— Еще бы! А ты идешь с друзьями? — Он посерьезнел. — С кем-нибудь, о ком мне надо бы узнать побольше?
— Ну да… Я тебе про него потом расскажу. Когда сам узнаю его лучше.
— Ладно. — Он взъерошил мне волосы, а я сделал вид, будто терпеть этого не могу. — Иди, но только тихонько. С мамой я все улажу.
— Спасибо, — шепнул я и пробрался за дверь. Мне было не по себе, что теперь влетит папе. Но что делать…
Он меня ждал.
— Где ты пропадал вчера? — спросил я, но он, конечно, не понял. Ответил что-то и наверняка подумал, что я тоже тупица. Однако сразу понял, зачем я показываю на дерево.
Я сразу вскарабкался на шестой ярус — легче легкого. И уселся подождать его. До пятого он лез молодцом, а потом очень старался добраться до шестого. Просунул руку между ветками и изгибал ее во все стороны, подыскивая, за что бы ухватиться понадежнее. Выбрал сучок, но он обломился.
Я протянул руку., но не успел: он уже свалился на пятый ярус, уцепился за что-то и приник к стволу. Секунду держался за него, а потом начал спускаться. Быстро-быстро. Я последовал за ним.
Когда я добрался до него, он стоял у ствола.
— С тобой все в порядке? Ты не расшибся? — На его одежде появились пятна от листьев и прореха. — Дай-ка я посмотрю.
Я закатал его рукав. Кожа вся в темно-красных царапинах, но ничего серьезного. Я даже вздохнул от облегчения.
— Мне очень жаль. Правда.
Его сомкнутый рот словно втянулся внутрь щек. Он встал, а я все еще держал его за исцарапанное запястье. Тут золотые радужки у него в глазах расширились, сжимая черноту в точки.
Я словно увидел, как с ладони у него сползло покрытие, хотя не понял, чего он хочет, но тут он ухватил меня за руку. Больно не было, только очень неприятно. У меня все тело напряглось, а по руке побежали мурашки. Пришлось отдернуть руку.
Вид у него стал очень виноватый.
— Да ладно, — сказал я и обнял его за плечи. — Все хорошо, но… наши люди так между собой не общаются, понимаешь?
Я показал ему мою ладонь — никаких мозолей посередине — и покачал головой. Он несколько раз дернул своей головой и пошел от меня. Я думал, он совсем уходит, но он тут же вернулся, указал на землю перед нами, потом на дерево в сотне метров от нас, затем снова на землю. Сказал три коротких слова и еще одно, погромче. Я помотал головой.
Он повторил, но на этот раз поднял руку. Его пальцы были сжаты вместе — три к трем, потом только два, один…
— Марш! — крикнул я и сбил его с толку. Он что-то сказал и начал считать:
— Нат, вифф, руус, ТА!
Я наддавал изо всех сил, но он все равно бежал быстрее меня, а вот дерево огибал медленно, и я почти с ним поравнялся, но вскоре он от меня оторвался. И сказал что-то, пока я пыхтел и отдувался.
— Еще раз? Не сейчас. Давай просто поваляемся на траве.
Он растянулся рядом со мной, но тут же снова сел. И опять сделал знак кончиками пальцев, сжатыми вместе. А! Но затмение предстояло частичное. Что-то там с наклоном орбиты. Вместе с ним я следил за солнцем в сине-зеленом небе. Мне хотелось спросить, делает ли он такой же знак, когда затмевается Чудесник. Те затмения всегда частичные.
Он кончил через минуту, потом указал на свой город.
— Нет! Так рано?
Он указал вниз, нарисовал круги в воздухе и вздернул голову. Я тоже вскинул голову. Ну, конечно, приду.
В позднюю субботу, когда я пошел спать, зарядил дождь; он лил раннее воскресенье, а кончился заполночь. Я не пытался уйти. Даже папа меня не отпустил бы.
Я уж думал, что разминусь с ним, и тут мне в голову пришла одна мысль. Я кончил домашние задания еще до обеда и спросил маму, не помочь ли ей. Она задала мне работу: прибрать в гостиной и ванной, навести порядок на моих дискополках, чтобы все было на своих местах, как она любит. Я закончил как раз к обеду, и все с улыбкой.
— Думаю, после обеда ты захочешь погулять, — сказала она. — Помоги мне прибрать кухню и можешь отправляться. На два часа.
Я, конечно, согласился и даже схлопотал поцелуй перед уходом.
Я опрометью выбежал из города — перистый мох, еще мокрый после дождя, брызгал во все стороны у меня под ногами.
Я надеялся, что понял правильно. Он взмахнул рукой три раза. Между нашими двумя встречами прошло три дня. Человеческий цикл укладывался в двое терайских суток, но у фрухов могло быть и не так.
Под нашим деревом никого не оказалось. Я даже застонал, но тут что-то мазнуло меня по уху. Я поглядел вверх — и нате вам! Сидит в четвертом ярусе и швыряет в меня веточки.
Я полез к нему. На этот раз он добрался до шестого, но я все равно его нагнал. Некоторое время мы сидели там и отдыхали. Я сорвал тонкий зеленый листок и сунул в рот. Он отчаянно ухватил меня за руку.
— Все в порядке, — сказал я ему. Для людей они съедобные, а для него, наверное, вредные.
Тут мы наконец узнали, как зовут друг друга. Его имя я заучил раньше, чем он мое. Мы очень здорово провели время. Бегали наперегонки, и мне так и не удалось его обогнать.
— С кем ты там встречаешься, Кеван? — спросила мама за ужином.
Я чуть не разозлился на папу, что он меня выдал. Но, может, она сама догадалась.
— Кто-то из школы? — мама говорила так, словно ей просто было любопытно, но глаза у нее сощурились.
Рано или поздно мне все равно пришлось бы сказать.
— Кажется, он мой ровесник. Из соседнего города. — Они бы поверили, что он из Кодари, но я не стал врать. — Его зовут Йиналу, мам. Он фрух.
Она замерла. Папа, правда, встревожился только тогда, когда посмотрел на маму.
— Я не хочу, Кеван, чтобы ты с ним играл. Оно не годится тебе в друзья.
— Да почему? И ты, и папа работаете с ними, верно? И Йиналу не «оно»!
— Не смей со мной спорить, Кеван-Леонард!
Мое полное имя! Дальше некуда…
Тут вмешался папа.
— Если он твой ровесник, сынок, то еще не «он» и не «она». Может быть, если…
— Антон, мы обсудим это потом. Кеван, доедай и отправляйся наверх.
Я послушался, но дверь оставил чуточку приоткрытой. Я терпеть не мог, когда они ссорились, но мне надо было знать. Скоро их голоса стали совсем громкими.
…то, ради чего мы работаем, Тира! Мы пытаемся найти контакт с фрухами.
— Неверно! Мы пытаемся понять их. И только тогда будем решать, вступать ли с ними в контакт. Только тогда. Земляне на Терай уже двадцать шесть лет, Комитет действует почти с самого начала, а мы до сих пор их не понимаем.
— Сумеем понять.
— Может быть… и сильно подозреваю, что нам это не понравится.
— Обывательский предрассудок, Тира, из-за которого наши усилия не находят поддержки.
— «Обывательский» вовсе не означает заведомо ложный, Антон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});