привести ее в мою комнату у Диего или в ее квартиру, чтобы поговорить, только
напомнило бы мне жизнь, которой я жил.
Мы сели на скамейку, лицом к реке. Я положил руку на спинку скамейки, а она
уютно устроилась рядом со мной. Я играл с прядями ее волос, пока мы наслаждались
прохладой ночного воздуха.
Я знал, что она ждала, когда я заговорю, но я понятия не имел, откуда начинать.
Я никогда никому не рассказывал свою историю, никогда, поэтому попытаться рассказать
ее станет самым трудным заданием, с которым я сталкивался. Ее голова устроилась на
моем плече, и она ласково погладила мое бедро, давая понять, что будет ждать меня, что
терпелива. Я поцеловал ее в голову.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Я поняла это, – сказала она с небольшим смешком.
– Ага, и я не умею говорить о подобных вещах.
– Я и это уже поняла, – она поцеловала мою челюсть. – Но я хороший слушатель,
поэтому не торопись.
Глубоко вдохнув, я прислонился к ней для поддержки, и попытался пережить
свою историю.
– Ты знаешь о моей боксерской карьере.
– Знаю. Жаль, что я не видела, как ты боксируешь. Могу только вообразить,
насколько сексуально это выглядело.
Рассмеявшись, я ответил:
– Да, только сексуальный фактор сделал меня настолько хорошим в этом.
– Уверена, что так, но продолжай.
– Джоно был моим тренером, он уничтожил мою карьеру…украл ее у меня,
вообще–то, подсыпая стероиды без моего ведома.
– Да, я читала об этом. Его тогда осудили за то, что проделывал это и с другими
спортсменами. Ты такой не единственный. Ты мог бы очистить свое имя…
– Теперь это не имеет значения, – я поцеловал ее в голову снова и продолжил, –
Но спасибо за заботу. Той ночью я выяснил, что мне запрещен вход на ринг, и я свалился
на самое дно. Я пошел в бар, где знал – никто меня не побеспокоит, и запивал свою
печаль. Джетт был со мной. Он наблюдал, как я выпивал стакан за стаканом, убеждая меня
принять меры, дать отпор, но к тому времени, все сопротивление покинуло меня.
Единственное, для чего я работал всю свою жизнь было украдено у меня, поэтому я
сдался. Все было кончено.
– Мне так жаль, – сказала Лайла, снова поцеловав меня в челюсть.
Я крепко зажмурил свои глаза и попытался утихомирить свой пульс, который
начал увеличиваться. Это намного труднее, чем я думал.
Прочистив горло, я продолжил:
– Там был парень той ночью. Он выяснил кто я и взялся меня провоцировать. Он
начал физически нападать на меня.
– В смысле? Типа пытался нарваться на драку?
– Да.
– Он идиот? Разве он не понимал, кто перед ним?
– Понимал, но еще он думал, что я какая–то киска, которая принимала стероиды,
чтобы добиться того, где я был. Он не учитывал тот факт, что я на самом деле был хорош в
своем спорте.
– Что он сделал?
– Он продолжил нападать на меня. Поначалу я приветствовал боль, но когда он
ударил меня сильнее, я нанес четыре ответных удара. Я вижу это так ярко, будто это
только сейчас произошло. Удар в живот, правый апперкот, потом левый джэб и правый
джэб в висок.
– О, Боже мой, – Лайла прикрыла рот. Я ощущал ее напряжение подо мной и
панику во мне, последовавшую за этим. Я не мог потерять ее после этого, но знал, что
если не расскажу ей, если сохраню этот секрет, я потеряю ее наверняка.
Мое горло сжалось, мои глаза жгло, и я чувствовал как дрожу от нервозности,
страшась, что от следующих произнесенных мною слов, она встанет и уйдет прочь.
– Я…я убил его, Лайла. В считанные секунды, я убил человека и наблюдал, как
он истекал кровью подо мной.
– Нет, – она покачала головой, пока отстранялась, мои кишки сжались от ее
дистанции.
– Мне жаль, – сказал я, слезы потекли по моему лицу. – Я не хотел. Я потерял
контроль. Джетт все прикрыл, и вот тогда я отказался ото всего, переехал с Джеттом, и
начал работать в «Клубе Лафайет», построив его вместе с ним с нуля. Я проводил свои
дни, напиваясь также, напоминая себе, каким монстром я был, или подготавливал девочек.
Я напивался до оцепенения, я, блядь, хотел временно забыть, и поклялся себе, что
позабочусь о тех, чьи жизни разрушил.
– Человек, которому ты покупал подарок… – высказалась она, соединяя точки.
– Да, Мэделин. Она дочь того человека, а Линда его жена.
– Стой, Линда и Мэделин, разве это не та парочка мама–дочка в
«Справедливости»? – я кивнул, пока она пыталась осознать все, что я рассказал ей. Она
еще отодвинулась, и небольшая часть меня сломалась пополам.
– Лайла, пожалуйста, не отстраняйся. Я не могу… – я потер глаза и сказал. –
Мне нужно, чтобы ты поняла меня.
Она подогнула колено и положила его на скамейку, таким образом, она
полностью повернулась ко мне лицом. Она схватила мою руку обеими своими руками и
придвинулась ближе настолько, что оставалась всего в нескольких сантиметрах от меня.
– Тогда продолжай рассказывать, Кейс.
Я кивнул и сказал:
– Каждое Рождество и день рождения, я подбрасывал подарки для Мэделин,
поскольку она не могла получать их от своего отца. Я думал, что это будет только уместно
дарить ей что–нибудь. Еще я оставлял им деньги каждый месяц в почтовом ящике. Я хотел
убедиться, что они справятся. Я был настолько убежден, что они бедствуют, что я
уничтожил их жизни.
– Той ночью, после нашего свидания, когда мы пришли к тебе домой, и ты
рассказала мне о своем отце, я слетел с катушек, потому что все, что мог видеть, – ты
повзрослевшая версия Мэделин. Что у нее будет такая же нелегкая жизнь, как у тебя. Я
растерялся. Я должен был успокоить тебя, но вместо этого, я сбежал, потому что твоя
история поразила меня практически в самую цель.
– У меня никого не было, Кейс. У Мэделин, по крайней мере, есть мать.
– Теперь я понимаю это, – ответил я. – Все это время, я не позволял себе
испытывать чувства к людям, жить нормальной жизнью, потому что считал, что не
заслуживал этого. По крайней мере, до вчерашнего дня, я был готов уйти, наконец,
ускользнуть во мрак, закончить мои чертовы мучения…
– Нет, – сказала Лайла, переползая на мои колени и хватая мою голову своими
руками. – Не говори так, – ее глаза наполнились слезами, и она стирала поцелуями следы
от слез на моих щеках.
– Во мне ничего не осталось, Лайла. Я был на той ступени, когда боль была