Читать интересную книгу КГБ в Англии - Олег Царев

Первой на задание Центра откликнулась лондонская резидентура. 25 сентября 1941 года ВАДИМ (Анатолий Вениаминович Горский) направил в центр шифртелеграмму, в которой говорилось, что 16 сентября в Лондоне состоялось совещание Комитета по урану (Урановый комитет Военного кабинета) и что на нем было сообщено следующее:

«Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности если фирму «Империал кемикал индастрис» (ICI) обяжут сделать ее в кратчайшие сроки».

Представитель «Вуличского арсенала» Фергусон заявил, что «запал бомбы может быть сконструирован в течение нескольких месяцев».

В шифртелеграмме содержались некоторая научнотехническая информация и конкретные свидетельства того, что работы по созданию атомной бомбы ведутся также в США. «Комитет начальников штабов на своем совещании, состоявшемся 20.09.41 г., — сообщал далее в шифртелеграмме Горский, — вынес решение о немедленном начале строительства в Англии завода по производству урановых бомб».

3 октября 1941 года Горский направил новую шифртелеграмму с кратким изложением доклада о работах Уранового комитета. В нем содержались сведения о предполагаемой величине критической массы урана в бомбе и проблемах промышленной сепарации урана-235 методом газовой диффузии. Полный текст доклада был направлен диппочтой и в переводе составил 17 страниц ценнейшей информации.

Оба материала были получены от источника лондонской резидентуры Джона Кернкросса. Шифрованные сообщения в Центр по ним готовил Владимир Борисович Барковский, молодой сотрудник, отобранный из числа выпускников Московского станко-инструментального института 1939 года заместителем начальника разведки Павлом Анатольевичем Судоплатовым для работы в Англии сразу по окончании Школы особого назначения. Эта разведывательная школа была создана в 1938 году для подготовки нового поколения разведчиков, пришедших на смену «вычищенным» Ягодой и Ежовым старым кадрам — героям «золотого десятилетия» конца 20-х — первой половины 30-х годов.

Барковский вспоминает, что оба раза Горский вызывал его поздно вечером, видимо сразу по возвращении со встречи, и поручал подготовить краткие телеграфные резюме по материалам на английском языке.

Тема сообщений, естественно, была Барковскому cовершенно незнакома, и он корпел над каждым из них до раннего утра, пытаясь понять, что к чему. Он так же утверждает, что Горский не раскрывал ему источник получения этой информации. (Интервью авторм с В.Б. Барковским.)

Посвящение Владимира Барковского в атомные секреты осенью 1941 года стало одновременно и посвящением его в члены узкого, привилегированного круга разведчиков, получивших на Западе титул «атомных шпионов». Оно в значительной степени определило его служебную карьеру и стало частью его жизненных интересов. Через полтора года после ночных бдений над первыми сообщениями он уже будет достаточно свободно ориентироваться в теории и практике создания атомной бомбы, приняв на связь других источников информации об этом страшном оружии. До этого, однако, предстояло пройти еще тернистый путь.

Леонид Квасников рассказывал, что начальник НКВД Берия отнесся к информации разведки о работах по созданию атомной бомбы подозрительно, считая, что некие враждебные силы путем дезинформации пытаются втянуть Советский Союз в громадные бесперспективные затраты сил и средств. По словам Квасникова, такому выводу способствовало то, что ученые сочли создание атомного оружия если и возможным, то лишь в отдаленном будущем. Имена экспертов, к которым обращался Берия, Квасникову не были известны, но он предполагал, что ими могли быть ученые-физики, томившиеся в лагерях НКВД. От своих подозрений Берия не избавился даже тогда, когда атомному проекту, казалось, был уже дан зеленый свет. Квасников вспоминал, что на очередном докладе материалов по атомной проблеме Берия сказал ему: «Если это дезинформация, — всех вас в подвал спущу». (Интервью автора с Л.Р. Кваснико вым.)

В марте 1942 года в НКВД была подготовлена записка Сталину о проводимых на Западе работах по созданию атомной бомбы. Помимо изложения существа вопроса, в записке содержались конкретные предложения: а) создать при Государственном Комитете Обороны СССР научно-совещательный орган по атомной проблеме; б) обеспечить силами ведущих специалистов научную экспертизу материалов НКВД СССР по урану.

Сохранившийся в деле вариант записки Сталину так и не был подписан Берией. Однако события все же подхлестнули подозрительного шефа НКВД, и второй вариант записки, в сущности мало отличающийся от первого, по свидетельству Квасникова, был все-таки направлен на самый верх. Этот документ в архиве разведки не сохранился.

В феврале 1942 года уполномоченному по науке ГКО Сергею Васильевичу Кафтанову поступила информация армейской разведки о захвате рейдовой группой под Таганрогом немецкого офицера Ганса Вандервельде с непонятными записями в тетради. Специалисты, ознакомившись с ними, отметили, что записи представляют большую ценность, так как свидетельствуют о проводимой в Германии работе по использованию атомной энергии в военных целях. Кафтанов информировал об этом ГКО. Интерес Германии к этой проблеме, видимо, убедил Берию в реальности создания атомного оружия, и он поспешил доложить Сталину информацию разведки из Лондона. (Интервью автора с Л.Р. Квасниковым.)

Советский физик Флеров, с началом войны вступивший добровольцем в ополчение и направленный на курсы Военно-воздушной академии в Йошкар-Олу, не Прекращал размышлять над возможностью использования атомной энергии. Он сообщил о некоторых своих мыслях И.В. Курчатову, в ГКО, а также директору Физико-технического института А.Ф. Иоффе, находившемуся тогда в Казани. Волей судьбы в мае 1942 года Флеров оказался в Воронеже и, знакомясь в университетской библиотеке с зарубежными научными публикациями, обнаружил, что среда них нет ни одной по ядерной проблематике. Это явно свидетельствовало о том, что все исследования в этой области были засекречены. Флеров написал еще одно письмо в ГКО, в котором поднимал вопрос о создании атомного оружия. Его второе письмо было доложено Сталину. В письме были такие слова: «Надо, не теряя времени, делать урановую бомбу».

Когда записки Берии, Кафтанова и Флерова сошлись в одной точке, было принято решение серьезно заняться созданием атомной бомбы в Советском Союзе, а значит, и вести целеустремленный разведывательный поиск информации по этой теме. 26 ноября — в Нью-Йорк, а 28 ноября 1942 года — в Лондон ушли конкретные задания по атомной проблеме. Резидентурам предписывалось пересмотреть под углом зрения новых интересов возможности агентурной сети и принять меры для поиска новых источников. Уже на следующий день, по счастливому стечению обстоятельств, Горский сообщил в Центр о выезде в Канаду профессора Чадвика и еще трех молодых физиков для работы над атомным проектом.

Выполняя задание руководства страны, разведка НКГБ организовала в 1943 году в Нью-Йорке подрезидентуру по линии «XY» — так именовалось научнотехническое направление разведки. Ее возглавил сам Л.Р. Квасников, пионер и большой энтузиаст атомного проекта. Под его началом работали Анатолий Антонович Яцков, Семен Маркович Семенов и Александр Семенович Феклисов.

В лондонской резидентуре в годы войны добыванием секретов атомной бомбы занимались непосредственно Владимир Борисович Барковский, которому Горский сказал: «Ты инженер — ты и разбирайся», и Павел Дмитриевич Ерзин. В 1943 году резидента Анатолия Вениаминовича Горского, получившего первые документальные материалы по «урановой бомбе», сменил Константин Михайлович Кукин, который не только руководил операциями по атомной проблеме, но и принимал в них прямое участие. (Интервью автора с В.Б. Барковским.)

В Центре работу по атомной тематике курировал начальник 3-го отдела 1-го Управления НКГБ, а затем заместитель начальника разведки Гайк Овакимян, непосредственной же обработкой, переводом и подготовкой всех материалов к реализации занималась Елена Михайловна Потапова — кадровая разведчица в звании майора госбезопасности. На некоторых этапах к этой работе подключался сотрудник 3-го отдела Граур. В отдельные, чисто оперативные, вопросы, судя по резолюциям на документах, были посвящены Е. Модржинская, Коген и Устинов.

Овакимян докладывал все оперативные вопросы и информационные материалы, полученные в ходе операции «Энормоз» — так был закодирован в разведке атомный проект — непосредственно начальнику 1-го Управления Павлу Фитину. Через него или через начальника НКГБ Меркулова вся разработка замыкалась на Берии — координаторе работ по созданию советской атомной бомбы.

За пределами НКГБ о добыче секретов атомной бомбы за рубежом были осведомлены только три гражданских лица: зампред Совнаркома и народный комиссар химической промышленности Первухин, его личный секретарь Васин и физик-ядерщик Курчатов.