первого, вскрыл его, достал оттуда фотокопии писем Таракана и положил перед Бенефилдом поверх фотографий.
– Вы когда-нибудь раньше видели это?
– Нет, сэр.
– Вы меня удивляете. А помните, как вы написали для нас свое имя сначала правой рукой, а потом левой? Так вот, почерк никогда не врет, даже если попытаться изменить его. Знаете, кто такой графолог, Бенефилд? Сразу два графолога подтвердили нам, что эти письма написали вы, левой рукой.
– Они лгут, – тихо проговорил Бенефилд.
– В самом деле? Они специалисты по почерку, Бенефилд. Вряд ли суд решит, что они лгут. И присяжные тоже.
– Оставьте меня в покое! – взвизгнул Бенефилд. – Я никогда раньше не видел этих писем!
– Мы побеседовали с мистером Пьетро из отеля, в котором вы жили, – продолжал Рис. – Он рассказал нам, что слышал, как вы иногда возвращались домой поздно ночью, а затем уходили опять. Куда?
– Просто… на улицу. В разные места.
– Какие места? На бульвар Голливуд? Куда еще?
– Просто покататься по городу. Мне нравится водить машину.
– А что вы скажете о своей матери? Вы ее навещаете?
Бенефилд вскинул голову:
– О моей… матери? Не впутывай ее сюда, слышишь, черный ублюдок!
Он чуть не сорвался на крик.
Рис с усмешкой кивнул. Затем наклонился над Бенефилдом, глядя ему в глаза:
– У нас есть доказательства, Бенефилд. Есть свидетели, которые видели вас на бульваре Голливуд. Мы знаем все, что нам необходимо. Не хотите сами рассказать нам об этих четырех молодых женщинах?
– Нет… нет…
Он покачал головой, лицо его залила краска.
– Четыре женщины, – повторил Рис, взгляд его ожесточился. – Задушены, изнасилованы и выброшены, словно мусор. А этот фокус с тараканами – какая прелесть! Тот, кто это сделал, наверняка очень больной человек, вы согласны?
– Отстаньте от меня… оставьте меня… в покое.
– Тот, кто это сделал, был извращенцем, которому самое место в дурдоме. Я видел вашу медицинскую карту, Бенефилд, и знаю про Ратмор…
Бенефилд побагровел и выкатил глаза. Со звериным рыком он вцепился в Риса, но Цайтфогель мгновенно вскочил со стула и бросился к нему. Одной рукой Бенефилд схватил Риса за горло. Несколько секунд трое мужчин ожесточенно боролись, пока Цайтфогель не выкрутил Бенефилду руки за спину и не защелкнул наручники.
– Дерьмо поганое! – визгливо заорал Бенефилд. – Грязное черномазое дерьмо! Я туда не вернусь! Ты не загонишь меня туда!
Рис поднялся на дрожащие ноги. Горло чувствовало себя изрядно помятым и глубоко оскорбленным.
– Я пойду выпью чашечку кофе, – прохрипел он. – А когда вернусь, тебе лучше быть готовым к разговору со мной. Иначе я адски осложню твою жизнь, понял?
Несколько секунд он смотрел на Бенефилда в упор, а потом оглянулся на Мёрфи. Адвокат сидел прямо, как статуя, глаза его слегка потускнели. Рис развернулся и вышел из комнаты для допросов.
Палатазин ожидал его снаружи, терпеливо просматривая содержание другого дела. Он поднял голову, и Рис заметил темно-синие круги у него под глазами.
– Ну и как там он? – спросил Палатазин.
Рис пожал плечами и потер горло:
– Он весь на взводе. Я испробовал реплику о матери, как вы советовали, и получил в ответ настоящий взрыв. Как вы узнали?
– Там была какая-то странная история. Согласно вот этому, – Палатазин помахал папкой с делом, – Беверли Тереза Бенефилд умерла в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, упав с лестницы. Она несла чемоданчик и, вероятно, собиралась бросить своего пятнадцатилетнего сына Уолтера. Была середина ночи, соседи слышали какие-то крики, но коронер установил смерть в результате несчастного случая. Так или иначе, Бенефилд упоминал свою мать в недавнем разговоре с мистером Пьетро. Вот я и решил прощупать этот вариант для большего эффекта. А кроме того… – Он достал из кармана рубашки блокнот. – Бенефилд использовал на мисс Харрис тряпку, пропитанную смесью химикатов, взятых с его работы по уничтожению насекомых. В лаборатории сказали, что вдохнуть ее в запертом салоне автомобиля почти равносильно смерти. И еще один интересный момент: они считают, что Бенефилд развил в себе сопротивляемость токсичным газам, как настоящие тараканы. А теперь вопрос: зачем идти на такие сложности и сохранять жизнь своим жертвам? Если это тот, кого мы ищем, то почему он изменил образ действий?
– Потому что он шизик, – ответил Рис.
– Возможно, но даже шизики действуют по какой-то одной схеме. Ну ладно, думаю, пришла моя очередь. Не одолжишь мне сигареты и спички?
Рис достал из кармана рубашки пачку «Кента» и зажигалку.
– Удачи, – сказал он Палатазину, уже входившему в комнату для допросов.
Бенефилд сидел, уронив подбородок на грудь. Палатазин уселся напротив него, отодвинул в сторону письма и фотографии. Закрыл папку с медицинским заключением о смерти Беверли Бенефилд и положил ее на стол.
– Не желаете сигарету, Уолтер? – предложил он.
Бенефилд кивнул. Палатазин прикурил сигарету для него и вставил ему в рот.
– Когда меня отпустят домой? – спросил Бенефилд.
– Еще не сейчас, Уолтер. Сначала нам нужно кое о чем поговорить.
Бенефилд сдвинул брови:
– Я вас узнал. Тот самый коп, что стрелял в меня.
– Да, стрелял, но это был предупредительный выстрел. Я пытался защитить вас от других выстрелов. Они могли убить вас.
– Ох!
– Сними с него наручники, – сказал Палатазин Цайтфогелю.
Детектив хотел было возразить, но потом пожал плечами, достал из кармана ключ от наручников, подошел и открыл их. Бенефилд глубоко затянулся сигаретой, с опаской наблюдая за тем, как Цайтфогель садится на свое место.
– Теперь вам удобно? – спросил Палатазин.
– Вроде бы нормально.
– Вот и хорошо. Я знаю, что лейтенант Рис иногда бывает грубоват. Слишком заносчив. Меня зовут Энди. Ничего, если я буду называть вас Уолтером?
– Я не против. Послушайте, я уже сказал кое-что этому черномазому. Больше он не будет меня доставать.
– Надеюсь, что не будет. Я так понимаю, что он пришел сюда и завел разговор о Таракане, правильно?
– Ага. А я сказал ему, что не понимаю, о чем он толкует.
Палатазин кивнул:
– А почему вы должны это понимать? Таракан пропал. Он больше никого не интересует. Думаю, отдел нравов должен быть ему благодарен. Что вы думаете о проститутках, Уолтер?
Бенефилд долго молчал, глядя на горящий конец сигареты.
– Они все заодно, – тихо произнес он. – Все.
– О-хо-хо.
– Они смеются над тобой, когда ты этого не видишь. Пытаются тебя одурачить.
– Но Таракана они ведь не одурачили?
– Не-а.
Палатазин вспотел под яркими лампами дневного света. Он ослабил галстук и расстегнул воротник.
– Вы работаете дезинфектором в «Аладдине»? Вам нравится эта работа?
Бенефилд с минуту обдумывал ответ, дымя сигаретой.
– Ага, – сказал он наконец. – Нравится.
– Уверен, что вы хороший работник. Что вы используете – один