спирт нашли… он нашел, — начал лгать Федор. — Под каменным Тумурахом олени испугались коряги и шарахнулись в сторону. Он свалился с нарты, в снег. Потом вскочил, догнал нарту. В руках у него была бутылка — подобрал в снегу. Открыли бутылку, понюхали — спирт. Мы, конечно, выпили его. Что было потом — не помню.
— Это ты нашел спирт? — спросил полицмейстер у другого арестанта.
— Так точно! — бодро ответил тот.
— Одну бутылку?
— Так точно. — В голосе его уже не было той уверенности.
— Вы ее выпили?
— До дна. Пустую бутылку бросили в снег, где была.
— А ту бутылку со спиртом, которую вчера нашли у тебя при аресте, где взял?
Арестант растерянно заморгал глазами. Лицо его покрылось белыми пятнами:
— Тоже, нашел… Вторую бутылку я не показал ему, для себя оставил. Виноват… Простите.
Полицмейстер укоризненно покачал головой и вздохнул. Потом встал, развел руками, опять сел:
— Если бы ты украл, припрятал золото, наконец, убил человека, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты… — полицмейстер повысил голос, — свою находку скрыл от человека, который сделал тебе добро! Ты обидел своего ближнего, нет тебе за это прощения! На десять суток в каталажку!
— Слушаюсь! — опять рявкнул урядник и, притоптывая на месте, велел казакам увести арестованного.
— Еще кто-нибудь есть? — спросил полицмейстер, не обращая внимания на Федора.
— Есть. Поймался на краже золота, ваше высокородие!
— Введите.
В комнату ввели невысокого тщедушного человека в овчинном полушубке. Давно небритое лицо его было худое и бледное.
— За что попался?
— Припрятал фунт золота.
— Украл золото!
— Никак нет, ваше… золото я добыл своими руками и припрятал. Хотел съездить в Бодайбо и закупить провианта для артели. Больно плохая у нас кормежка на прииске, совсем отощали. Раскаиваюсь. Больше этого не повторится. Помилуйте…
Полицмейстер вскочил как ужаленный. Лицо его побагровело:
— Если бы ты тайно торговал спиртом, кого-нибудь надул, наконец, убил человека, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты припрятал золото, и нет тебе за это прощения! На десять суток в каталажку!
Когда и этого увели, полицмейстер с видом страшно уставшего человека опустился на стул и ворчливо спросил:
— Еще есть?
— Есть. Убийца… Убил человеке во время драки в седьмом бараке.
Убийцу привели трое казаков. Он был в кандалах, все лицо в ссадинах и кровоподтеках. Высокий, в плечах — косая сажень, кулаки величиной в пудовую гирю.
— За что попался?
— Ротьку порешил… нечаянно. Мы с ним боролись после ужина во дворе. Ротька-то хоть и верткий, но хлипкий. Схватил меня, гад, за ногу и свалил. Я стукнулся обо что-то твердое, всю морду раскровянил. А он, шельмец, отбежал в сторону и хохочет. Я, понятно, осердился, схватил его хребет руками и подбросил, а поймать не успел. Он возьми и брякнись наземь… Нечаянно убил, вашбродь… Вот вам крест!.. Сроду курицы не зарезал, крови боюсь… Смилуйтесь!.. Не погубите!..
— Смиловаться? — Полицмейстер развел руками, будто хотел сказать: «И рад бы, да не могу». — Если бы ты украл, припрятал золото, тайно торговал спиртом, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты убил человека! Ни за что ни про что! Нет тебе прощения! В каталажку!..
Когда убийцу вывели, Федор осторожно напомнил о себе:
— Я могу идти?
Полицмейстер, который успел забыть о Федоре, грозно спросил:
— За что попался?
— Так вы ж у меня уже спрашивали.
— Врешь, болван!.. Ах это ты. Почему торчишь здесь? Господин урядник, прогоните в шею этого инородца. Пусть больше не попадается. Вы дайте ему понять. Да хорошенечко, чтобы запомнил!
— Запомнит, ваше высокородие!..
Урядник схватил Федора за шиворот и вывел за дверь. Ведя его по узкому длинному коридору к выходу, он спросил:
— Деньги у тебя есть?
— Деньги?.. Какие деньги?
— Если хочешь уйти с целыми зубами, дай рубль.
— Нет у меня денег.
Урядник толкнул ногой дверь, она распахнулась настежь. Тяжелый удар по скуле чуть не свалил Федора с ног. И тут же сильный толчок в сипну — Федор кубарем полетел с крыльца. Во рту — два выбитых солоноватых зуба. Федор выплюнул в снег зубы вместе с кровью, закрыл рукой рот и вышел за ворота полицейского участка.
Прибежав к штабелям, где принимали лес, Федор увидел свои нарты, груженные крепежными стойками. Оленей на месте не было. «Украли», — от этой мысли у него похолодело в груди. Федор торопливо сгрузил лес и побежал искать следы исчезнувших оленей. Он долго бродил по снежной целине вокруг прииска. Болела голова, ныла десна, мучили усталость и голод. «Что же я хожу как неприкаянный? Может, кто-нибудь видел».
Обливаясь потом, Федор прибежал в поселок. По ту сторону Бодайбинки, за мостом, строили здание для управления акционерного общества. На стропилах сидели люди, прибивали доски. Федор увидел, как плотники стали торопливо слезать с крыши и присоединяться к небольшой толпе, собравшейся недалеко от шахты. Подойдя ближе, Федор увидел, что люди чем-то возбуждены, кричат, машут руками, показывая на шахту. От толпы отделился молодой высокий парень с черными кудрявыми волосами, выбивающимися из-под шапки, и во весь дух побежал к большому бревенчатому дому с резными ставнями и наличниками. В этом доме жили инженеры. Парень с головы до ног был забрызган грязью и глиной, он тяжело дышал, на бегу вытирая пот с лица. Уже у крыльца парня догнали несколько рабочих, и они всем скопом вошли в дом.
Толпа тронулась и тоже пошла к дому. Рокот голосов крепчал. Казалось, это надвигается волна, которая вот-вот захлестнет дом.
Из конторы вышел Грюнвальд, на ходу одеваясь в рысью шубу. Он что-то закричал, обращаясь к толпе, замахал руками и трусцой побежал к кибитке, заложенной тройкой. Толпа вслед за Грюнвальдом и инженерами повалила к шахте.
Федор, проводив рабочих глазами, зашел в крайнюю юрту. Спиной к порогу у печки стоял старик, стягивая мокрую одежду. Развесив вещи, тяжело вздохнул и сел на орон. Только теперь он заметил у порога гостя.
— Вот так гибнут люди, — сказал старик печальным голосом и покачал головой. — Тридцать человек землей придавило!..
От старика Федор узнал, что на одной из старых шахт произошла авария. По приказу хозяев из отработанных, уже брошенных шахт рабочие убирали крепежные стойки. Их потом использовали в новых шахтах. Это выгодно. За новые платят подрядчику по полтора рубля за штуку, за старые рабочий получает пять копеек. А что лишенная опоры земля может обрушиться — это богачей мало заботит.
Федор со своей бедой не мог принять близко к сердцу то, о чем говорил старик: из