К тому времени, когда последний мул получил полную шляпу воды, сей сосуд пришел в полную негодность. Но тут явились Дора с Фрицем, в правой руке она держала игольный пистолет, а в левой — о радость! — два ведра.
— К водопою! — сказал я моему главному помощнику. — Выстраивай их снова, Бак.
Орудуя двумя ведрами, вдвоем, мы довольно быстро напоили мулов. А потом я забрал у Фрица рубаху, протер ею ведра, наполнил их и в третий раз объявил водопой, разрешив на этот раз мулам пить из лужи.
Бак распоряжался, не забывая про дисциплину. Когда мы с Дорой ушли, каждый с ведерком воды в одной руке и с пистолетом в другой. Бак все еще по одному пускал мулов к воде. Солнце почти зашло, когда мы с Дорой и собаками вернулись к фургону. В темноте закончили поить коз, свинью, кошек и цыплят, а потом устроили себе праздник. Минерва, клянусь, выпив полведерка воды, мы с Дорой чуть не лопнули.
Забыв о намерении не останавливаться перед ущельем, мы простояли там лагерем три дня, которые провели с большой пользой. Мулы паслись, отъедались, наслаждались обилием воды и еды. Возле колодца я подстрелил степного козла. Мясо, которое мы не смогли съесть, Дора нарезала и засушила. Я наполнил водой все бочонки. Это оказалось нелегко: мы с Баком даже протоптали тропинку к источнику. Наполненные бочонки пришлось там и оставить, а потом по одному перевозить к фургону. На все ушло полтора дня.
Мы жарили свежее мясо и наедались до отвала. Мы даже искупались! В горячей воде. С мылом. С шампунем. Я побрился. Мы сходили к источнику: я — с большим железным чайником, Дора — с ведерком. Потом я развел костер, и мы стали по очереди смывать с себя грязь, охраняя друг друга во время мытья. И на четвертый день утром, направляясь к ущелью, мы были не просто в хорошей форме — мы благоухали и только и делали, что хвалили друг друга.
Больше нехватки воды нам испытывать не пришлось. Где-то над нашими головами лежал снег; мы чувствовали его свежесть в дыхании ветерка и иногда видели между горными вершинами. Чем выше мы поднимались, тем чаще нам попадались ручейки, но в это время года вода их не достигала прерии. Трава была зеленой и свежей.
Наконец мы остановились на горном лугу. Там я оставил Дору возле фургонов вместе с мулами, дав ей четкие инструкции относительно того, что делать, если я не вернусь.
— Я надеюсь, что вернусь к темноте. А если нет, жди неделю. Не больше. Ты поняла меня?
— Поняла.
— Ну, хорошо. Через неделю разгрузишь первый фургон и выбросишь все, без чего сумеешь обойтись в дороге. Сложишь в этот фургон еду, бочонки с водой и пойдешь обратно. Возле ручья наполнишь заново все бочонки. А потом уж не останавливайся нигде, кати весь день до темноты. И доберешься до Сепарации за половину того времени, которое мы ухлопали по дороге сюда. О'кей?
— Нет, сэр.
Минерва, несколькими столетиями раньше я тут же стал бы кипятиться. Но с тех пор я многому выучился. И за десятую долю секунды сообразил, что если меня не будет, то я никак не смогу ее заставить слушаться. И что всякие обещания здесь бесполезны.
— Ну, хорошо, Дора, тогда объясни мне, что ты собираешься делать? Если мне это не понравится, мы немедленно повернем назад к Сепарации.
— Вудро, хоть ты этого и не сказал, но ты дал мне распоряжения на тот случай, если я стану вдовой.
Я кивнул.
— Да, верно. Дорогая, если я не вернусь через неделю, считай себя вдовой. И можешь не сомневаться в этом.
— Понимаю. И ты оставляешь здесь фургоны, потому что не уверен, что повыше их удастся развернуть?
— Да. Возможно, так и произошло с теми, кто пытался здесь пройти до нас. Они добрались до того места, где ни вперед ни назад, и на этом все кончилось.
— Да. Но, муж мой, ты будешь отсутствовать только один день: полдня туда, полдня обратно. Вудро, я не могу представить тебя мертвым… просто не могу! — Дора пристально посмотрела на меня, и глаза ее наполнились слезами, но она не заплакала. — Тогда мне нужно будет увидеть твое тело — я должна удостовериться. И, только получив доказательства твоей гибели, я вернусь в Сепарацию, так быстро, как только возможно. А затем пойду к Меджи, как ты велел. Рожу твоего ребенка и воспитаю во всем похожим на отца. Но сначала я должна убедиться…
— Дора-Адора! Потому-то я и велел тебе ждать неделю. Зачем тебе глядеть на мои кости?
— Могу я закончить, сэр? Значит, так: если ты не вернешься сегодня к вечеру, я сама распоряжусь собой. Завтра с утра я поеду тебя искать на Бетти и прихвачу с собой другого верхового мула, а в полдень поверну назад.
Если я не смогу отыскать тебя, то подымусь повыше и найду место, где можно поставить фургон. Потом я приведу туда этот фургон и, используя его как базу, начну осматривать окрестности. Попробую обнаружить твои следы. Я могла бы пойти по следам твоего мула, но ты не собираешься брать его с собой. Как бы то ни было, я буду искать… искать, пока не иссякнет надежда! А потом… что ж — вернусь в Сепарацию.
Но, дорогой мой, если ты будешь жив, — предположим, сломаешь ногу — и если у тебя останется нож, сомневаюсь, что прыгуны или еще кто-нибудь одолеют тебя. Если ты будешь жив, я отыщу тебя, не сомневайся.
Тут я сдался. Мы сверили часы и договорились, в какое время я вернусь. И верхом на Бьюле, прихватив с собой Бака, я отправился на разведку.
Минерва, до нас по крайней мере четыре отряда пытались пройти через этот перевал — никто не вернулся назад. Я был уверен, что им не повезло, потому что они поторопились, не проявили терпения и не повернули назад, когда опасность стала слишком велика.
Но я был терпелив. Быть может, столетия и не делают человека мудрее, но терпению учат обязательно, иначе долго не прожить. В то утро я обнаружил первую теснину. Было видно, что тут кто-то уже взрывал скалы и, возможно, прошел дальше, но место оставалось чересчур узким, поэтому я занялся взрывными работами.
Никто в здравом уме не потащится на фургоне в горы, не прихватив с собой динамита или чего-нибудь в этом роде. Не ковырять же скалу ложкой или мотыгой, рискуя проторчать в горах до снега.
Я воспользовался не динамитом. Всякий, кто хоть немного знаком с химией, вполне способен изготовить и динамит, и черный порох — я намеревался заняться этим позднее. С собой же прихватил более эффективное средство — совершенно безопасную в обращении и не чувствительную к ударам пластиковую взрывчатку — и держал ее в седельной сумке.
Первый заряд я уложил в ту трещину, где он, по моему мнению, мог принести максимум пользы, вставил взрыватель, но не стал поджигать, а вернулся к мулам, оставшимся за поворотом, и, используя свой мимический талант, попытался объяснить Баку и Бьюле, что скоро будет громкий шум… бах! Но он им не повредит и поэтому беспокоиться не о чем. Потом вернулся, зажег взрыватель и побежал обратно. Положив мулам руки на шеи, я смотрел на часы.
— Сейчас! — сказал я, и гора отозвалась: каа-бум!
Бьюла вздрогнула, но осталась на месте.
— Па-а-а-ах? — спросил Бак.
Я согласился с ним. Он кивнул и продолжил жевать траву. Потом мы втроем поднялись повыше и осмотрелись. Теперь проход был широким, но не очень ровным, и два взрыва послабее позволили расчистить его.
— Ну, как, по-твоему, Бак?
Мул внимательно осмотрел дорогу.
— Ды фугон?
— Один фургон.
— О'гей.
Мы зашли чуть подальше, спланировали работу на завтрашний день, и я вернулся домой в обещанное время. Нам пришлось потратить неделю, чтобы пройти два километра — до следующего, поросшего травой небольшого лужка, где можно было развернуть только один фургон. Потом целый день мы по одному проводили фургоны к следующей базе. Кому-то удалось добраться и сюда: я обнаружил сломанное колесо и прихватил с собой стальную шину и ступицу. Так мы шли день за днем, медленно, но верно: наконец мы протиснулись через последнюю расщелину и стали главным образом спускаться.
Но легче не стало. По фотокартам, снятым из космоса, я знал, что впереди нас ждет река, но она была еще далеко, и нам нужно было спускаться, спускаться и спускаться до того места, где ущелье переходило в долину, пригодную для сельского хозяйства. Я взрывал скалы, рубил кусты, иногда приходилось даже взрывать деревья. Но труднее всего оказалось спускать фургоны с обрывов. Что там крутые места, когда подымаешься в гору, — а нам до сих пор попадались и такие, упряжка из двенадцати мулов может втащить один фургон на любой склон, если есть где поставить копыто, — но спускать их вниз, под гору…
Конечно, у фургонов были тормоза. Но на крутом склоне фургон мог заскользить, а потом свалиться с обрыва и потянуть за собой мулов. Я не мог допустить, чтобы подобное случилось хоть однажды. Конечно, мы могли бы потерять один фургон и шесть мулов, но все-таки продолжать путь. Но меня некому было заменить. А ведь Дора могла и не оказаться в одном со мной фургоне. И если бы он сорвался, мои шансы спастись были бы неважными.