да, говорилось в нем, по части потребления мы Запад не догоним. Но у нас есть то, что лучше и выше потребления. Тогда это звучало апологией всего, что есть у нас, — то есть отставания, бесправия, геронтократии, лицемерия и останкинской колбасы[859].
Для характеристики взаимоотношений в этом кругу показательна следующая ремарка Косолапова в интервью касательно дружбы с Меньшиковым:
Сошлись мы впервые на даче Сталина, как ни странно, готовя тезиса ЦК к столетию Ленина. Стас, прямо скажем, из другой страты. Я мог гордиться чем угодно — казачеством, дворянством, а он все-таки сын сталинского министра внешней торговли[860].
То есть пиетет Косолапова к высшему кругу сталинского чиновничества (о котором мы говорили выше) и нежелание какой-либо либерализации политики и экономики были основой деятельности группы. К ней примыкали различные типы охранителей (сталинистов, неосталинистов, «идейных коммунистов», «настоящих большевиков», государственников, русских националистов) и «попутчиков». Последние, имея вполне либеральные по меркам политического класса той эпохи убеждения, могли рассчитывать на получение выгоды от вхождения в команду людей, обслуживающих «первых лиц» страны. Например, среди «попутчиков» были «творческие марксисты» из окружения учителя Косолапова — Эвальда Ильенкова[861].
Помимо указанных в этом тексте людей, в 2007 году Ричард Косолапов передал нам список из примерно двух десятков своих сторонников, остававшихся живыми и активными спустя четверть века после описываемых событий. В него входили бывшие работники аппарата ЦК КПСС, Госплана, партийных изданий. Нет особых сомнений, что в начале 1980-х его клиентела насчитывала не менее 50 человек.
Третьим кругом сторонников и исполнителей планов «банды четырех» была «группа анализа общественного мнения» — институция, созданная в Общем отделе Константином Черненко в 1979 году. Позже она была передана в ведение Отдела писем, выделенного из Общего отдела, но по-прежнему курировалась влиятельным секретарем ЦК. Это была специальная группа консультантов, собранная для изучения критических писем и подготовки на их основе записок, которые должны были информировать Черненко и Секретариат ЦК КПСС о социальных проблемах[862]. Ее возглавил бывший заведующий общим отделом Ленинградского обкома КПСС, «человек Григория Романова» в аппарате ЦК КПСС Борис Алексеев. Он ранее активно поддерживал социологические исследования, направленные на обсчет различных аспектов практической деятельности партийного и советского аппарата[863]. О важности группы для самого Черненко и его публичного имиджа говорит тот факт, что ее создание (наряду с созданием Отдела писем) было анонсировано в специальной статье в журнале «международного коммунистического движения» «Проблемы мира и социализма»[864].
Группа анализа при Черненко могла позволить себе пересчитать данные ЦСУ по оценке «непроизводительных потерь» и решить, что те занижены государственным ведомством в 10 раз. Они свободно манипулировали темой, подводя под понятие «непроизводительных потерь» все, что считали нужным. Например, они считали, что потерей является покупка у селян продукции по заниженным ценам, происходящий от этого износ техники, невыгодный владельцам, и т. п., то есть в общем и целом выступали по данному вопросу в духе аграрных лоббистов, таких же, как Горбачев. Возможно, по этой причине Черненко принимал их материалы, читал, но не спешил передавать Брежневу. В то же время в духе всей «банды четырех» они были догматиками-моралистами:
Мы выезжали в Киргизию, в Узбекистан, Казахстан. И в Киргизии, Узбекистане и Казахстане мы говорили о коммунистической морали, а на самом деле там люди жили по родоплеменным отношениям. Родоплеменные отношения определяли их жизнь[865].
В то же время документы о борьбе с такими явлениями при жизни Брежнева не уходили дальше Черненко[866].
Появление «человека Романова» в аппарате Черненко не было удивительным. Его «патрон» входил в формирующуюся вокруг Черненко консервативную коалицию и уже собирался перебраться в Москву с далекоидущими планами, заслав туда своих эмиссаров. Одним из них был неоднократно упоминаемый выше второй секретарь Ленинградского обкома, с 1980 года — заместитель заведующего (потом первый замзав и и. о. заведующего) Отделом машиностроения ЦК КПСС, а потом и глава (после Романова) ленинградского землячества в Москве Валерий Пименов. В интервью он рассказал, что более 300 ленинградских чиновников в 1970-х — начале 1980-х годов перебрались в Москву на различные высокопоставленные должности[867]. Романов в качестве секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам (15 июня 1983 года — 1 июля 1985 года) получил в подчинение три отдела — оборонный, машиностроения и химии, причем как минимум в двух первых из них ведущими замзавами были его бывшие сотрудники в Ленинградском обкоме (Пименов и Николай Лужин). Даже его помощником в ЦК стал уже работавший там замзавом Оборонным отделом Олег Беляков — бывший замзав оборонным отделом Ленинградского горкома[868].
После прихода к власти Михаила Горбачева «банда четырех», как наиболее очевидные оппоненты реформ, очень быстро потеряла не только свое влияние, но и в большинстве случаев занимаемые должности. Печенев и Прибытков были удалены из аппарата ЦК КПСС в первые две недели после прихода Горбачева к власти. При этом Прибытков получил хорошую должность первого заместителя Госкомитета по охране государственных тайн (Главлита) СССР, а Печенева, который, по выражению Черняева, «пытался играть из себя наполеончика», с сильным понижением назначили заместителем главного редактора журнала «Политическое самообразование»[869].
Сам Горбачев говорит об отставке Стукалина и борьбе с идейным наследием Косолапова как о важной задаче буквально на первых страницах тома своих мемуаров[870], хотя, по словам Стукалина, они были в дружеских отношениях с начала 1970-х, когда консерватор стал депутатом Верховного Совета от Ставропольского края и часто бывал в регионе[871]. Стукалин, который проигнорировал прямое указание Горбачева найти повод отправить в отставку «вообразившего себя вторым Марксом» (по словам генсека) Косолапова, был отправлен послом в Венгрию через четыре месяца после прихода нового генсека к власти. Его место занял новый главный «идеолог» страны (и бывший приятель Стукалина со времен совместной работы в Отделе пропаганды в ЦК КПСС в начале 1960-х годов) Александр Яковлев[872].
Косолапов был низвергнут с должности главного редактора «Коммуниста» на пост профессора философского факультета МГУ (хотя впоследствии смог побыть в должности его декана). На его место пришел его однокурсник по философскому факультету МГУ, бывший коллега по ЦК КПСС, популярный брежневский спичрайтер и один из лидеров «ревизионистов» Иван Фролов[873].
ОТ СЛОВ К ДЕЛУ: РАЗРАБОТКА КОНКРЕТНЫХ ПЛАНОВ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ РЕФОРМЫ
Как упоминалось выше, Андроповым после избрания была создана группа из трех секретарей ЦК (Горбачев, Рыжков и Долгих), перед которой была поставлена задача в обход Совета министров СССР составить