Читать интересную книгу Азенкур - Бернард Корнуэлл

— Прикинься мертвым, Жюль.

Другого способа отвратить расправу не было: без оружия никого не защитишь. Ланферель поспешил на поиски сэра Джона: тот сумеет оградить его от лучников, а если командующего найти не удастся — можно попробовать добежать до Трамкурского леса и спрятаться в гуще боярышника.

Французы пытались защищаться, но оружия у пленных не было, и лучники, легко переступая по грязи, валили их алебардами хладнокровно и сноровисто. Кто-то из пленников попытался добраться до английских коней — около тысячи стояло под седлами на южном краю поля, — однако пажи, приставленные стеречь скакунов, вскочили верхом и отогнали беглецов туда, где шла резня. На поле царила паника, лилась кровь, слышались крики — одних убивали, других тут же подгоняли к месту бойни. Со всех сторон стекались все новые лучники, пленные пускались бежать через вязкую грязь в поисках спасения, но спасения не было.

Не было его и для Ланфереля. Он сумел добраться до правого фланга английского строя, где у края леса уже занялся огнем домик егеря, из гущи пламени и дыма неслись вопли гибнущих. Лучники, поджегшие дом, при виде Ланфереля кинулись за ним, и он свернул к северу, но между ним и знаменами сэра Джона, развевающимися над строем, оказался еще отряд стрелков. К огромному своему облегчению, Ланферель узнал высокую фигуру и смуглое лицо Николаса Хука.

— Хук! — крикнул он. Лучник не услышал. — Мелисанда!

Ланферель надеялся, что имя дочери перекроет визг и вопли. Вновь зазвучали трубы, собирая англичан под знамена.

— Хук! — отчаянно взревел Ланферель.

— Зачем тебе Хук? — спросил кто-то рядом, и Ланферель, обернувшись, увидел четверых стрелков. — Ты его знаешь? — продолжал высокий тощий лучник с длинным подбородком, держащий в руке окровавленную алебарду.

Ланферель попятился.

— Отвечать будешь? — настаивал лучник, ступая вслед за Ланферелем и ухмыляясь при виде его испуга. — Ты, поди, из богатых? Коль так — оставим жить. Если очень-очень богат.

Лучник полоснул алебардой по ногам француза, рассчитывая прорубить колено и повалить врага, однако тот успел отступить на шаг и не споткнуться в грязи, клинок его не задел.

— Я богат, — без особой надежды признался Ланферель, пытаясь стать поустойчивее. — Очень богат.

— Да он знает английский! — сообщил стрелок спутникам. — Богатый, да еще и говорит по-нашему.

Он выбросил вперед алебарду, копейное жало ударило в набедренник, но сталь выдержала, наконечник лишь скользнул по бедру.

— Так зачем ты звал Хука? — спросил стрелок, отводя оружие для следующего удара.

Ланферель примирительно поднял руки.

— Я его пленник.

Высокий стрелок захихикал.

— Наш Ник? Добыл богатенького пленника? Нет, так не пойдет!

Он нацелил алебарду в грудь Ланферелю, и тот сделал шаг назад, вновь умудрившись не оступиться. Он беспомощно огляделся вокруг в надежде подхватить с земли чье-нибудь оружие. Англичанин, заметив страх на его лице, откровенно ухмыльнулся. Стеганая куртка, надетая на лучнике поверх кольчуги, в нескольких местах была рассечена клинком, так что шерстяная набивка свисала наружу окровавленными клочьями. Красный крест святого Георгия полинял от дождя, отчего налатник с изображением солнца и звезд казался кроваво-красным.

— Незачем Нику Хуку богатеть, — рявкнул лучник и замахнулся алебардой, чтобы опустить ее на незащищенную голову Ланфереля.

И в этот миг француз увидел меч. Короткий, дешевый, неуклюжий меч перевернулся в воздухе. На мгновение Ланферелю показалось, что оружие нацелено в него. И вдруг он понял, что меч брошен ему в подмогу. Клинок, описав круг, перелетел через плечо стрелка, и Ланферель, дотянувшись, успел схватить рукоять. Лезвие алебарды, движимой недюжинной силой лучника, уже устремилось вниз, Ланферелю не оставалось времени отбить удар — он метнулся вперед, уходя из-под топора, и всем весом тела, облаченного в латы, ударил стрелка в грудь, опрокидывая его назад. Древко алебарды стукнуло француза по левой руке, занесенный меч Ланфереля резанул по мешку со стрелами на боку англичанина. Кто-то из остальных стрелков нацелился во врага алебардой, но Ланферель отбил удар и с обычной своей стремительностью полоснул мечом по лицу высокого лучника. Тот отлетел в сторону с окровавленным носом и рассеченной щекой, и Ланферель вновь отступил, нацелив клинок на противника.

Теперь перед французом стояли трое. У двоих, правда, не хватало духу драться, так что оставался один — высокий. Оглянувшись, стрелок увидел приближающегося Хука.

— Мерзавец! — рявкнул он Нику. — Ты дал ему меч!

— Он мой пленник, — ответил тот.

— Король приказал пленных убить!

— Так убей его, Том, — кивнул Хук, явно получая удовольствие от происходящего. — Убей!

Том Перрил, повернувшись обратно к французу, увидел бешенство в глазах Ланфереля, припомнил стремительность, с которой тот отводил удары, и опустил алебарду.

— Убей его сам, Хук, — осклабился он.

— Мессир, — обернулся Хук к Ланферелю, — этому человеку обещали денег, если он изнасилует вашу дочь. Он своего не добился. Но пока он жив, Мелисанде грозит опасность.

— Тогда убей его, — предложил Ланферель.

— Нельзя, я дал обет Богу.

— Зато я не давал никаких обетов. — Ланферель махнул мечом перед носом Тома Перрила, вынуждая лучника отступить.

Перрил испуганно уставился на Хука, не скрывая удивления, затем перевел взгляд на француза. Тот улыбался. Слабый дешевый меч в его руке не шел ни в какое сравнение с алебардой, зато любой боец позавидовал бы той беспечной уверенности, с которой Ланферель шагнул к англичанину.

— Убейте его! — заорал Перрил своим подручным, но те не двинулись с места, и Перрил отчаянно взмахнул алебардой, целя Ланферелю в живот.

Француз легко и небрежно отвел удар, затем поднял меч и сделал единственный выпад.

Клинок вонзился Перрилу в глотку, хлынула кровь. По языку, медленно вывалившемуся изо рта, густо заструился поток крови, проливаясь на меч и пятная руку Ланфереля, не защищенную боевой перчаткой. На миг двое застыли недвижно, затем Перрил, не сводя глаз с убийцы, осел на землю, и Ланферель, выдернув меч, перебросил его Хуку.

— Довольно! Довольно! — Вдоль английского войска, оглашая приказ, скакал латник в одежде с королевским гербом. — Прекратите убивать! Остановитесь! Довольно!

Хук, бредя обратно к строю, поднял взгляд к серым тучам над пашней Азенкура.

Перед английской армией простиралось поле, усыпанное телами убитых и раненых. Трупов было явно больше, чем всех воинов Генриха перед сегодняшней бойней. Изуродованные и окровавленные тела в доспехах лежали бесчисленными грудами — растоптанные, истерзанные, смятые. Люди и кони, брошенное оружие, поверженные флаги, погибшие надежды. Поле, засеянное озимой пшеницей, принесло кровавую жатву.

В дальнем его краю, позади трупов, позади агонии и рыданий, поворачивал к северу третий французский полк.

Французское войско уходило прочь, оставляя Азенкур, торопясь скрыться от смехотворно малой армии, превратившей мир в кровавое месиво.

Все было кончено.

Эпилог

Ясный и холодный ноябрьский день полнился звоном церковных колоколов, радостными криками и звуками песен.

Хук прежде не видел таких толп. Лондон чествовал короля и его победу. Из водяных башен лилось вино, на перекрестках красовались бутафорские замки. Хоры из мальчиков, стариков и девочек, изображающих ангелов, пророков и невинных дев, распевали хвалебные гимны. Король в простом платье, без короны и скипетра, ехал по улицам, за ним следовали знатнейшие из пленников — герцоги Орлеанский и Бурбонский, маршал Франции, еще герцоги и бесчисленные графы, встречаемые добродушными насмешками толпы. Рядом с конными лучниками, охраняющими пленных, сновали мальчишки, силясь дотянуть руку и коснуться зачехленных луков и вложенных в ножны мечей.

— Ты там был? — не отставали они от лучников. — Ты там был?

— Был, — отвечал Хук, уже удаляясь от процессии, криков, гимнов и кружащих в воздухе белых голубей.

С четырьмя спутниками он свернул в узкие улочки к северу от Чипсайда. Отец Кристофер уводил всадников все дальше в проулки, такие тесные, что ехать пришлось друг за другом, то и дело наклоняя голову, чтобы не удариться о нависающие верхние этажи дощатых домов. На Хуке была кольчуга, две пары штанов для тепла, стеганая куртка и сапоги, снятые под Азенкуром с убитого французского графа. Поверх одежды красовался новый налатник с львиным гербом сэра Джона Корнуолла, шею облегала золотая цепь — знак сентенарской должности. Шлем из миланской стали, лишь слегка оцарапанный ударом топора, был прицеплен к седельной луке, с пояса свисал бордоский меч с вырезанной на рукояти фигуркой коня — гербовым знаком француза, некогда владевшего и мечом, и шлемом.