Гатчина
– Гляди, Платон, никак драгуны ратиться с нами не желают? – хорунжий Семен Куломин обернулся к уряднику.
Платон Войскобойников тоже пребывал в недоумении – три драгунских роты, вчера вечером пришедшие из Петербурга, никак себя не проявляли и, подойдя к Гатчине, штурмовать ее не спешили.
Хотя гарнизон был никакой – неполная сотня ланд-милиции и инвалидов с пожилым прапорщиком Грушиным во главе, что службу еще во времена курляндского временщика Бирона начинал, да их неполная казачья полусотня, оставленная войсковым старшиной Измайловым в этом небольшом петербургском пригороде.
А потому хорунжий Куломин прекрасно понимал, что атакуй их сейчас драгуны, то придется бежать, бросив гарнизонных солдат и узилище с тремя десятками переветников, среди которых есть сенатор с бабой и девками и гвардейский майор, в Москву с манифестом посланные.
Единая надежда была на дюжину драгун конвоя, что сенатора сопровождали. Солдат не обижали, до пуза всех накормили, и манифест царский им прочитали, показав и подпись государя Петра Федоровича, и печать царскую, к нему приложенную.
Драгуны воодушевились, вдругорядь крест государю на верность целовали и мятежных гвардейцев за измену подлую и обман с присягой великий словами многими хулили. А утром охотниками вызвались в подошедшие к Гатчине драгунские роты ехать – и царский манифест там прилюдно прочитать, и от измены всех отвести…
Это был реальный шанс избежать кровопролития и постыдного отступления. И хоть опасался хорунжий, что верных государю Петру Федоровичу драгун офицеры-изменники под арест возьмут или убить попытаются, но делать было нечего.
С болью глубокой отдал он им манифест и с не меньшей болью приказал привязать к двум лошадям по бочонку хлебной водки, чтобы драгуны в ротах выпили за здравие государя императора. Хорошо знал хорунжий сущность солдатскую…
Отправил охотников и, почитай, почти три часа крутился в нетерпеливом ожидании хорунжий – ни ответа ни привета от драгун не было. И только сейчас показались трое верховых – ехали прямо и руками размахивали в знак мирных намерений.
Семен Куломин запрыгнул в седло, не касаясь стремени, и, сопровождаемый Платоном и двумя казаками, поехал драгунам навстречу. Через пару минут съехались – двое драгун из знакомых охотников, а третий ротный сержант, здоровый крепкий малый. Лицо перечеркнул шрам от удара палашом, водочным запашком изрядно шибает. Сержант и заговорил первым:
– Две наши роты государю Петру Федоровичу верны, и от присяги не отказываемся. На чем крест целовали. А гвардейская рота со всеми офицерами обратно в Петербург отошла…
Гостилицы
А облака-то по небу яркому, словно выстиранному, как корабли плывут, тихо, величаво. Красиво. Какая война, тут лежать надобно да на небо смотреть. И тихо, и покойно на душе, и боль из груди уходит…
– Государь, проснитесь, генералы Измайлов и Румянцев с викторией из Дьяконова подошли. Ваше императорское величество сейчас ожидают! – Адъютант бережно склонился над ним.
Петр открыл глаза – день явно клонился к вечеру. Солнце уже не жарило, но еще давало много тепла. Выпил кваса спросонок, закурил и опамятовался. Но на душе спокойно было, умиротворенно.
Император медленно осмотрелся кругом – сотен шесть пленных в разных гвардейских мундирах были заняты печальным делом. Кто копал новые могилы, кто хоронил в уже отрытых ямах убитых в бою. Пылили фургоны, хрипло стонали где-то рядом раненые.
Сербские гусары с нехорошим энтузиазмом обдирали погибших лейб-кирасиров – охапками волокли палаши, пистолеты, кирасы и в кровавых пятнах обмундирование. Зрелище не для слабонервных.
Далеко, у мызы, виднелись густые колонны пехоты, повозки, орудийные упряжки. А внизу стояла целая толпа из генералов, адъютантов, штабных офицеров. Петр выбросил окурок в сторону и решительным шагом направился к ним.
– Господа генералы, поздравления приберегите, грех большой братоубийством заниматься! Поражение изменников после победы здесь полностью решено. Тем паче сейчас флот десант в Петербурге высаживает. Какие у нас потери?
Петр резко сменил тему, взглянул на радостного Гудовича, затем посмотрел на хмурого и бледного Измайлова. Генерал-адъютант чуть спал с лица, но тут же четко доложил:
– Свыше семисот человек, ваше величество. Около двухсот убиты, более пятисот ранены. Конных из них меньше сотни.
– Убитых более трехсот, много солдат ранено. Преображенский батальон, что на нашу сторону в бою перешел, потери малые понес. Большая часть убитых на Воронежский полк пришлась! – не менее четко доложил Измайлов, опираясь на трость.
– Да и тебя, Михаил, задело. Надеюсь, что не сильно. Плохо, господа генералы, очень плохо. Большие потери – худая победа, пиррова. Запомните накрепко – русская кровь не водица, победы достигать только малой кровью. И еще – нынешняя гвардия в грязи вымарала имя императора Петра Алексеевича. И не тем, что мятеж умыслила, а тем, что с поля брани позорно бежала! – после этих слов Петр почувствовал, что закипает, как чайник, поставленный на раскаленную плиту. – Это немыслимо – гвардия умирает, но не сдается! А это была не гвардия – в пьянках и на бальном паркете при дворе только шаркунами, бегунами и хороняками становятся, а не солдатами. Потому за трусость такую отныне гвардия привилегии в чинах перед армией полностью лишается, пока храбростью в боях имя свое снова не прославит и будет держать его честно и грозно. В боях славу находят, а не на дворцовом паркете и в будуарах фрейлин. Вот тогда и привилегии новым гвардейцам будут, и многое другое!
Петр задумался, и неожиданно сверкнуло в голове решение. Но тут его взгляд самопроизвольно уткнулся в двух генералов, что с терпеливым ожиданием взирали на императора.
– Ты, генерал! – Девиер вытянулся, ну что ж, по Сеньке и шапка. – Розыском займись немедля, изменников выявляя, да под караул их сажай. Людей нужных возьми, немногих, да караульных бдительных и верных. И Гудовичу или мне обо всем сказывай немедленно.
Затем император медленно подошел к вытянувшемуся перед ним во фронт Гудовичу, крепко обнял своего молодого генерала и трижды, по старинному русскому обычаю, расцеловал его в щеки.
– А ты, Андрей Васильевич, во всех делах моя голова, я тобой горжусь и тебя люблю. И другим в пример ставлю! Тебе штабные дела, свита, адъютанты, конвой и обозы. И мне в помощь дела решай, как раньше. Мыслю, чинов достигнешь больших за дела свои, для государства Российского нужные. И вы все запомните – приказания Гудовича для вас, как мои собственные, как будто я велел…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});