевская, и И. Фейнберг, и Б. Мосолов, и Н. Пахомов, и В. Сандомирская. И все же первенство в этом, несомненно, принадлежит И. Л. Андроникову.
Конечно, эти исследования далеко еще не закончены.
И прав Андроников, когда пишет:
«Недавно в Советском Союзе опубликованы были листы из альбомов родственницы Лермонтова А. М. Верещагиной, в 1837 году увезенных ею за границу, а ныне находящихся за океаном. В них рисунки, изображающие людей из московского окружения поэта. Многие представляют собою шаржи. Одни и те же лица встречаются не один раз, что позволяет судить о портретном сходстве. Но кто эти люди? Исследователям еще предстоит дать ответ».
Выход альбома «Лермонтов. Картины. Акварели. Рисунки» смело можно назвать событием в нашей культурной жизни.
<…>
…В Переделкине мы соседи. Иногда я захожу к Ираклию Луарсабовичу и всегда нахожу его за работой.
А это великое счастье для писателя – работать.
1982АЛЕКСАНДР ЛОБОДАНОВ. «Спасибо за то, что вы любите хорошее»
Письма Н. М. Малышевой-Виноградовой к И. Л. Андроникову
Эта статья – не только публикация писем известного вокального педагога прошедшего столетия Надежды Матвеевны Малышевой-Виноградовой (1897–1990) к Ираклию Луарсабовичу Андроникову, но и краткий рассказ о теплой и заботливой атмосфере вдумчивой дружбы двух замечательных деятелей отечественного просвещения. В РГАЛИ сохранилось пять писем Малышевой-Виноградовой к Андроникову (Ф. 3143. Оп. 1. Д. 500), охватывающих период с 1965 по 1969 год[47]. Познакомил их супруг Н. М. Малышевой академик Виктор Владимирович Виноградов (1894/95–1969) – выдающийся филолог XX века. Задача статьи – осветить на основе этих немногих, но оттого не менее содержательных эпистолярных фрагментов как взаимные отношения заботливого внимания к творчеству корреспондентов, так и к судьбам русской культуры и искусства.
Виноградова и Андроникова объединяли профессиональные интересы в изучении истории русской словесности. К Виноградову Ираклий Луарсабович всегда относился как к учителю – с глубочайшим почтением и восхищением, пристально следил за его книгами и статьями, черпая в них методологические и конкретно-исторические основания своих текстологических разысканий. В 1962 году Андроников выступил со статьей «О новой отрасли филологии»[48], в которой кратко, точно, в доступной читателям публицистики форме изложил существо учения В. В. Виноградова о языке художественной литературы, основы которого были им заложены еще в 20-е годы XX века в ряде статей и в книге 1930 года «О художественной прозе». Ираклий Луарсабович знакомит читателей с главнейшими положениями двух книг В. В. Виноградова «О языке художественной литературы» (М., 1959) и «Проблема авторства и теория стилей» (М., 1961), определяя как новую отрасль филологии науку о стилях художественной литературы[49].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});