и его порты должны были быть защищены от угрозы нападения со стороны французов и их союзников, в частности кастильцев; и, во-вторых, необходимо было предпринять шаги для создания благоприятных условий, чтобы осуществить это предприятие летом. О масштабах и важности сделанного можно, в некотором смысле, судить по реакции судовладельцев, которые подали петицию королю в парламенте 1415 года о восстановлении старой ставки оплаты в размере 3 шиллинга 4 пенса за тонну в квартал за суда, зафрахтованные для королевской службы[782]. В следующем году, когда Арфлер был блокирован французами, а необходимость доставки припасов и вооружения осажденному гарнизону становилась все более насущной, задачи по сопровождению судов с подкреплением в Арфлер и по отражению любой атаки французов или их союзников с запада были возложены на графа Хантингдона, в непосредственном подчинении которого находились сэр Эдвард Куртене и Джон, лорд Клиффорд[783]. В 1417 году насущная задача по защите Ла-Манша от вражеских кораблей была в основном в умелых руках лорда Кэрью,[784] хотя именно Эдмунд, граф Марч (все сомнения относительно него, которые могли существовать во время Саутгемптонского заговора, остались позади, и теперь граф снова был в королевском фаворе), по сообщениям хронистов, летом того года "проскочил по морю", в то время как в конце июня Хантингдон разгромил эскадру генуэзских караков у Шеф-де-Ко в устье Сены[785]. К 1418 году, когда Генрих уже хорошо контролировал ситуацию в Нормандии (Шербур пал в сентябре), угроза для Ла-Манша начала отступать, хотя сэр Джон Арундел в течение шести месяцев находился в море,[786] на этом посту его сменил Хью Куртене, второй сын графа Девона, в следующем году и еще раз в 1420 году[787].
На то, что к лету 1417 года враг был эффективно истреблен и угроза со стороны моря отпала, указывают два фактора. Флот вторжения 1417 года, по-видимому, не имел особых проблем с доставкой в Нормандию, и почти ничего не слышно об английских потерях на море в результате прямых действий противника. Тактика врага теперь, похоже, заключалась в нападении на порты и побережье южной Англии, чтобы помешать флотам отплыть. Именно эта тактика привела к набегам на Саутгемптон и Портленд в 1416 г.[788] В ноябре 1417 г. Ричард Спайсер согласился служить три месяца в море с сорока лучниками для охраны кораблей в Саутгемптоне[789]. В следующем году возникло опасение, что кастильский флот может напасть на военно-морские базы на южном побережье, чтобы не пропустить сэра Джона Арундела и его пятнадцать кораблей и король приказал построить оборонительные сооружения в Портсмуте, включая башню, которая позволила бы защищать корабли короля, город и окрестности[790].
Эти данные убедительно свидетельствуют о том, что между 1415 и 1418 годами англичане установили эффективный контроль над Ла-Маншем, хотя они не могли предотвратить отправку шотландцами солдат во Францию на помощь дофину. Тем не менее, корабли, идущие из Англии в Нормандию, независимо от того, везли ли они людей, животных, оружие, продовольствие или деньги для оплаты армии короля, нуждались в той или иной форме защиты, а обеспечение эскорта предъявляло довольно постоянные требования к кораблям, экипажам и деньгам. Что же было доступно королю и тем, кто помогал ему организовать военные действия? Как и все его предшественники, Генрих во многом зависел от традиционного права короны призывать судовладельцев предоставить ему в пользование свои суда во время войны. Каждое торговое судно было потенциальным боевым кораблем, как только в его конструкцию вносились существенные изменения: в основном, строительство башен на носу и корме в случае корабля, предназначенного для боевых действий[791], или строительство стойл на корабле, предназначенном для перевозки лошадей по морю. При наличии времени, терпения и денег король мог обеспечить себе таким образом довольно большой флот. Но работы производились медленно, а задержки были частыми. За несколько месяцев до того, как король решал, что ему потребуется транспортный флот, он должен был отдать приказ об конфискации торговых судов вместе с их хозяевами и матросами через местных портовых чиновников, адмиралов, смотрителей Пяти портов или специальных комиссаров, в задачу которых входило обеспечить использование всех судов, обычно грузоподъемностью более двадцати тонн,[792] хозяевам приказывали привести свои корабли в какое-нибудь подходящее место сбора, которым в это время часто был Саутгемптон[793]. За такую услугу владелец получал небольшую плату, а капитан и команда получали обычную зарплату в размере 6 пенсов для капитана и половину этой суммы для матросов, в соответствии с условиями, содержащимися в официальных контрактах[794].
Однако бывали случаи, когда требования не могли быть выполнены. В 1415 году королю пришлось обратиться за помощью в Нидерланды, и этот факт помогает понять его политику, направленную на установление и поддержание хороших отношений с герцогом Иоанном Бургундским и Вильгельмом, графом Голландии, чье согласие было необходимо, прежде чем в этих краях могли быть построены суда, предназначенные для военных целей. В 1416 году корабли из Дордрехта были наняты Генрихом,[795] вероятно, в преддверии его экспедиции для освобождения блокированного Арфлера, а в следующем году, во время второго вторжения в Нормандию, голландские, венецианские и генуэзские суда были принудительно зафрахтованы на английскую службу[796].
Способы обеспечения кораблей и экипажей были традиционными. Разница между правлением Генриха V и его предшественников заключалась в участии самого короля в этой работе,[797] в масштабах осуществленного предприятия и в том, с какой готовностью были удовлетворены его требования. Генриху не только требовалось больше кораблей (об этом свидетельствует то, как он нанимал иностранные суда), ему также было необходимо самому управлять ими. Для короны владение кораблями не было новшеством; новизна, которая отражала как потребности Генриха, так и его решимость их удовлетворить, заключалась в количестве кораблей, фактически принадлежавших самому королю, которые использовались "на службе его величества". Отец Генриха никогда не владел более чем шестью кораблями (в 1401–02 годах), но в 1409 году это число сократилось до двух. Напротив, его сын уже владел восемью, три из которых унаследовал от отца, всего через четыре месяца после своего воцарения в 1413 году, а к июлю 1418 года эта цифра выросла до тридцати девяти и никогда не снижаясь до менее чем тридцати двух после 1417 года. Только во времена Генриха VIII мы снова видим королевские корабли в таком количестве.
Хотя мы не должны слишком легко поддаваться влиянию столь контрастных цифр (стоит также вспомнить, что, по всей вероятности, не все корабли Генриха были в строю в один и