динамики цен, — сказал я.
Выяснилось, что директор-распорядитель не видел этого постановления. Не ведал он и о многом другом из того, что уже сделало правительство. Вместе с тем я как-то прочувствовал во время нашей беседы возможность того, что отдельные политики, или скорее политиканы, главным образом из России, целенаправленно снабжали его такой информацией, которая отнюдь не располагала Камдессю к договоренностям с нашим правительством.
Не хочу осуждать Камдессю, хотя и можно было предъявить ему ряд претензий. Он все-таки в целом был настроен позитивно. Когда Камдессю, может быть, не совсем умело или не совсем со знанием наших дел подсказывал, как увеличить доход, то за этим, уверен, стояло в конечном счете стремление не дать рухнуть российскому бюджету. На его памяти была практика, когда на утверждение Госдумы представляли нереальные по исполнению бюджеты, зная заранее, что потом будет неизбежная корректировка, а источником необходимых средств был в основном Международный валютный фонд. Он не верил, что мы не пойдем тем же путем. Недоверчиво отнесся он и к моим словам о том, что мы надеемся на дополнительные доходы за счет заработавшей экономики. В качестве примера я специально привел не сырьевые отрасли, а машиностроение, где заказы в январе 1999 года по сравнению с январем 1998-го (!) выросли в 3,5 раза. На его лице был написан скептицизм.
Неверие в наш профессионализм сквозило в замечаниях руководителей МВФ в связи с политикой правительства компенсировать в максимально возможной форме населению катастрофические последствия 17 августа, а это составляло 30 процентов доходов.
При поддержке Маслюкова, Задорнова и министра по сбору налогов Бооса я попробовал доказать, что мы не сможем решить эту задачу за один 1999 год, но уже во второй половине 1998 года мы добились регулярной выплаты зарплаты, пенсий, стали решительно сокращать, а по ряду выплат ликвидировали долги. А с 1999 года начинается компенсация, причем немалая. И средства на нее заложены в бюджет. Но этим компенсация не закончится.
— Вы, очевидно, не учитываете, что в доходную часть бюджета следует добавить суммы, которые понадобятся для корректировки зарплат и пенсий с учетом уровня инфляции, — ехидно улыбаясь, заметил Камдессю.
Ни он, ни кто-либо другой из руководства МВФ не верил, что нам удастся избежать гиперинфляции, остановить резкое обесценивание рубля, — а мы этого добились.
Я был, естественно, максимально сдержан, но уже во время переговоров с Беланже, понимая, что он донесет это до других, сказал:
— Есть три сценария. Один, который мы хотели бы осуществить, — это прийти к согласию с МВФ. Второй — сделаем окончательный вывод, что МВФ не хочет нам дать кредиты. Это будет плохо для страны в целом и для правительства в частности. Думаю, что это и не в интересах МВФ. Однако есть и третий сценарий, который для нас тоже неприемлем, — это выжидательная позиция МВФ и бесконечные переговоры.
А в переговорах с Камдессю энергично подытожил:
— Господин Камдессю, я договорился с вами о том, что мы жестко обеспечиваем двухпроцентный профицит. Я за это отвечаю. На какую цифру для этого понадобится увеличить доходы — я фиксировать сейчас не хочу. Могу вам зафиксировать мое отношение к профициту. Все. Понимаете? Давайте так и договоримся, потому что мы идем по кругу.
Далее. Правительство будет стремиться к тому, чтобы покупательная способность населения в 1999 году в целом была не ниже, чем 85 процентов от периода с 1 января до 17 августа 1998 года, а в 2000 году уже полностью индексирует все потери населения от августовского кризиса 1998 года. Правительство будет делать все от него зависящее для постоянного — хочу это слово подчеркнуть особо — подъема реальных доходов населения. Если хотите, запишем в коммюнике, что МВФ рекомендует нам, чтобы все дополнительные источники были задействованы для достижения этой цели. Вы удовлетворены? — спросил я.
— Хорошо, — согласился директор-распорядитель, но добавил, что следует продолжить встречи и в Москве, и в Вашингтоне, чтобы разработать — «мы уже близки к этому» — согласованное заявление в соответствии с установленными формами в МВФ. Оно явится основанием для предоставления кредита Российской Федерации. — Я не желаю усложнять положение, — подчеркнул Камдессю, — но в будущем, очевидно, не следует перечислять наши средства, предназначенные России, на счет в каком-то третьем банке в Лондоне, Цюрихе или Нью-Йорке. Не хочу этого, потому что считаю, что это ставит вас в какие-то «треугольные» отношения с нами.
Мне оставалось сказать, что если причина задержки в предоставлении кредитов России в «треугольных» отношениях, то чего же проще — не нужен будет никакой контроль за использованием получаемых нами средств, если МВФ просто переведет их с одного своего счета на другой свой счет и зачтет эту сумму за выплату долгов России по кредитам.
Несмотря на трудные переговоры, расстались мы с Камдессю на хорошей ноте. Но к этому времени уже стало ясно, что возможность реального продвижения к соглашению с МВФ хотя и зависит от той личности, которая находится во главе фонда, определяется в наибольшей степени позицией Соединенных Штатов.
Я докладывал Ельцину о переговорах с МВФ. Он по большей части выслушивал молча, но чувствовалось, что хочет договоренности — на эту тему он разговаривал по телефону с Камдессю, когда тот был в Москве.
Практически одновременно с Камдессю у нас проходили встречи с президентом Всемирного банка реконструкции и развития Дж. Вулфенсоном. Переговоры с ним и его командой шли конструктивно, с успехом. Были согласованы крупные займы от МБРР на развитие угольной промышленности, социальные нужды. Но их получение опять-таки зависело — это по уставу Банка — от соглашения с МВФ.
Самые лучшие воспоминания остались у меня и моих коллег от бесед с Вулфенсоном — незаурядным, доброжелательным человеком, стремящимся вникнуть в суть проблем, познать особенности нашей российской действительности и максимально, в меру своих возможностей, помочь нам. С глубокой признательностью отнесся к письму Вулфенсона, направленному им после моего снятия с поста председателя правительства. В этом письме высоко оценивалась деятельность нашего кабинета и выражалось недоумение по поводу его отстранения.
Сумбурная позиция Вашингтона?
Накануне моей поездки в Давос, где раз в год собираются на форум известные представители деловых, политических кругов, главы правительств и даже государств, 14 ноября 1998 года я получил послание вице-президента США А. Гора. Он писал, что направляет мне «откровенный, даже резкий документ», содержащий рекомендации для России. Позже удалось выяснить, что автор прилагаемого к письму А. Гора «Меморандума по вопросу о российском экономическом кризисе» Ларри Саммерс — один из видных американских экспертов, первый заместитель министра финансов США.
Глазам своим не поверил, знакомясь с этим документом, когда увидел, насколько были созвучны его оценки с нашими по поводу причин экономического кризиса в России. Хочу процитировать дословно:
«Кризис обострил то, что было ясно