Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винер вынул из заднего кармана и с насмешливой улыбкой протянул Блэкборну маленький пистолет.
— Возьмите, дорогой коллега! Он вам понадобится еще сегодня!
Отец Август подошел с полным стаканом коктейля и тоже протянул его ученому.
— Тюремный бюджет обычно предусматривает стакан ободряющего приговоренному к смерти.
Блэкборн без всякой церемонии оттолкнул его руку так, что содержимое стакана расплескалось, заливая костюм патера, и с достоинством произнес:
— Нет, достопочтенный отец, и вы, — он движением подбородка указал на Винера, — не выйдет! Я еще поживу. Назло вам поживу. Мне еще в очень многом нужно разобраться, очень многое понять, мимо чего я прежде проходил. Стыдно, имея седую голову, признаваться, что только–только начинаешь понимать кое–что в происходящем вокруг тебя… Очень стыдно… Но нельзя больше быть малодушным. Рано или поздно надо перестать прятаться от самого себя. Это ниже человеческого достоинства. Если не хочешь потерять уважение к самому себе, то нельзя становиться глупее страуса. Нужно вытащить голову из травы и посмотреть в глаза жизни. — Блэкборн сделал несколько шагов по комнате, остановился, задыхаясь, и протянул руку к окну, словно ему хотелось распахнуть его, чтобы впустить в комнату свежего воздуха. Задумчиво проговорил: — Я теперь понял, почему для меня не оказалось места в моей стране… Меня терзала мысль: смогу ли я прожить вне Англии, которая столько значила для меня…
— Как видно… — насмешливо бросил Винер.
— Да, как видно, я смогу прожить вне Англии, так как живу уверенностью, что вернусь в нее. Это не может не случиться. Я слишком верю в свой народ, чтобы потерять надежду на то, что он придет в себя и прогонит шайку авантюристов, которые держат в руках власть над ним.
Роу, прищурившись, посмотрел на старика.
— Не имеете ли вы в виду правительство его величества, сэр? — с пьяной важностью спросил он.
— Безусловно.
— Я могу предложить вам работу у себя, профессор, — сказал Винер. — Вы загладите свои ошибки, и Англия примет вас обратно.
— Я не совершал никаких ошибок, — с достоинством сказал старик.
— Если не был ошибкой ваш отказ работать над атомным оружием, значит ошибка в том, что вы прежде делали его?
— Нет, — Блэкборн сделал гневное движение, — и то и другое было правильно. Пока я верил, будто это оружие направлено на разгром фашизма, а следовательно, на благо человечества, я его делал; когда я получил уверенность, что оно направлено на укрепление нового фашизма, а следовательно, во вред человечеству, я готов своими руками уничтожить его.
— Это уже нечто большее, чем простое неодобрение того, что мы делаем, спокойно сказал Паркер.
— Повидимому, у меня действительно нехватает храбрости на что–то главное, что я должен был бы сделать в нынешнем положении, — проговорил Блэкборн. — Что–то, что могло бы стать самым главным в моей жизни… Я это чувствую, но оно ускользает от меня всякий раз, когда нужно подумать до конца.
— Может быть, вы подразумеваете заявление о желании стать коммунистом? — с издевательским смешком спросил Август.
Некоторое время Блэкборн смотрел на него удивленно.
— Нет, — сказал он наконец. — Еще не это. Но неужели вы не понимаете, что если бы к тому, что они пустили в ход сейчас — этот свой план борьбы с засухой и обводнения огромных первобытных пустынь, — прибавить мирное использование атомной энергии, лицо вселенной изменилось бы так, как не мечтал ни один самый смелый утопист?
— А мы с вами, по вашему собственному уверению, болтались бы на перекладине? — спросил Винер.
— Вы — разумеется, — ответил старик, — а что касается меня… я еще не знаю.
— Воображаете, что вы отдали бы то, что еще осталось полезного у вас в голове, русским?
— Зачем это им? У них есть свои головы, не хуже моей.
— Не улизнете, милейший коллега, — не слушая его, проворил Винер, нет! — И, хихикнув, полушопотом добавил: — Разные бывают самоубийства, герр профессор… Разные…
— Вы такой же гангстер, как остальные, — с презрением сказал Блэкборн. — Но я не умру ни от своей пули, ни от вашей. Я хочу видеть, как взойдут эти новые сады там, у русских. И должен сказать, меня чертовски занимает пшеница Лысенко. Это меня занимает.
— Вот как? Это вас занимает? — злобно воскликнул Винер. — А я за свой счет поставил бы памятник тому, кто сравнял бы с землею и эти их сады и вообще все, что русские успеют сделать в этой своей России.
— Вы омерзительны! — с отвращением передергивая плечами, сказал старик. — И не воображаете же вы в самом деле, что те, кому вы угрожаете, бросят вам в ответ букет роз?
— Чорта с два, хе–хе, чорта с два… — Роу сделал несколько не очень твердых шагов, но вернулся к столу и тяжело упал в кресло.
— Кажется, вы не на трусов напали, — проговорил старый физик. — И вообще, господа, должен вам сказать: когда есть кому ободрить людей, есть кому открыть им глаза на истинную ценность всех этих жупелов, люди становятся вовсе уже не такими пугливыми, как бы вам хотелось. Вспомните–ка хорошенько: о том, что сопротивление невозможно, болтали уже тогда, когда появился пулемет. А потом пытались запугать противника газами, танками… Нервы человека выдержали все!
— Давайте–ка попробуем себе представить первый лень атомной свалки, сказал Роу. — Пусть–ка генерал нарисует нам эту картину.
Шверер с готовностью поднялся и, клюнув носом воздух в сторону Паркера, быстро проговорил:
— Я беру на себя смелость подтвердить заявления, сделанные тут господином доктором фон Винером, о принципиальном отличии будущей войны от всех предыдущих. Это будет, если мне позволят так выразиться, война нового типа. Ее точное планирование мы начнем в тот день, когда наука скажет, что справилась с задачей столь же молниеносной переброски десантных войск, с какой мы сможем завтра посылать атомные снаряды.
— Какая ерунда! — пробормотал Блэкборн себе под нос, но Шверер услышал и растерянно умолк, глядя на англичанина. Тот сидел, опустив голову на сцепленные пальцы и закрыв глаза. Тогда Шверер сердито клюнул воздух в его сторону и с еще большей убежденностью продолжал:
— Без такой переброски войск не может итти речь об единственно разумной и, позвольте мне так выразиться, рентабельной войне.
— Как вы сказали? — перебил его Блэкборн. — Рентабельная война?
— Да, именно так я сказал и так хотел сказать. — Шверер быстро сдернул с носа очки и повернулся к физику.
Тот опустил руки и посмотрел в лицо генералу.
— Рентабельная война… — в раздумье повторил он. — Это вы с точки зрения затрат, что ли?
Шверер с досадою взмахнул очками, как будто намереваясь бросить ими в англичанина.
— При чем тут затраты! — крикнул он. — Любая стоимость любой войны должна быть оплачена побежденными. Но с кого мы будем получать, если территория побежденного государства будет превращена в пустыню, а его население истреблено?
— Не это интересует нас, когда речь идет о пространствах, находящихся в орбите коммунизма, — заметил Паркер.
Шверер снова было раздраженно взмахнул очками, но тут же удержал руку, сделал почтительный полупоклон в сторону американца и торопливо оседлал нос очками.
— В последней войне военное счастье оказалось не на нашей стороне, проговорил он и поверх очков посмотрел сначала на Роу, потом на Паркера. Позвольте мне быть откровенным: нас не устроит тот мир, который вы нам готовите.
— А вы уже знаете, что мы вам готовим? — иронически спросил Паркер.
— Господь–бог не лишил нас разума! — ответил Шверер. — Мы понимаем, что значит быть побежденным такими "деловыми людьми", как вы. Именно поэтому мы и думаем уже сейчас о том, как сделать следующую войну рентабельной.
— Я уже сказал, — перебил его Паркер, — нас это не занимает.
— А нас очень!.. Очень занимает! Мы не желаем превращать в прах всю собственную добычу! — раздраженно крикнул Шверер.
— Как вы уверены, что она вам достанется, — с прежней насмешливостью проговорил американец.
— Уверенность, достойная похвалы, — заметил отец Август.
— Война, которую мы будем вести для вас, должна быть оплачена, — сказал Шверер.
— Разве мы возражаем? — Паркер поднял брови.
— И значит, будущий мир должен быть настолько рентабельным для нас всех, чтобы окупить и ту, будущую, и эту, прошедшую, войну.
— Что ж, — покровительственно проговорил Паркер, — бухгалтерия правильная.
С этими словами Паркер поднялся и, отойдя к столику с бутылками, стал приготовлять себе коктейль. Шверер умолк. Ведь он говорил именно для этого американца. В нем Шверер видел представителя единственной силы, способной дать немецким генералам средства на осуществление их новых военных планов, и не только способной дать, но желающей дать и дающей. Шверера не особенно интересовало мнение Винера, так как он знал: этот социал–демократический капиталист только делает вид, будто поднялся до высот, обеспечивающих ему независимость. Шверер отлично понимал, что теперь Винер находится в такой же зависимости от американских генералов и капиталистов, в какой когда–то находился от генералов немецких, и будет так же покорно исполнять все их приказы, как когда–то выполнял его собственные, Шверера, указания. Нет, не Винер интересовал его в этом обществе. И уж во всяком случае не отец Август. Хотя Шверер отлично помнил, что именно этот представитель Ватикана сунул ему первую лепту святого престола на алтарь бога будущей войны, но он также хорошо помнил и то, что лепта эта была в долларах. Роу?.. Шверер исподлобья посмотрел на пьяного англичанина. Нет, эта фигура не внушала Швереру ни доверия, ни страха. Шверер угадывал, что Роу и сам смотрит на Паркера глазами неудачливого и обедневшего соперника; этому дряхлеющему представителю дряхлеющей империи уже никогда не придется полной горстью разбрасывать соверены от Константинополя до Токио — всякому, кто согласен стать ее цепным псом. Нет, тут ждать нечего. Паркер, Паркер! Вот в чью сторону нужно смотреть со всею преданностью, какую способны изобразить глаза Шверера. Паркер! Вот в чью сторону стоит гнуть неподатливую спину! Паркер! Вот для кого тут стоит говорить!
- Ураган. Когда гимнаст срывается - Николай Шпанов - Шпионский детектив
- Лед и фраки - Николай Шпанов - Шпионский детектив
- Мадам Гали. Свободный полет - Борис Громов - Шпионский детектив